Стервятники Уэйптона

Нет, каковы бы ни были его поступки и причины их вызывающие, его чувства к ней были искренними.

С ужасом она вспомнила свою глупую ярость и необдуманные слова, сказанные Макнабу.

Отчаянье охватило ее, и она поняла, что влюблена в Коркорана, кем бы он ни был. Леденящий душу страх охватил ее, когда она подумала, что Макнаб с друзьями может убить ее любимого. Беспричинная ярость в душе сменилась вполне обоснованным ужасом. Она свернула на другую тропинку и побежала вдоль ущелья к хижине Коркорана. Она почти не заметила, как проскочила через растревоженный центр городка. Огни и бородатые лица промелькнули, словно в призрачном кошмаре, где нет ничего реального, кроме сжимающего сердце страха.

Она не заметила, как оставила позади последнюю группу домов. Ее стали пугать звуки собственных неуверенных шагов и тени деревьев, под которыми, казалось, кто-то прятался.

Наконец впереди она увидела избушку Коркорана, из открытых дверей которой лился желтый свет. Она ворвалась в служебную комнату и столкнулась с Миддлтоном, расхаживающим с оружием в руках.

— Какого дьявола тебе здесь надо? — грубо спросил он.

— Где Коркоран? — потребовала Глория. Она боялась этого человека, про которого узнала, что он то самое чудовище, виновное в большинстве злодейских преступлений, наполнивших ужасом Уэйптонское ущелье. Но опасение за жизнь Коркорана вынудило ее забыть об опасности для себя.

— Откуда мне знать. Я искал его по барам и не смог найти. Жду его здесь с минуты на минуту. А зачем он тебе нужен?

— Не твое дело, — отрезала она.

— Может быть. — Он подошел к ней вплотную. Маска притворства слетела с его смуглого красивого лица. Что-то волчье стало заметно в нем.

— Дура ты, раз пришла сюда. Ты впуталась в дела, тебя не касающиеся. Слишком много ты знаешь. И говоришь слишком много. Не думай, что я дурнее тебя! Мне известно о тебе больше, чем ты подозреваешь.

Ледяной страх заморозил ее тело. Сердце словно бы превратилось в кусок льда. Миддлтон предстал перед ней совершенно другим человеком, абсолютно неизвестным ей. Маска слетела, и дьявольская сущность этого человека стала отражаться в черных, злобных глазах. Взгляд его жег, словно раскаленные угли.

— Я не знаю никаких секретов, — прошептала она пересохшими губами. — И не пыталась их выведать. Я и не догадывалась раньше, что ты главарь «стервятников».

Выражение его лица подсказало ей, какую ужасную ошибку она совершила.

— Так ты и это знаешь! — Голос его был мягким, на грани шепота, но во вспыхнувших глазах во всей своей сути пробудился убийца. — Вот это неожиданность. Я говорил о другом. Кончита сообщила мне, что это ты передала Коркорану о готовящемся линчевании Макбрайда. За это я не стал бы тебя убивать, хотя из-за тебя мои планы здорово пострадали. Но это уже слишком. Завтра мне было бы все равно, а сегодня…

— О, господи! — простонала она, глядя остановившимся взором на огромный пистолет, выскользнувший из кобуры и блеснувший тусклой сталью. Она не смела ни закричать, ни двинуться с места. Она только бессознательно съежилась и ждала, пока удар пули из рявкнувшего пистолета не бросил ее на пол.

Когда Миддлтон стоял над ней с дымящимся стволом, он услышал скрип в комнате позади себя. Он быстро передвинул стол так, чтобы спрятать тело девушки, и повернулся на звук открываемой двери. Из комнаты, моргая на свету, вышел Коркоран с пистолетом в руке. Заметно было, что он только сейчас проснулся от пьяного сна, но рука с оружием не дрожала, тигриная повадка никуда не делась, а глаза были не заспанными и не воспаленными.

Тем не менее Миддлтон прикрикнул на него:

— Коркоран, ты с ума сошел?

— Это ты стрелял?

— Да, пристрелил змею за порогом. Ты, должно быть, рехнулся — глушить виски сегодня, в решающий день!

— Со мной все в порядке, — пробормотал Коркоран, заталкивая пистолет обратно в кобуру.

