Стервятники Уэйптона

Когда юноша спрыгнул с коня, он отложил оружие в сторону. Белокурый юноша перекинул поводья через голову скакуна, порылся в недрах свернутого одеяла и вытащил помятую оловянную кружку. С ней в правой руке он, походкой человека привыкшего к седлу, подошел к костру.

— Я не успел позавтракать, — признался он. — Переночевал у дороги, а утром поспешил на встречу с одним человеком. Поначалу, пока ты не поднял голову, я принял тебя за омбре. Даже малость испугался, — честно добавил он и сел напротив незнакомца, который левой рукой придвинул к нему сковороду и котелок. Правая его рука небрежно покоилась на правом бедре.

Юноша наполнил свою оловянную кружку и с явным удовольствием выпил черный несладкий кофе. Потом налил еще. Жирное остывшее мясо он брал левой рукой, а правой наливал кофе и держал кружку. Положения правой руки незнакомца он, казалось, не замечал.

— Меня зовут Глэнтон, — представился он. — Билли Глэнтон. Техас. Гуадалупский округ. Бросил стадо в Хэйс-сити и думал податься на восток, за золотом. Да только хрен получился из меня золотоискатель! Теперь ищу работу и вот один человек предложил. Как я понял, ты тоже техасец?

Последняя фраза на вопрос похожа не была, скорее на утверждение.

— Техас на мне отпечатался, — буркнул собеседник. — Меня зовут О'Доннелл. Из Пекосриверского округа.

И тот и другой скрыли откуда они именно, поскольку и Пекос и Гуадалупа охватывают довольно большие территории. Но Глэнтон по-мальчишески ухмыльнулся и протянул руку.

— Потрясающе! — воскликнул он. — Я рад встретить даже омбре из родного штата, даже если наши пути расходятся с этого места!

Руки встретились в коротком пожатии — коричневые сильные руки, которые никогда не знали перчаток. Их хватка напоминала стальные пружины капкана.

Рукопожатие, по-видимому, успокоило О'Доннелла. Когда он наливал себе кофе, то держал кружку в одной руке, а котелок в другой, вместо того чтобы поставить кружку на землю и наливать только левой рукой.

— Я был в Калифорнии, — продолжил он откровения. — Перевалил на эту сторону месяц назад. Пробыл в Уэйптоне последние несколько недель, но золотодобыча не по мне. Я вакеро и никогда не пробовал заняться другим делом. Теперь возвращаюсь в Техас.

— А почему не попытать счастья в Канзасе? — спросил Глэнтон. — Там полно техасцев, пригоняющих скот на местные пастбища. Через год они погонят гурты в Монтану и Вайоминг.

— Может быть, и я надумаю. — О'Доннелл рассеянно поднял кружку с кофе. Он держал ее в левой руке, а правая лежала на коленях, почти касаясь большой черной рукоятки пистолета. Но напряжение покинуло его тело. Он казался расслабленным, поглощенным разговором с Глэнтоном. То, что он использовал левую руку и положение правой, казалось бессознательной, механической привычкой, а не результатом настороженности по отношению к нежданному гостю.

— Это великая страна, — объявил Глэнтон, склоняя голову, чтобы скрыть мгновенную, неконтролируемую искру радости в глазах. — Прекрасные пастбища. Города вырастают везде, куда приходит железная дорога. Каждый богатеет на техасской говядине. А разговоры о «коровьих королях»! Хотел бы я узнать о коровьем буме, когда я был мальчишкой! Я мог бы собрать стадо тысяч в пятьдесят голов из тех, бродящих по всему Техасу, рогатых тварей и придержать их для рынка! — Он посмеялся над собственной фантазией.

— Тогда за голову красная цена была шесть монет, — добавил он, словно бы стараясь упоминаниями о всем известных фактах поддержать разговор. — Теперь двадцать долларов еще не предельная цена.

Он опустошил свою кружку и поставил ее на землю рядом с правым бедром. Он продолжал болтать — но естественное движение руки, удаляющейся от кружки, сменилось резким рывком и тяжелый пистолет из кобуры переместился в ладонь.

Два выстрела прогрохотали, словно один продолжительный взрыв.

Светловолосый пришелец качнулся вбок, дымящийся пистолет вывалился из его пальцев, все расширяющееся малиновое пятно внезапно окрасило рубашку. Его большие глаза уставились с насмешливой жалостью к самому себе на пистолет в правой руке О'Доннелла.

