Страница 64 из 75
Услышав столь велеречивый ответ, Нянюшка одобрительно кивнула и так многозначительно подмигнула Тиффани, что та покраснела до самых подошв своих башмаков. Нянюшка же, напротив, улыбалась во весь рот, словно хэллоуинская тыква.
— Охохонюшки-хохо, — сказала она. — Вижу, всех здесь давно пора маленько развеселить. Слава богам, что я уже тут!
Сердце у Нянюшки было золотое, но если вы слишком впечатлительны, то лучше бы вам затыкать уши пальцами, когда она начинает болтать что попало. Ну, должен же быть в человеке какой-никакой здравый смысл, верно?
— Нянюшка, мы на похоронах!
Тиффани никогда не удавалось сбить Нянюшку с намеченного курса.
— Он был хорошим человеком?
Тиффани помедлила всего секунду:
— Стал.
Нянюшка Ягг ничего не упускала.
— Ах, да, полагаю, твоя Бабушка Болит учила его манерам. Но умер он, значит, хорошим человеком, так? Отлично. Будут ли его вспоминать с любовью?
Тиффани постаралась не обращать внимания на ком в горле, когда пробормотала:
— О, да. Все.
— И ты проследила, чтобы он умер хорошо? Забрала боль?
— Нянюшка, по-моему, он умер идеально. Лучше было бы только вовсе не умирать.
— Молодец, — похвалила Нянюшка. — Была у него любимая песня?
— О, да! «Жаворонки в небесах», — ответила Тиффани.
— А, знаю! Мы у себя в горах называем её «Прелестно и Очаровательно». Ну что же, подпевай, и скоро мы всех тут приведём в правильное настроение.
С этими словами Нянюшка остановила пробегавшего мимо официанта, схватила с подноса очередной кувшин, проворно, словно молодая, вспрыгнула на стол и заорала командным голосом войскового сержанта:
— Дамы и господа! В честь праведной жизни и мирной кончины нашего покойного друга Барона меня попросили исполнить его любимую песню. Подпевайте, коли дыхания хватит!
Потрясённая Тиффани благоговейно внимала. Нянюшка представляла собой ходячий мастер-класс, или, точнее, мистрис-класс общения. Она обращалась с полностью незнакомыми людьми так, словно знала их многие годы, и, что поразительно, они тут же начинали вести себя соответственно. Прекрасный голос старушки с одним уцелевшим зубом во рту словно повлёк их за собой, и уже на второй строчке потрясённые гости начали подпевать членораздельно, а в конце первого куплета их голоса слились в идеальном хоре. Теперь Нянюшка полностью держала их в руках. Тиффани всхлипывала, сквозь слёзы наблюдая за маленьким мальчиком в твидовой курточке, пахнущей мочой, который шёл под иными звёздами рядом со своим отцом.
А потом она заметила слёзы на лицах гостей, включая пастора Яйцо и даже Герцогиню. Голоса пели о потере и памяти, казалось, весь зал дышал единым дыханием.
«Я тоже должна научиться такому, — подумала Тиффани. — Я изучила огонь и боль, но, прежде всего, мне следует изучить людей. Мне надо научиться петь слегка получше, чем бормочет индюшка…»
Песня закончилась, и гости принялись смущённо поглядывать друг на друга, но башмаки Нянюшки Ягг уже топотали по столу, заставляя его раскачиваться.
— Танцуй, танцуй, танцуй, саваном тряси. Танцуй, танцуй, танцуй, пока труба играет… — пела она.
«Подходит ли эта песня для похорон? — подумала Тиффани. И тут же сама себе ответила: Конечно, подходит!» Прекрасная мелодия, а слова напоминают, что все мы рано или поздно умрём, но — и это важно — не сейчас.
Нянюшка Ягг тем временем спрыгнула со стола, сграбастала в объятия пастора Яйцо и принялась кружить его по залу, напевая: «Ничьи молитвы смерть твою не отдалят», а тому хватило разумения улыбнуться и поддержать её инициативу.
Гости разразились аплодисментами — услышать такое на похоронах Тиффани никак не ожидала. Она хотела, — боги, как она хотела! — быть, как Нянюшка Ягг: женщиной, способной перековать мрачное молчание в радостный смех.
Когда аплодисменты стихли, мужской голос подхватил мотив: «Ниже, всё ниже он марширует, Голову свесив, внимая, как ветер дует…» И тишина вновь отступила перед неожиданно сильным голосом сержанта.
