Страница 5 из 77
К утру буря улеглась, хотя дождь все еще моросил. Морли понимал, что путь будет нелегким. Приблизительно за час он полностью приготовился к отъезду — оседлал лошадь, запасся едой, собрал все, что могло оказаться необходимым для малыша, и, наконец, надел дорожный плащ. Пожав плечами, посмотрел в окно, пытаясь определить, какая будет погода, и пошел к камину, чтобы взять малыша, заботливо завернутого в одеяло. Приподняв край одеяла, Морли заглянул ребенку в лицо, и их глаза на мгновение встретились.
На лице Морли появилась улыбка.
— Да, приятель, тебе чертовски повезло. Не окажись я возле речки, ты сейчас был бы уже на том свете.
Ребенок тихо вскрикнул и сунул кулачок в рот. Морли засмеялся и пошел к двери.
— В самом деле, — произнес он, выходя из дома, — пока тебе сопутствует удача. Надо же такому случиться: вчера я решил вернуться домой, а обычно остаюсь ночевать в таверне. И потом тебе еще раз повезло, когда я услышал твои крики. Даже молния принесла тебе счастье: не сверкни она, я, наверное, не нашел бы тебя!
Подойдя к лошади, красивому и крепкому гнедому скакуну, Морли стал размышлять, как подняться в седло и не уронить при этом ребенка. Момент был ответственный, но все закончилось благополучно, и Морли, держа малыша на руках, тронул коня.
Несколько минут прошли в молчании.
— Ты знаешь, малыш, — прошептал наконец Морли, — пока тебе везет. Я не знаю никого, кому везло бы больше. Подумать только, если бы… — Он покачал головой. — Впрочем, лучше не думать об этом. По-моему, тебе нужно имя. Поблизости никого нет; я фактически заменяю тебе отца, так что честь дать тебе имя принадлежит мне. — Морли глубоко вздохнул и пристально взглянул на малыша. — Ты, конечно, можешь не соглашаться, но, я считаю, лучшим именем для тебя будет Чанс. [2]
Ребенок зашевелился, как будто хотел что-то ответить. Морли улыбнулся.
— Тебе нравится? — сказал он. — Что ж, отныне тебя зовут Чанc. Чанc Уокер. И будем надеяться, — добавил Морли уже более серьезно, — нам повезет и сейчас. Дорога впереди длинная, и кто знает, что случится с нами в пути. Кроме того, еще неизвестно, как нас примет кузен. Хотя… — он взглянул на младенца, — верю, что удача улыбнется нам и на этот раз!
Часть 1
ФЭНСИ
И знатная девица им предстала
В тот самый день. Боярышника цветом
Был юный лик, а щеки — цветом яблонь,
И очи — соколиными. Слегка,
Как лепесток цветка, был вздернут носик.
Альфред Теннисон «Королевские идиллии»[3]
Глава 1
Виргинская колония, лето 1774 года
— Фэнси, смотри скорее! Я никогда раньше не видела таких людей, — воскликнула Эллен Мерривейл, наклоняясь через борт корабля и с восхищением глядя на берег.
— Эллен, пожалуйста, поосторожнее, ты можешь упасть, — ответила Фрэнсис, или Фэнси, как ее называли близкие, подходя к младшей сестре. — Для того чтобы приплыть сюда из Англии, мы благополучно пересекли океан. Будет очень обидно, если именно сейчас что-нибудь случится. О, я вижу его! — внезапно воскликнула она, и ее янтарно-карие глаза, опушенные длинными ресницами, загорелись. — Вот этот человек, да?
— Он индеец? — Эллен раскраснелась от волнения. — Краснокожий?
— Похоже, да, — задумчиво произнесла Фрэнсис, глядя на человека на берегу. — Я читала, что они втыкают себе в волосы перья. Посмотри — у него длинные черные косы и яркая накидка. Мне кажется, индейцы выглядят подобным образом.
— Почему ты такая чопорная, Фэнси? — Эллен блеснула голубыми глазами. — Говоришь как синий чулок.
— Я и есть синий чулок, — печально улыбнулась Фэнси. — Совсем как старая леди Уэллс у нас в деревне.
— Ну, уж нет! Леди Уэллс никогда бы не поехала в Америку даже в гости, как мы. — Эллен искоса взглянула на сестру. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что мы здесь. Честно говоря, я до самого отплытия была уверена, что ты передумаешь.
Фэнси обняла сестру за талию.
— Я действительно чуть не передумала, дорогая. Я не раз спрашивала себя, стоит ли нам покидать Англию и ехать в Уокер-Ридж. Джонатан Уокер кажется порядочным человеком и стал бы тебе хорошим мужем, но…
Эллен густо покраснела.
— Но он ведь еще не просил моей руки, — тихо пробормотала она.
— Нет, — спокойно ответила Фэнси. — Но мы не должны делать вид, что не знаем, зачем приехали сюда. Джонатан пока не сделал формального предложения, но он, видимо, старается не заходить слишком далеко и держаться в рамках приличий. — Она вздохнула. — Вот если бы…
Эллен наклонилась к сестре:
— Что же? Если бы он не был настолько старше меня? Если бы я была повзрослее? Или если бы он жил в Англии, а не в Новом Свете?
— И то, и другое, и третье, — улыбнулась Фэнси. Хотя Эллен была ослепительной блондинкой, а Фэнси —
жгучей брюнеткой, сестры походили друг на друга. Обе были хорошенькими и миниатюрными. Темные волосы Фэнси обрамляли персикового цвета лицо с золотисто-карими глазами. Ярко-голубые глаза Эллен прекрасно контрастировали с молочной кожей и пшеничными волосами. У сестер были слегка вздернутые носики, ярко-алые губы, будто созданные для поцелуев, и изящные подбородки. Восемнадцатилетняя Эллен казалась веселой и непосредственной, а Фэнси держалась более сдержанно. Ее слегка раскосые глаза и тонкие черные брови придавали ей немного надменный вид. Фэнси, известная в обществе как леди Мерривсйл, вдова барона Мерривейла, была на десять лет старше сестры, однако в то погожее июньское утро их можно было принять за ровесниц.
Эллен часто повторяла, что Фэнси совсем не похожа на овдовевшую баронессу. Фэнси в душе соглашалась с ней, хотя никогда в этом не признавалась. Она была намного практичнее сестры, которую воспитывала с тех пор, как умерла их мать. Эллен было тогда шесть лет. Фэнси — шестнадцать.
Отец Фэнси и Эллен, Эдвард Мерривейл, очаровательный повеса, совершенно не заботился о семье. Оставив жену и детей в своем маленьком поместье в Суррее, он уехал в Лондон, где проводил время в кутежах и попойках, не заботясь о завтрашнем дне. Смерть жены не стала для него трагедией. Когда Эдварду сообщили о том, что его жена умерла, он лишь заметил, что она оказала ему дурную услугу. Салли же знала, раздосадовано заметил он, что муж не имеет ни малейшего представления о том, как обращаться с детьми. Впрочем, он вскоре с радостью обнаружил, что Фэнси может управлять Лаймвудом — так называлось их поместье — ничуть не хуже матери. Последние годы жизни Салли тяжело болела, и заботы по хозяйству легли на плечи Фэнси.
Сразу после похорон жены Эдвард снова уехал в Лондон — Фэнси ничуть не удивилась. На положении дел в имении его отъезд никак не отразился. Эдвард, правда, кое-что сделал для дочерей — пригласил в Лаймвуд их старую тетю, которую для виду объявили правительницей имения. Но настоящей хозяйкой Лаймвуда по-прежнему оставалась Фэнси.
Она не возражала, ведь другого она не знала. Возможно, в глубине души Фэнси хотела, чтобы отец относился к ним с Эллен повнимательнее, однако им хорошо жилось в Лаймвуде, а старая тетя Мэри была добра и мила. Время шло, и Фэнси мало-помалу стала помышлять о более интересной жизни, в которой не надо бояться истратить лишний пенни из изредка присылаемых отцом денег (Эдвард Мерривейл вспоминал о своем родительском долге весьма нечасто), без конца препираться с кухаркой, убеждать мясника, что в следующем квартале они заплатят за все, или отказывать себе во всем, чтобы купить Эллен новое платье. Разумеется, в жизни Фэнси были радости — ей нравилось скакать по извилистым деревенским дорожкам на своей старой кобыле или тихо, стараясь не попасться на глаза сторожу, пробираться в сад лорда Уэллса, чтобы набрать там яблок или груш. По ночам Фэнси подолгу мечтала о светской жизни с роскошными балами и раутами, по сравнению с которыми чаепития с приятельницами тети Мэри и семейные обеды в доме викария по воскресеньям были, по ее мнению, невообразимо скучными. Иногда Фэнси задумывалась о том, что ждет ее впереди. Но никогда, даже в самых смелых мечтаниях, она не предполагала, что совсем скоро станет женой настоящего лорда из высшего света.
2
Удача (англ.).
3
Перевод О. Нюминой