Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 61

IV

Сторонники позитивной теоріи прогресса пытаются уврачевать настоящую боль картиной далекаго будущаго, иллюзіей безболѣзненнаго и мирнаго житія въ будущемъ земномъ раѣ; но человѣческое сознаніе, не затемненное догматическими предпосылками, не мирится съ такимъ признаніемъ реальнаго человѣка средствомъ для сверхъ-человѣка будущаго, что и выразилъ геніально въ русской литературѣ Иванъ Карамазовъ, а задолго до него? Герценъ. Представители идеалистическаго теченія конца XIX вѣка въ своей борьбѣ съ позитивной теоріей прогресса только повторяли тѣ аргументы, которые за полъ-вѣка до того были исчерпывающимъ образомъ развиты авторомъ «Съ того берега» и позднѣе? авторомъ «Легенды о Великомъ Инквизиторѣ». Чѣмъ однако нео-идеалисты замѣнили эту еще разъ разбитую ими теорію?? Теоріей до извѣстной степени противоположной и которая можетъ быть обозначена нами какъ мистическая теория прогресса. Согласно этой теоріи, цѣль историческаго процесса является трансцендентной? эта цѣль есть Богъ. Міромъ и исторіей правитъ «абсолютный разумъ», онъ же является мощнымъ объективнымъ выраженіемъ добра, т.-е. уже Добра съ прописной буквы. Зло же является имманентнымъ исторіи, что не мѣщаетъ намъ признавать «трансцендентную раціональность всего сущаго» (см. указанную выше статью С. Булгакова). Мы боремся, страдаемъ и умираемъ не за счастье будущихъ поколѣній, не для достиженія золотого вѣка на землѣ, а для достиженія нѣкоторой трансцендентной намъ великой цѣли, великаго идеала? осуществленія нѣкоего премірнаго плана Создателя міра. А потому абсолютный смыслъ и значеніе имѣетъ и жизнь человѣка и жизнь человѣчества. «Что значитъ найти смыслъ исторіи? Это значитъ, прежде всего, признать, что исторія есть раскрытіе и выполненіе одного творческаго и разумнаго плана, что въ историческомъ процессѣ выражена міровая провиденціальная мысль. Поэтому все, что только было и будетъ въ исторіи, необходимо для раскрытія этого плана, для цѣлей разума»… (ibid.). Все, что только было и будетъ въ исторіи? значитъ, и всѣ возмущавшія Бѣлинскаго жертвы условій жизни и исторіи, всѣ жертвы случайностей, суевѣрія, инквизиции, Филиппа I I и проч., и проч., все это необходимыя ступени для раскрытія плана и цѣлей верховнаго Разума, являющагося въ то же время и абсолютнымъ Добромъ…

