Страница 52 из 90
Роберт гостил у друзей в графстве Кент, где среди дня его и застало письмо, в котором Саймон извещал о приезде Кристофера. Торопливо извинившись, Роберт тотчас двинулся в путь, отметая справедливые возражения против ночного путешествия. Из письма, в котором было лишь написано, что Кристофер остановился на Кевендиш-сквер, было непонятно, что он успел рассказать деду. Роберт с трепетом вчитывался в лаконичные строки. Единственное, что явно проглядывало между строк: дед и внук вполне поладили. В ярости Роберт порвал и отшвырнул письмо.
Отношения Роберта с отцом были прохладными. Саймон подолгу жил в лондонском особняке на Кевендиш-сквер, лето проводил в Брайтоне, а когда сезон подходил к концу, перебирался в поместье в Суррее. Роберт также жил в Лондоне, у него был собственный, надо сказать – довольно дорогой, дом на Страттон-стрит. Однако с отцом он виделся редко. Поводом для встречи, как правило, служила необходимость покрыть разбухшие до неприличия счета Роберта или уладить какой-то скандал, в который он оказался замешан.
Жена Роберта никогда не отличалась крепким здоровьем, а несколько лет назад совсем слегла и вскоре скончалась. Именно ее смерть подтолкнула Роберта к мысли расправиться с Адрианом и на законных основаниях овладеть Аннабель. Он часто с горечью думал о том, что благодаря своей собственной интриге он лишился единственного человека, который для него что-то значил.
Двое его детей испытывали к нему не больше привязанности, чем он к ним. Его дочь Энн удачно вышла замуж, жила в Йорке и теперь ждала третьего ребенка. Сын учился в Итоне, и Роберт рассчитывал, что благосклонность Саймона обеспечит ему приличную карьеру.
Когда Кристофер поинтересовался, отчего в доме не вспоминают о Роберте, Регина раздраженно ответила, что о таком холодном, бесчувственном субъекте лучше и не вспоминать. Роберт, безусловно, обладал немалым обаянием, свойственным всем Саксонам, и мог произвести впечатление на тех, кто не был с ним знаком. Однако в собственной семье он уважением не пользовался. Саймон не утратил к нему отцовской привязанности, но не мог не замечать его многочисленных недостатков: слишком часто приходилось ему выручать непутевого сына из скверных переделок. Но никто не представлял всей глубины порока, поразившего эту душу. Даже Регина, которая не разделяла чувств Саймона, никогда не заподозрила бы своего племянника в убийстве. А именно убийство замыслил Роберт в ту ночь, когда измученные лошади несли его пролетку по направлению к Лондону.
Другое письмо, написанное Саймоном, тоже вызвало немалое беспокойство.
– Боже, я не могу в это поверить! Ведь Николь умерла! Барон Саксон пишет невероятные вещи! – Эдвард Маркхэм, которого родители известили о полученном из Лондона письме, метался, как раненый зверь. – Если это действительно Николь, то что она делает в Лондоне? Ей следовало бы прежде всего появиться здесь, дома! Это какой-то подвох! Я не верю!
Послание Саймона к Маркхэмам, как и письмо к сыну, было выдержано в вежливом тоне и содержало лишь голые факты. Их племянница мисс Николь Эшфорд в настоящий момент гостит на Кевендиш-сквер. Две недели назад она вернулась из Америки. Может быть, если Маркхэмам будет угодно, они изволят встретиться с нею?
– Гостит! – Эдвард топнул ногой. – Что значит – гостит? Она вылетит с Кевендиш-сквер в тот самый момент, когда я до нее доберусь! Что о себе возомнил лорд Саксон? Вы – ее опекуны, а не он!
Эдвард успел привыкнуть к мысли о том, что Николь умерла и его вступление во владение ее наследством – это лишь вопрос времени. Да и все семейство Маркхэм пребывало в твердом убеждении, что Николь пала жертвой какого-то несчастного случая.