— Коркоран! — вымолвил он. — Я думал, мне удалось одурачить тебя…

Язвительный смех пузырился на его губах, циничных до последнего; он смеялся над своей смертью.

Человек, которого на самом деле звали Коркоран, поднялся и безразлично взглянул на свою жертву. Сбоку в его рубашке появилось отверстие, а на ребре огнем горел кровавый рубец. Несмотря на предупреждающий удар свинца пуля Глэнтона прошла слишком близко к цели.

Перезарядив пустую камеру своего кольта, Коркоран пошел к лошади, на которой убитый подъехал к ручью. Не успел он шагу ступить как внезапный звук заставил его резко обернуться и тяжелый кольт снова прыгнул ему в ладонь.

Он хмуро смотрел на человека, стоящего перед ним: высокого, ладно скроенного и одетого в обычной манере фронтирьеров.

— Не стреляй, — спокойно произнес этот человек. — Я Джон Миддлтон, шериф из Уэйптонского ущелья.

Это предупреждение не сняло настороженности другого.

— Дело касалось только нас двоих, — произнес он.

— Я так и подумал. Как бы там ни было, тут я в стороне. Я увидел вас у ручья издалека, когда ехал сверху, а должен был встретиться только с одним. Я не могу полагаться на случай, поэтому я оставил лошадь и прошел сюда пешком. Я наблюдал из зарослей и все видел. Он первым потянулся за оружием, но ты держал руку почти на рукоятке и пальнул на секунду раньше. Меня он одурачил. Его действия были полной неожиданностью для меня.

— Он думал и для меня это будет сюрпризом, — отозвался Коркоран. — Билли Клэнтон всегда хотел быть сверху. Постоянно пытался завладеть инициативой, прежде чем вытащить пушку. Он узнал меня как только увидел; знал, что я знаю его, но подумал, что сможет убедить меня будто бы я незнаком ему. Я подыграл ему. Он мог надеяться на удачу, потому что уверен был — я не стану стрелять без предупреждения, в отличие от него. В конце концов, он поверил, что отвлек меня и схватился за пистолет. Я же все время дурачил его.

Миддлтон взглянул на Коркорана с большим интересом. Ему знакомы были два противоположных рода стрелков. Одни были как Глэнтон: крайне циничные, достаточно мужественные в случае необходимости, но всегда предпочитающие получить преимущество, даже ценой предательства. Коркоран представлял другой вид; люди слишком прямые по натуре или слишком гордые своим искусством, чтобы ловчить, когда есть возможность встретить врага в открытую, полагаясь только на скорость реакции, меткость и самообладание. А то, что Коркоран был еще и стратегом, доказывал его трюк с Глэнтоном.

Миддлтон взглянул на труп. Смерть придала ему черты невинности благодаря юности стрелка, его светлым кудрявым волосам и мальчишескому телосложению. Но Миддлтон знал, что эта внешность скрывала безжалостное волчье сердце.

— Поганый человек! — пробормотал он, глядя на зарубки на костяной рукоятке Глэнтонова кольта.

— Еще какой поганец, — согласился Коркоран. — Мои родственники и его поцапались между собой в Техасе. Он вернулся из Канзаса и убил моего дядю — хладнокровно пристрелил его. Я был в Калифорнии, когда это случилось. Получил письмо спустя год после ссоры. Я двинулся в Канзас, куда, как я вычислил, он должен был вернуться, но встретил человека, который сказал мне, что Глэнтон в этих краях и собирается в Уэйптон. Я перерезал ему путь, расположился здесь на ночь и стал ждать его. Прошли годы с тех пор как мы видели друг друга, но он узнал меня — хотя и не был уверен, узнал ли я его. Это и дало мне преимущество. Ты тот самый человек с которым он должен был встретиться?

— Да. Мне позарез нужен помощник — мастер стрельбы. Я слышал об этом парне и послал ему приглашение.

Миддлтон взглядом обвел фигуру Коркорана, задержался на пистолетах по бокам.

— Ты навесил две пушки, — отметил шериф. — Я видел, что ты можешь сотворить правой рукой. А как насчет левой? Мне встречалось множество ребят с двумя орудиями, а вот кто мог воспользоваться сразу обеими, по пальцам пересчитать можно.