Такова эта мистическая теорія прогресса. Нельзя не прійти къ заключенію, что въ ней не меньше пунктовъ minoris resistentiae, чѣмъ въ уже знакомой намъ позитивной теоріи. Одинъ изъ самыхъ слабыхъ пунктовъ сразу бросается въ глаза? это какъ-разъ тотъ пунктъ, въ который бьютъ всѣ карамазовскіе вопросы: чѣмъ могутъ быть оправданы человѣческія страданія не съ нуменальной, а съ феноменальной точки зрѣнія? И болѣе того: какъ примирить «существованіе зла и страданія съ признаніемъ разумнаго, благого и мощнаго начала» (ibid.), какъ примирить Абсолютный Разумъ и Добро съ безвинной человѣческой мукой, благія божественныя предначертанія съ гибелью и страданіями людей? «Нельзя отрицать, что это едва ли не самый трудный вопросъ всего теистическаго міровоззрѣнія»,? признается тотъ же С. Булгаковъ, типичный представитель мистической теоріи прогресса. Какъ же отвѣчаетъ онъ на этотъ «едва ли не самый трудный вопросъ»? Слѣдуя за Вл. Соловьевымъ, онъ даетъ на этотъ вопросъ слѣдующіе три отвѣта. Первый: человѣку предоставлена Богомъ свобода выбора добра и зла; с лишкомъ сто лѣтъ тому назадъ Шиллеръ заявлялъ, что «Богъ попускаетъ злу свирѣпствовать въ мірѣ, чтобы не уничтожить восхитительное явленіе свободы»… Этотъ старый, изъѣденный молью отвѣтъ не удовлетворилъ бы Ивана Карамазова. Свобода выбора? очень хорошо, отвѣтилъ бы Иванъ Карамазовъ, а за него отвѣчаемъ мы: но вотъ передъ нами ребенокъ, затравленный собаками звѣря-помѣщика (вы помните этотъ потрясающій разсказъ въ «Братьяхъ Карамазовыхъ»?); вотъ смерть въ мученіяхъ отъ безсмысленной случайности; вотъ упалъ кирпичъ съ домоваго карниза? и «молодое, полное жизни, надеждъ на будущее, веселое, прекрасное, радостное существо вдругъ обращается навсегда въ негоднаго калѣку» (съ этими словами Л. Шестова мы еще встрѣтимся); вотъ Шешковскій пытаетъ въ застѣнкѣ Радищева и т. д., и т. д. Гдѣ здѣсь свобода выбора добра и зла? Она есть у звѣря-помѣщика, но гдѣ она у затравленнаго собаками ребенка? А вѣдь весь вопросъ именно въ этихъ неповинныхъ страданіяхъ. Возмездіе? Но гдѣ, въ чемъ и кому возмездіе въ случаѣ съ камнемъ, изуродовавшимъ человѣка? Да и никакое возмездіе не можетъ уравновѣсить предсмертной тоски разрываемаго псами ребенка… На все это намъ даютъ слѣдующій второй отвѣтъ: проблему зла невозможно индивидуализировать. Взятые въ отдѣльности, частные случаи неизбѣжнаго зла являются совершенно ирраціональными. Но и это не отвѣтъ на мучительные вопросы Ивана Карамазова, это лишь отказъ отъ отвѣта. Только въ томъ случаѣ этотъ отвѣтъ имѣлъ бы нѣкоторое значеніе, если бы предварительно уже была установлена и доказана разумность зла не въ частныхъ случаяхъ, а въ общемъ; но это какъ-разъ то, что мы подвергли выше сомнѣнію и на что сторонники мистической теоріи прогресса не дали намъ еще удовлетворительнаго отвѣта. Тогда мы слышимъ оть нихъ третій отвѣтъ: всеблагость Бога и міровое зло примиримы лишь на почвѣ трансцендентнаго сознанія… Иными словами это значитъ, что когда мы воскреснемъ изъ мертвыхъ и узримъ воочію вселенскую гармонію, то тогда только мы поймемъ смыслъ безвинной человѣческой муки и воскликнемъ «правъ Ты, Господи!..» «И самъ я, пожалуй, воскликну со всѣми,? говоритъ Иванъ Карамазовъ,?…но я не хочу тогда восклицатъ… (и) отъ высшей гармоніи совершенно отказываюсь. Не стоитъ она слезинки хотя бы одного только… замученнаго ребенка»… Это во-первыхъ. А во-вторыхъ: примиреніе Ормузда и Аримана на трансцендентной почвѣ? это уже дѣло религіозной вѣры, ни для кого изъ насъ въ этомъ направленіи необязательной. Сторонники мистической теоріи прогресса религіозно вѣрятъ, что «въ мірѣ царитъ разумъ и потому событій абсолютно ирраціональныхъ нѣтъ» и что въ этомъ случаѣ религіозное сознаніе велитъ «идти противъ эмпирической очевидности, отрицать ее во имя высшаго знанія»… (слова того же С. Булгакова). Блаженъ, кто вѣруетъ; но мы предпочитаемъ остаться при эмпирической очевидности и не жертвовать ею трансцендентной неочевидности. А такъ какъ вся мистическая теорія прогресса построена на почвѣ вѣры, то мы и предоставляемъ ее въ полное владѣніе вѣрующихъ, да благо имъ будетъ…

V

Итакъ, отвѣтъ на вопросы о смыслѣ жизни въ обоихъ случаяхъ оказался мало удовлетворительнымъ, въ обоихъ случаяхъ основаннымъ на религіозной вѣрѣ: мистическая теорія прогресса требуетъ слѣпой вѣры во всеблагого Бога, позитивная теорія прогресса покоится на догматической вѣрѣ во всеблаженное Человѣчество. Но кромѣ того обѣ эти теоріи недостаточно выдвигаютъ на первый планъ ту живую, страдающую человѣческую личность, отъ имени которой Иванъ Карамазовъ ставилъ свои гнетущіе вопросы и которая для насъ дороже всего въ мірѣ; обѣ эти теоріи построены на почвѣ универсализма и считаютъ невозможнымъ индивидуа-лизировать поставленныя человѣческимъ сознаніемъ проблемы. Возможны однако и другіе отвѣты, возможна и другая постановка самихъ вопросовъ; и въ русской художественной и философской литературѣ послѣдняго десятилѣтія мы какъ-разъ встрѣчаемся съ тремя глубоко интересными попытками еще и еще разъ отвѣтить на неотъемлемые человѣческому сознанію этическіе запросы. Художественное творчество Ѳ. Сологуба и Л. Андреева и философское творчество Л. Шестова взаимно дополняютъ другъ друга въ этомъ отношеніи, тѣмъ болѣе, что художественное творчество двухъ первыхъ настолько же является философскимъ, насколько философ-ское творчество послѣдняго является художественнымъ. И всѣ трое они стоятъ передъ во-просомъ о смыслѣ жизни, и всѣ трое мучительно ищутъ они отвѣта, то сближаясь другъ съ другомъ, то расходясь въ этихъ своихъ поискахъ въ разныя стороны. Мы прослѣдимъ за творчествомъ этихъ писателей, наиболѣе ярко и цѣльно переломившихъ въ своемъ художественномъ сознаніи тѣ тяжелыя проблемы, которыя мучали и Бѣлинскаго, и Герцена, и Достоевскаго и разрѣшить которыя одинаково не смогла и позитивная и мистическая теорія прогресса.