Неукротимый маршал

— Мне больно это слышать. Я не знаю. Смешно, но я начал откладывать часть своего заработка на счет в банке, потому что считал, что ты и я — нечто большее, чем просто друзья.

Девушка поправила рубашку и глубоко вздохнула. — Не представляю, почему и откуда эта мысль могла прийти тебе в голову, Курт.

— Наверно, ниоткуда. — Он бросил взгляд на вытертый носок своего сапога. — И все же, Руби, я не знал о Хайнсе ничего. За исключением того, что твой отец ненавидит этого парня, весь город ненавидит его — ведь он убил твоего брата.

Она внезапно вскочила в какой-то ярости. — Город, мой отец, ты или мой дорогой погибший братец не имеют ничего общего с нами — со мной и Уэлкером Хайнсом.

— И все же, он ведь действительно убил твоего родного брата?

— Ты не знал моего братишку, маршал. А я знала. Он был испорченным, грубым и самовлюбленным. Он даже не стоил того, чтобы его убили.

— Но Хайнс убил твоего брата.

— Мой брат был плохим человеком. Он думал, что весь мир принадлежит ему. Он считал, что мой отец вытащит его из любой передряги. Он оскорблял людей. И именно это он сделал с Хайнсом. Бедный Уэлкер! Он пытался избежать столкновения. Но Кел не хотел оставить его в покое…

— Это Хайнс рассказал тебе?

Руби гордо вскинула голову, глаза ее презрительно сощурились.

— Да. И это правда. Кел втянул Хайнса в это дело. Он первый начал, и если бедный Уэлкер и убил его — это была простая самооборона.

Курт дотронулся до ее руки и покачал головой:

— Нет, Руби, меня там не было. Но я разговаривал со всеми: с членами суда, со свидетелями и человеком, который вместе с шерифом Ноланом арестовывал Хайнса. Они говорят, что все было совсем иначе. Многие видели эту заварушку, Руби. И не все, но почти все говорят, что именно Уэлкер затеял ее.

— Они лгут, — процедила Руби сквозь зубы.

— Все в городе лгут?

— Да! — она выкрикнула с яростью, едва сдерживаясь. — Все лгуны. Так ли уж это странно? Всю жизнь о бедном, одиноком Уэлкере говорили одну неправду. Все пытались избавиться от него, потому что он был не таким, как они…

— Руби, Руби. В городе много индейцев, мексиканцев, китайцев. Целая семья метисов живет здесь. И горожане их не преследуют и не испытывают к ним ненависти…

— Да что ты об этом знаешь? Что ты знаешь о том, что они сделали Уэлкеру Хайнсу?

— Я знаю, что он грабил горожан, брал все, что хотел, ему было неважно, кому что принадлежало. И он причинял людям вред, если они вставали у него на дороге. Город ненавидел Хайнса, Руби. Они все еще ненавидят его, но только потому, что они боятся его…

— Он не похож на всех, вот почему они его ненавидят!

— И только поэтому, Руби? Или потому, что он опасен? Верь мне, я никому не хочу причинять боль. Но ты сознательно не хочешь увидеть правду.

— Да неужели, маршал? И в чем же заключается эта правда? Ты — прекрасный, добрый человек, и все горожане такие же — и только один бедный Уэлкер опасен? Да откуда вы знаете, каким бы он мог стать, если бы вы дали ему хоть один, единственный шанс?

Курт какое-то мгновение смотрел на Руби и ему показалось, что перед ним стоит не богатая дочь Мак Луиса, а обеспокоенная Перл Эккарт, вкалывающая дрожащими пальцами шпильки в прическу, сознательно обманывающая себя женщина, которая верит, что сможет исправить городского пьяницу. Он помотал головой.

— Не делай этого, не обманывай себя, Руби. Ты закрываешь глаза на очевидные вещи, любой человек может сказать тебе…

— Я не хочу, чтобы мне кто-то что-то говорил. Понимаешь, Курт? Я знаю правду. Сначала я страдала, когда умер Кел, и я ненавидела Уэлкера, но со временем я поняла, каким испорченным человеком был мой братец, и я подумала, а что же Уэлкер Хайнс представляет из себя в действительности…

— Святой боже!

— Я поехала в тюрьму Ла Паз и навестила Хайнса. Я была единственным посетителем за все шесть лет, которые бедный мальчик провел в заключении. И я поняла, кто он есть на самом деле.

— Неужели, Руби? Или ты поняла, что он собой представляет по его собственным словам?

— Я чувствую это сердцем, маршал. Я знаю правду, — вновь повторила она. — Я написала Уэлкеру, и он мне ответил. Это были длинные письма о том, что он будет делать, когда вернется домой.

Она смотрела на него, ожидая дальнейших возражений, но он молчал. Сказать было нечего, Руби сказала все. Браннон провел рукой по губам. Год назад Руби вдруг внезапно изменилась, и он никак не мог понять, что с ней происходит. В конце разговора Курт осознал, что ему никогда не видать Руби, а ведь она была единственным человеком, которого он любил. Он начал понимать, что нужно скорее уехать и города, потому что девушка никогда не будет его женой. Курт только не знал, почему Руби так и не смогла распознать его чувства. И не хотела сделать этого даже теперь.

Глава V

Нещадно палило солнце, и день казался бесконечным. Никто не ехал в город с ближайших ферм и деревушек. Браннон пересек улицу, его тень была похожа на узкую веревку на раскаленном песке.

Он вошел в салун. Владелец играл в кости С двумя завсегдатаями, но игра шла из рук вон плохо. Две девушки сидели в углу и о чем-то шептались. Помимо них, в баре было три клиента. Браннон остановился перед столом, наблюдая за игрой. Фен Уалстроп, хозяин салуна, был крупным мужчиной с толстым брюхом. Он взглянул на Курта и подмигнул ему:

— Они должны мне уже тридцать четыре миллиона.

— Фен, ты был одним из членов суда присяжных на процессе Хайнса? — спросил Браннон.

— Точно, — он задержал игральный кубик в пальцах. — Полсон, Диккенс, я, Уилбур, Эд Янук, Кэл Харрисон. Шесть человек. Ну и что?

— Мне интересно, что ты думаешь по поводу возвращения Хайнса в город?

— А что я должен думать? Видишь, как идут дела в баре? Это его работа. И так будет до тех пор, пока кто-нибудь не прикончит Хайнса.

— Ты думаешь, это ответ, Фен?

Фен пожал плечами. — А что еще? Ты думаешь, что он вернулся сюда для того, чтобы мирно жить?

— Я не знаю. А что, если он придет к тебе в бар?

— До тех пор, пока у него есть деньги, чувство жажды или желание сыграть в кости и не разбить ничего, он желанный посетитель здесь, маршал.

— Ты не боишься его?

— Из-за того, что я являлся присяжным заседателем?

— Разве он не посылал тебе писем с угрозами?

— Дьявол. Все это время! Я привык ждать их с нетерпением. Для смеха. Послушай, маршал, у меня здесь есть пара надежных парней, и поэтому никто не сможет приблизиться ко мне, если я этого не захочу. Нет, маршал, я не боюсь таких желторотиков, как Хайнс. Он умный? А я намного умнее. Он жесток? А я бил ребят намного свирепее, чем Хайнс.

Когда Браннон вошел в свой офис, Ал Уильяме сидел за столом, положив на него ноги в сапогах. Лицо Ала вытянулось, когда он увидел, что Браннон был один.

— Где он, маршал?

— Кто?

Кадык Ала дернулся:

— Ты не арестовал Уэлкера, когда он сошел с поезда? Мой бог, маршал, а я уже сказал отцу, что ты арестовал этого убийцу, и ему больше не о чем беспокоиться.

— А за что я, собственно, должен был его арестовать?

Ал встал, опустив револьвер на стол.

— Я не знаю. Я считал тебя умным человеком. Думал, что ты предпримешь что-нибудь. Маршал, данный случай очень много значит для людей в городе. Я рассчитывал на тебя.

Браннон отчетливо произнес:

— Я не арестовал его. Я скажу тебе правду. До прибытия поезда, до того момента, когда Хайнс вышел из вагона, я думал, что арестую его немедленно. Я бы привел его сюда и перед тем, как выпустить Хайнса, мы бы кое о чем с ним потолковали и заставили бы его убраться из города. Я мог бы арестовать его за незаконное ношение оружия. Я мог бы арестовать его за что-нибудь другое.

— Прекрасно. И почему же ты этого не сделал?

— Он не был вооружен! Он вышел из поезда — ребенок! Ребенок, высокомерный и гордый, как черт. Но у него не было оружия. И в рюкзаке у него не было ничего. Я понял это, когда он бросил его на землю.