«Воскрешение» Николь повергло семейство в панику. Дядюшка Вильям все эти годы жил на широкую ногу, распоряжаясь средствами Николь как своими. Перспектива дать отчет о своем опекунстве вызывала у него ужас. Эдвард, рассчитывавший получить все, даже не будучи вынужденным обременять себя браком, рвал и метал. А для Агаты была невыносима сама мысль поделить роль хозяйки Эшланда с дочерью покойной Аннабель. Впрочем, все они полагали, что их давний план выдать Николь за Эдварда и ныне вполне осуществим. Они поженятся, и никто не посмеет задать вопрос, как тратились деньги в годы ее отсутствия. Словно голодная дворняга, почуявшая жирную кость, они засуетились и принялись собираться в Лондон.
А Саймон с нетерпением ожидал, какие плоды принесут его послания. Он подумывал о том, чтобы предупредить обитателей Кевендиш-сквер о предстоящих визитах Роберта и Маркхэмов, но потом отбросил эту мысль. Пускай это будет неожиданностью!
Роберт прибыл в Лондон наутро и отправился к себе на Страттон-стрит, чтобы немного отоспаться после ночной гонки. Проснувшись после полудня, он тщательно принарядился и собрался в гости к отцу.
В свои сорок три года Роберт Саксон был весьма моложав и строен. Несмотря на постоянное недовольство, написанное на его лице, он пользовался большим успехом у противоположного пола. Ростом он был выше шести футов и все так же крепок и мускулист, как и двадцать лет тому назад. Черные волосы слегка тронула седина. Глаза его были неопределенного цвета – то ли зеленые, то ли карие. Чем-то он напоминал Кристофера, но если того выдавал четко очерченный чувственный рот, то губы Роберта вытянулись тонкой нитью, хотя и ему чувственность была не чужда.
На Кевендиш-сквер Роберт прибыл в тот час, когда все обитатели особняка собрались за чаем. Троих дам его появление не сильно смутило, хотя Регина в душе и задалась вопросом, что же ему понадобилось на этот раз и не закатит ли он какую-нибудь сцену. Она полагала, что Роберт, привыкший за долгие годы считать себя единственным наследником, будет неприятно поражен, увидев Кристофера. Однако она надеялась, что он все же поведет себя как джентльмен.
Роберт и правда хорошо владел собой. Первый приступ ярости уже прошел. Он понимал, что было бы неосмотрительно выказывать свое неудовольствие. Но тут произошло нечто заставившее его на время забыть о Кристофере.
Присутствие Регины не произвело на него никакого впечатления, поскольку она частенько бывала в доме Саймона. Однако в письме, которое получил Роберт, ни слова не было сказано о том, что здесь он встретит миссис Иглстон и Николь. Он был совершенно не готов к встрече с дочерью Аннабель. Ее сходство с матерью было явным, но создавалось впечатление, что природа, передав по наследству правильность черт, наградила ее неподдельной нежностью и живостью, которых недоставало матери.
С трудом оторвав от нее взгляд, Роберт галантно раскланялся с миссис Иглстон. Впрочем, обмен формальными приветствиями занял не больше минуты, и он снова обратился к Николь. Он с трепетом припал к ее руке и, задержав ее в своей чуть дольше, чем требовал этикет, с восторгом коснулся губами ее нежных пальцев. В воцарившейся тишине, казалось, было слышно, как Кристофер заскрежетал зубами. Но Роберт не видел ничего вокруг. Страсть, которая когда-то влекла его к Аннабель, вспыхнула вдруг с новой силой и обратилась на юную девушку, которая приветливо улыбалась ему. Лишь строгий голос Саймона привел его в чувство.
– Хватит обхаживать моих гостей! Поздоровайся с племянником!
– Прошу меня извинить, – улыбнулся Роберт, – но здесь нечасто бывают такие очаровательные гостьи, в чьем присутствии забываешь обо всем на свете. Привет, Кристофер.
Напряжение, возникшее в этот миг между двумя мужчинами, казалось, готово было разразиться вспышкой молнии. Словно дикие звери, сошедшиеся в схватке, они выжидательно и враждебно пожирали друг друга взглядами.
Когда камердинер Твикхэм объявил о прибытии Роберта, Кристофер на мгновение окаменел, но теперь снова взял себя в руки и сухо произнес:
– Здравствуйте, дядя. Я очень доволен, что после стольких лет снова вижу вас. Роберт повел бровью:
– Доволен?
Кристофер с усмешкой отвечал:
– О да! Вы не представляете, как я стремился к этой встрече.
Роберт пожал плечами и буркнул с нарочитой небрежностью: