Поэты и убийство

Его остановило взволнованное восклицание поэтессы.

– Нужно ли идти дальше в вашем жутком рассказе? – спросила она дрожащим голосом, – С этим коварным подступом к жертве, когда вы приближаетесь к ней все сужающимися кругами… Не забывайте, что я тоже обвиняемая, с висящим над моей головой смертным приговором! Как вы можете…

– Спокойно, Юлань! – вмешался академик. – Вам не о чем тревожиться! Нет ни малейшего сомнения в том, что вас оправдают! Судьи императорского суда – превосходные люди, я всех их знаю. Могу вас заверить, что они формально заслушают ваше дело, а потом сразу же его закроют.

– Верно, – сказал дворцовый поэт. Ди торопливо продолжил:

– У меня есть для вас, сударыня, хорошие новости. Несколько минут назад я сказал, что донос на генерала Мо и письмо, обвиняющее вас, написаны высокообразованным человеком. Нам удалось доказать, что это одно и то же лицо, что позволяет по-новому подойти к вашему делу, сударыня.

Академик и придворный поэт удивленно посмотрели на судью.

– Расскажите подробнее об убийстве лисьей танцовщицы, – прохрипел могильщик, – В конце концов, это случилось в соседней с нами комнате!

– Верно, сударь. Вы, конечно, знакомы с историей лестницы соправительницы. И с тем, что соправительница Девятого князя использовала дверь за ширмой в зале приемов для…

Рядом с судьей Ди раздался грохот.

Вскочившая поэтесса перевернула кресло. Горящими глазами глядя на судьи, она крикнула ему:

– Глупец! Со своими далеко смотрящими, неуклюжими соображениями! Ты не можешь разглядеть правды у себя под носом!

Она прижала руки к вздымающейся груди в тщетной попытке сдержать тяжелое дыхание.

– Скажу вам, что меня тошнит и я устала от этого мелкого сутяжничества. Вот уже почти два месяца, как оно тянется! Больше я не вынесу. Хватит!

Ударив кулаком об стол, она взвизгнула:

– Шантажистку убила я! Глупец! Она сама этого добивалась! Я вонзила ножницы в ее тощую шею и, отправившись к вам, сыграла свою роль до конца!

Воцарилась мертвая тишина. Пылающим взглядом окинула она сидевших вокруг. Судья Ди потрясение смотрел на нее.

Ло пробормотал:

– Это конец!

Поэтесса опустила глаза и стала рассказывать более спокойным голосом:

– Студент Сун был моим любовником. Знаю, его ослепляла мысль, что отца ложно обвинили. Танцовщица рассказала мне, что студент Сун пошел повидать Шафран. Бедная дурочка, страдающая эротическими галлюцинациями. Держит за любовника завернутый в саван скелет. Страдая от того, что она подкидыш, выдумала отца, который якобы ее посещает. Маленькая Феникс рассказала мне, что поддерживала эту фантазию. И только для того, чтобы она радовалась и учила ее своим невероятным песням. Скажу вам, что Маленькая Феникс была коварной, хитрой сучкой, заслужившей смерть. У Суна она ловко разнюхала мою тайну. Как я уяснила вчера пополудни, этим секретом она и собиралась меня шантажировать. Сначала она собиралась станцевать «Пурпурные облака», но, встретив меня, передумала и решила исполнить «Логово Черного Лиса». Как тонкий намек мне на то, что она встречала Суна там, в развалинах храма.

Юлань говорила с такой быстротой, что снова стала задыхаться, и ей пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Судья Ди лихорадочно пытался понять ее путаную речь. Его тщательно выстроенная концепция рассыпалась на куски еще до того, как он, собрался ее сформулировать. Раздалось бряцание оружия. В беседку вступили трое солдат, привлеченных шумом упавшего кресла и криком поэтессы. Стоя у колонны, офицер наблюдал за сценой нерешительным взглядом. Все глаза были устремлены на поэтессу, которая стояла, положив на стол ладони. И тут судья спросил у нее голосом, который сам едва узнавал:

– А что за тайну узнала танцовщица от студента Суна?

Поэтесса обернулась и подозвала командира конвоя:

– Подойдите сюда. Вы по-человечески обращались со мной и вправе это услышать!

Когда тот подошел, бросив озабоченный взгляд на начальника уезда Ло, поэтесса продолжала:

– Сун был моим любовником, но скоро надоел мне, и я его прогнала. Да, прошлой осенью. Шесть недель назад он провел несколько дней в Озерном уезде. Пришел повидать меня и умолял принять его у себя. Я отказала. Мне опротивели любовники. Я стала ненавидеть мужчин, сохранила только несколько девушек-приятельниц. Служанка обманывала меня с кули, и я ее уволила. Тем же вечером она вернулась, думая, что я отправилась на свою вечернюю прогулку. Я застала ее, когда она вытаскивала из шкатулки мои драгоценности.

Она остановилась, нетерпеливо сбрасывая со лба прядь волос.

– Я задала ей хорошую порку. Но… каждый удар ремня приходился по мне, по моей непроходимой глупости! Когда я пришла в себя и осознала, что творю, она была уже мертва. Я выволокла ее тело в сад, а Сун стоял в это время у ворот. Не говоря ни слова, он помог мне отнести ее к вишневому дереву и там закопать. Когда он заровнял землю, то заговорил. Сказал мне, что мы вместе будем хранить тайну. Я ответила, что, помогая мне спрятать тело, он стал соучастником убийства и что пусть он не мелькает перед моими глазами. Он ушел прочь. Я задумалась над тем, как защитить себя, если тело будет найдено, и сломала замок на воротах. Под алтарем в кумирне я зарыла два серебряных подсвечника.

Она прерывисто вздохнула и, снова обернувшись к командиру конвоя, мягко сказала:

– Приношу мои извинения. Вы деликатно остались ждать меня снаружи, когда я три дня назад зашла к торговцу серебряными изделиями. А там я столкнулась с Суном. Он прошептал мне, что раз анонимного письма оказалось недостаточно, чтобы отправить меня на эшафот, он примет теперь новые меры. Но, может быть, я предпочла бы сначала обсудить это дело с ним? Я обещала, что до полуночи приду к нему. Из уважения ко мне, начальник, вы не поставили охраны у моих дверей. Я убежала с постоялого двора и пришла в дом к Суну. После того, как он впустил меня, я его убила. Пилкой, которую подобрала в куче мусора в переулке. Ну, вот и все.

– Сударыня, очень прошу извинить меня, – сказал конвоир, невозмутимо снимая с пояса тонкую цепочку.

– Твои мгновенные импровизации всегда бывали хороши, – произнес бархатный голос. Голос академика. Он поднялся, и его крупная фигура в свободном парчовом халате была величественной. Свет со свисающих со стропил фонарей падал на его застывшее, высокомерное лицо с огромными зрачками бегающих глаз. Он тщательно расправил халат и небрежно произнес:

– И все же я не хочу ничем быть обязанным шлюхе.

Без видимой спешки он переступил через балюстраду. Поэтесса взвизгнула, тонко, высоко. Вскочивший Ди бросился к балюстраде, вслед за ним – Ло и командир стражи. Из мрака далеко внизу доносился лишь рокот потока, бегущего по ущелью.

Когда судья Ди вернулся, крики Юлани прекратились. Потрясенная, она стояла рядом с придворным поэтом. Начальник уезда Ло отдавал короткие приказания домоправителю. Старик кивнул и бросился вниз по ступенькам. Поэтесса подошла к столу. Опускаясь, почти падая в кресло, она произнесла бесцветным голосом:

– Это был единственный человек, которого я любила в своей жизни. Давайте в последний раз выпьем вместе. Вскоре я прощусь с вами. Посмотрите, луна вышла из-за туч!

Когда все снова расселись вокруг стола, командир конвоя отошел и встал у самой дальней колонны. Там к нему присоединились двое его людей. Пока судья Ди молча наливал Юлани вино, начальник уезда Ло сказал:

– По словам моего домоправителя, чуть в стороне есть тропинка, ведущая вниз, в пропасть. Несколько моих людей сейчас отправятся туда, чтобы найти тело. Но, вероятно, его унесло вниз по течению.

Поэтесса положила локти на стол. С бледной улыбкой она сказала:

– Еще годы назад он приказал сделать детальнейшие чертежи великолепного мавзолея для воздвижения на родине после его кончины. А теперь его прах…

Она закрыла лицо руками. Ло и могильщик молча смотрели на ее вздрагивающие плечи. Придворный поэт отвернулся и не отрываясь смотрел на залитый лунным светом горный кряж. И тут руки ее упали.