Нянюшка бочком пробралась поближе к Тиффани.
— Ну, кажется, я слегка всех взбодрила. Слышишь, как они прочищают глотки? Готова поспорить, ближе к вечеру даже пастор будет петь, как соловей! А мне пора выпить. От песен горло сохнет. — Нянюшка подмигнула и добавила: — Прежде всего, ты человек, и лишь потом ведьма; трудно запомнить, легко исполнить.
Это была магия, магия, которая превратила полный зал чужих друг другу людей в полный зал просто людей среди людей, и, в данный момент, только это имело значение. Тут Тиффани похлопал по плечу Престон. На его лице играла слегка встревоженная улыбка.
— Извините, мисс, но я, к несчастью, всё ещё на службе и мне кажется, вам следует знать, что к нам прибыли три новых гостя.
— Ну так проводи их сюда, в чём проблема?
— Я бы с радостью, мисс, но они застряли на крыше. Три ведьмы способны производить массу проклятий в минуту, мисс.
К тому моменту, как Тиффани нашла подходящее окно и выбралась на свинцовую крышу замка, ведьмы, кажется, уже слегка выдохлись. На крыше было туманно и к тому же не за что ухватиться, поэтому Тиффани продолжила свой путь к источнику сердитого ворчания на четвереньках.
— Ведьмы тут? — спросила она.
Из сумрака раздался голос, в котором звучало нескрываемое раздражение:
— И что, во имя семи кругов ада, ты будешь делать, если я скажу «нет», мисс Тиффани Болит?
— Миссис Пруст? Что вы здесь делаете?
— Цепляюсь за горгулью! Скорее спусти нас вниз, милочка, потому что это не мои камни, а миссис Неожиданность хочет в туалет.
Тиффани проползла ещё немного вперёд, с ужасом ощущая в дюйме от себя зияющую пустоту.
— Престон уже пошёл за верёвкой. У вас есть метла?
— В неё врезалась овца, — объявила миссис Пруст.
Тиффани слегка озадачилась:
— Вы встретили крылатую овцу?
— Ну, может, это была корова или ещё что. Как называются такие, которые делают «фырк-фырк»?
— Вы столкнулись с летающим ежом?
— Ну, в общем, нет. Не совсем летающим. Мы как раз спустились пониже, искали подходящие кустики для миссис Неожиданность, — в сумраке раздался вздох. — У бедняжки проблемы с пузырём. Мы немало кустов посетили по пути сюда, поверь мне! И знаешь, что? Внутри каждого из них было что-нибудь жалящее, кусачее, лягачее, орущее, воющее, хлюпающее, громко пукающее, колючее, драчливое или гадящее. Вы что тут, вообще не имеете понятия о сантехнике?
Тиффани была возмущена.
— Конечно, имеем, но не в полях же её ставить!
— Ну и зря, это их заметно улучшило бы!
Где-то в тумане раздалось звяканье, и Тиффани, к своему большому облегчению, услышала голос Престона:
— Я вскрыл старый чердачный люк, леди. Не будете ли вы так любезны проползти сюда?
Люк привёл их в спальню, явно женскую. Тиффани прикусила губу.
— Похоже, это комната Герцогини. Пожалуйста, не трогайте ничего, с ней и так хватает проблем.
— Герцогиня? Ух ты, — восхитилась миссис Пруст. — Что за герцогиня, можно узнать?
— Герцогиня Кипсек, — пояснила Тиффани. — Вы её видели, когда у нас были небольшие проблемы в городе. Помните? У «Королевской Головы»? Кипсеки владеют огромным поместьем в тридцати милях отсюда.
— Как мило, — сказала миссис Пруст тоном, который предполагал, что дела могут обернуться не очень мило, зато весьма интересно и даже, может быть, неприятно для кого-то, кто не является миссис Пруст. — Я её помню, а ещё помню, как подумала: «Где же я тебя раньше видела, миледи?» Тебе о ней что-нибудь известно, милочка?
— Ну, её дочь рассказала мне, что страшный пожар унёс всю её собственность и семью до того, как она вышла замуж за Герцога.
Миссис Пруст просияла, хотя это сияние скорее напоминало отблеск на лезвии ножа.
— О, неужели? — сказала она сладеньким голосом. — Ну и дела. Жду не дождусь увидеть её снова и принести мои соболезнования…