Поэты и убийство

Вошел домоправитель, и судья замолк.

Взяв у Ло кисточку, Ди на обрывке бумаги написал имя и адрес скобяного торговца Хвана и имя Сун Ляна. Протягивая листок домоправителю, он сказал:

– Завтра утром госпожа Хван подойдет к задней двери резиденции с визитной карточкой господина Сун Ляна. Его превосходительство желает, чтобы вы позаботились о ней и она получала бы здесь швейную работу.

Когда домоправитель с почтительным поклоном удалился, Ло сердито спросил:

– Ты сказал, господин Сун Лян? Кто это такой, черт возьми?

– По правде говоря, это я сам.

Он рассказал другу о своем посещении скобяного торговца и заметил:

– Это порядочные люди, и у них нет детей. Предлагаю, чтобы Шафран после излечения поселилась у них. А теперь я отправляюсь вместе с твоим советником, чтобы забрать ее.

Достав из кармана обе анонимки, он протянул их Ло:

– Здесь писарские копии двух анонимных писем. Ты знаток стилистических оттенков. Пожалуйста, внимательно изучи оба письма и посмотри, нет ли примет того, что они написаны одной рукой. Спрячь их быстрее в рукав! Идет советник!

Пока советник отвешивал низкий поклон, Ло сказал ему:

– Као, хочу, чтобы ты сопровождал моего коллегу к кумирне Черного Лиса, у Южных ворот. Я принял решение. Расчисти этот пустырь и первым делом убери полоумную женщину, которая именует себя хранительницей кумирни.

– Господин Као, мы отправимся вместе в официальном паланкине, – добавил судья. – Домашний лекарь и сиделка последуют за нами в закрытом паланкине, я слышал, что та женщина тяжело больна.

Советник поклонился:

– Сразу же этим займусь, сударь.

И повернувшись к начальнику уезда, добавил:

– Вышел мальчик-слуга академика, ваша честь, и передал, что его хозяин готов принять у себя гостей.

– Мои стихи! – воскликнул Ло.

Ди помог ему собрать разбросанные по всему столу бумаги. Проводив друга до второго двора, он отправился в присутствие один.

Советник Као ждал его у ворот, рядом с большим официальным паланкином.

– Сударь, – обратился он к судье. – Лекарь и сиделка в тех закрытых носилках.

Пока паланкин проносили через монументальную арку ворот, Као рассуждал:

– Можно бы превратить пустырь в общественный парк, сударь. Недопустимо, что прямо в городе есть место, где сосредоточено разное отребье. Вы согласны, сударь?

– Да, конечно.

– Надеюсь, сегодня утром вы нашли в архиве то, что искали?

– Да.

Заметив, что судья не склонен вести праздный разговор, советник Као замолчал. Но когда они проходили по улице Храма, все же не сдержался:

– Вчера утром, сударь, я посетил могильщика Лу в храме в конце улицы. Мне потребовалось немало труда, чтобы убедить его принять приглашение его превосходительства. Могильщик уступил только после того, как я ему сказал, что вы также будете жить в резиденции.

Судья Ди выпрямился.

– Сказал ли он, почему?

– Сударь, он упомянул о вашей известности как следователя. И что-то еще об интересном опыте, о лисах, если память меня не подводит.

– Ясно. У вас есть хотя бы малейшее представление о том, что он мог иметь в виду?

– Нет, сударь. Могильщик – загадочный человек. Вроде бы ему очень хотелось внушить мне, что он прибыл сюда лишь накануне ночью. Но… Небо! Почему мы здесь останавливаемся?

Он выглянул.

Старшина носильщиков подошел к окошку и доложил советнику:

– Сударь, толпа перегораживает дорогу. Пожалуйста, подождите. Я приказал им расступиться.

Судья Ди услышал глухой шум возбужденных голосов. Паланкин двинулся, но затем снова остановился. В окошко заглянул начальник стражи. Браво отсалютовав, он сказал Као:

– Извините, сударь, но туда идти не стоит. Ведьма из заброшенного храма подхватила собачью болезнь. Она…

Судья отодвинул дверную завесу и вышел из паланкина. Улицу перегораживали шестеро стражников с выставленными вперед копьями, удерживая на расстоянии кучку зевак. Чуть дальше у обочины дороги лежала на спине Шафран. С помощью длинного шеста с развилком на конце двое стражников прижимали ее за шею к земле. В грязном изорванном платье ее фигурка выглядела трогательно крошечной. Впереди, посреди пустой дороги, стражники разжигали костер.