— Ну, тогда ладно. Я поставил мулов в зарослях рядом со своим домом. Никто не увидит, как мы загрузим их и двинемся отсюда. Поднимемся вверх по расщелине возле моей хижины, как и собирались. Сегодня никто не присматривает за ней. Все «стервятники» в другом конце Ущелья. Ждут сигнала к выступлению. Надеюсь, никто из них не уйдет из лап линчевателей. Да и среди них не мешало бы побольше трупов после схватки. Пойдем! Нам надо навьючить мулов, а это займет время как раз до полуночи. В путь тронемся, когда услышим выстрелы у тюрьмы.

— Подожди!

Послышались торопливые шаги, приближающиеся к хижине. Оба заговорщика повернулись к двери и застыли в неподвижности, пока Макнаб не вломился в нее. Он ворвался в комнату в сопровождении Ричардсона и Старка. Сразу же возникла напряженная атмосфера подозрительности и злобы. Повисло долгое молчание.

— Вы олухи! — раздраженно бросил Миддлтон. — За каким чертом вы ушли от тюрьмы?

— Мы пришли поговорить с тобой, — ответил Макнаб. — Нам стало известно, что ты с Коркораном собрался улизнуть, прихватив наше золото.

Никогда прежде умение Миддлтона сохранять самообладание не выдерживало более сложного испытания. Хотя последнее обвинение раздалось словно удар грома, он выразил не больше эмоций, чем появилось бы на лице напрасно обвиненного честного человека.

— Вы что, ополоумели? — выкрикнул он в удивлении, словно бы позабыв про гнев из-за нелепости обвинения.

Макнаб неловко переминался с ноги на ногу, не уверенный в основательности обвинения. Коркоран смотрел не на него, а на Ричардсона, в холодных глазах которого проглядывала смертельная угроза. Коркоран быстрее Миддлтона уловил, как назревает кульминация этого противостояния.

— Я просто передаю то, что мы услышали. Может быть, это правда, может быть, нет. Тогда ничего плохого не произойдет, — медленно произнес Макнаб. — Но на случай, если вы в самом деле нацелились дать деру, я посоветовал ребятам не ждать полуночи. Они пойдут к тюрьме через полчаса и освободят Миллера с компанией.

Вслед за этим сообщением снова последовало напряженное молчание. Миддлтон не потрудился дать ответ. В глазах у него замерцали гневные огоньки. Не сделав ни единого движения, он все же словно бы пригнулся, приготовился к прыжку. Теперь и он понял, что Коркоран почувствовал прежде: из этого положения им не выпутаться с помощью только словесной баталии, схватка неизбежна.

Ричардсону тоже это было понятно, Старк уже задумался, а Макнаб, если и подозревал что-то, умело прятал свои подозрения.

— Скажем, вы собрались рвать когти, для этого удачный момент именно сейчас, пока парни вытаскивают Миллера из тюрьмы и скрываются в холмах. Не знаю. Не буду обвинять вас. Просто прошу, чтобы очиститься от подозрений, вернуться с нами к тюрьме и помочь освободить захваченных.

Ответ Миддлтона был таким, какого и ждал прирожденный убийца Ричардсон, инстинктивно чувствующий опасность. С молниеносной быстротой он схватился за оружие, но Ричардсон уже держал пистолет в руке, и все-таки Коркоран, не спускавший глаз с хладнокровного стрелка, опередил и его. Не успел Миддлтон поднять свое оружие, как почти одновременно прозвучали два выстрела. Пуля Коркорана пробила мозг Ричардсона как раз вовремя, чтобы не дать тому возможности попасть в Миддлтона. Но свист пули возле самого уха заставил Миддлтона промахнуться при первом выстреле в Макнаба.

Выстрел Макнаба прозвучал на долю секунды раньше Старка. Второй выстрел Миддлтона и первый Макнаба прогрохотали почти разом, но пистолеты Коркорана уже выплюнули пули в плоть гиганта. Так что Миддлтон ощутил только ветерок, колыхнувший прядь волос, а его заряд попал точно в загорелую грудь помощника. Миддлтон стрелял снова и снова, пока гигант валился на пол. Старк уже лежал на полу, умирая, но продолжая давить на спусковой крючок, пока не кончились патроны.

Миддлтон дико оглядывался по сторонам сквозь синий туман, повисший в комнате. В этом клубящемся дыме он различил идолоподобное лицо Коркорана и почувствовал, что в таких делах, которые они устроили, только таким и должно быть выражение лица. Словно суровая тень судьбы, двигался он среди крови и трупов.