– Лучше не приближайтесь, сударь, – предостерег стражник судью, – Для пущей безопасности мы сожжем мертвое тело. Никто не знает, как передается эта болезнь.

К ним подошел советник Као.

– Что случилось, офицер? – резко спросил он, – Та женщина мертва?

– Да, сударь. Полчаса назад мои люди, сидевшие у уличного лотка, услышали дикие вопли из-за того кустарника и странный лающий звук. Предположив, что на кого-то напала бешеная собака, они бросились в сторожку и вернулись с вилами. Я как раз проходил теми старыми воротами, когда выбежала ведьма, кричащая во весь голос. Ее лицо было искажено от ужаса, на губах выступила пена. Она кинулась к нам, но один из моих людей сумел зубьями вил ухватить ее за горло и опрокинуть на землю. Она уцепилась за древко и билась так сильно, что понадобился еще один человек, чтобы ее удержать. Но потом руки ее разжались, и она умерла.

Сдвинув назад железный шлем, офицер отер запотевший лоб.

– Замечательный человек, наш начальник уезда, сударь. Он словно ожидал, что произойдет нечто подобное. Я получил приказ поставить нескольких моих людей у того лотка и следить за старыми воротами. Вот почему мы оказались на месте прежде, чем она смогла напасть на какого-нибудь прохожего.

Один из стражников с улыбкой произнес:

– Наш начальник – мудрый человек. Судья Ди подозвал лекаря, который вышел из другого паланкина.

– У этой женщины было бешенство, – бросил он ему. – Вы согласны, что тело надлежит сжечь?

– Обязательно, сударь. А также вилы, которыми ее удерживали. Лучше сжечь и кустарник, из которого она выбежала. Болезнь страшная, сударь.

– Оставайтесь и проследите, чтобы все было сделано, – приказал судья советнику Као. – Я возвращаюсь в присутствие.

Глава 16

Стайка молоденьких служанок суетилась вокруг трех официальных паланкинов, стоявших в центральном дворе резиденции. Одни расправляли на подушках парчовые покрывала, другие укладывали чайные корзинки и коробки со сладостями. Их веселая болтовня действовала судье Ди на нервы. Он прошел к домоправителю. Старик разговаривал со старшиной более двадцати носильщиков, которые стояли вдоль стены, чисто одетые в коричневые, перепоясанные красными кушаками куртки. Домоправитель доложил судье, что поэтическая встреча в библиотеке закончилась. Гости прошли в свои покои переодеться, и начальник Ло последовал их примеру.

Судья отправился к себе. Подтянул кресло к раздвинутой двери и сел. Он обхватил ладонью локоть левой руки и, опустив подбородок на плотно сжатый кулак, мрачно смотрел на словно застывший в сумеречном вечернем покое скальный садик.

Долгий жалобный крик над головой заставил его поднять глаза. В голубом небе пролетала стая диких гусей, неторопливо взмахивая крыльями. Верный признак осени.

Наконец он встал и прошел внутрь дома. Рассеянно переоделся он в тот же самый темно-фиолетовый халат, который надевал накануне вечером. Поправляя на голове высокую шапку из жесткой черной саржи, он услышал стук подбитых железом сапог по мостовой двора. Военный конвой прибыл, и, значит, вскоре участники вечеринки тронутся в путь.

На главном дворе к нему присоединился Лу. Могильщик был одет в выцветшую синюю рубаху, стянутую на его широкой талии веревкой. На голых ногах – разношенные соломенные сандалии. С кривой палки свисал узелок, в котором он носил одежду. Когда вдвоем они поднялись на широкую мраморную террасу, где блистали роскошными парчовыми одеяниями начальник Ло, академик и придворный поэт, могильщик грубовато сказал им:

– Не обращайте внимания на мой костюм, господа! Я переоденусь в храме на скале. В этом узелке мое лучшее платье.

– Вы производите впечатление в любом платье, могильщик! – добродушно сказал ему академик. – Чан, я отправляюсь с вами. Мы должны выяснить наши разногласия касательно поэтического очерка.