Порно

Но Саймон его не слышит. Он дозвонился до паба и сейчас разговаривает с Алисой, и вид у него еще более убитый, чем раньше — если такое вообще возможно.

— Ты, блядь, шутишь… Я не верю… — Он поворачивается ко мне с Терри. — Эта полиция злоебучая, и таможня, и акцизники, бля — они все побывали в пабе. Конфисковали видеокассеты… меня закрывают… Али! — кричит он в трубку. — Никому ничего не говори, скажи всем, что я уехал во Францию, это правда. Что-нибудь слышно про Бегби или Рентона?

Повисает короткая тишина, а потом Саймон рявкает:

— ЧТО! — Он чуть ли не задыхается. — Мудака положили в больницу? Кома, блядь? Рент?

У меня падает сердце. Марк…

— Что случилось? Саймон выключает телефон.

— Рентой уделал Бегби! Его в больницу отправили, в коме. Врачи говорят, что вряд ли он оклемается. Урод сказал Али, что он это видел, своими глазами, вчера вечером, на Бульваре!

— Слава Богу, Марк в порядке… — вырывается у меня, и Саймон смотрит на меня с подозрением. — Ну, Саймон, — я изображаю святую невинность, — у него же наши деньги…

— О каких деньгах речь, — спрашивает Терри, ушки сразу на макушке.

— Да так, мелочь, что я ему одолжил, — быстро говорит Саймон. — Ладно, Терри, вот ключ от номера. — Он достает ключ из кармана, бросает его Терри и с горечью добавляет: — Веселитесь, ребята.

— Ура, ура. — Терри хватает Карлу за руку. — Уж мы-то повеселимся, на этот счет можешь не волноваться. — Он подмигивает, а потом задумчиво говорит: — Никогда бы не подумал, что Марк выключит Бегби. Темная лошадка, в натуре. А я-то думал, что все эти кун-фу — так, дерьмо. Только для шоу и годится, да. Ну, ладно, — улыбается он, — увидимся, — и он быстро уходит, волоча со собой свою порнотелку. Я смотрю ему вслед. Парень счастлив по самое нехочу, радости полные штаны, сбылись его самые фантастические мечты, жизнь прекрасна, а Саймон, который сейчас по идее тоже должен бы радоваться своему взлету, стоит с кислой миной, весь такой из себя несчастный. Хотя, надо признать, у него есть причины для беспокойства. А тут еще Терри, который сейчас остается в Каннах на два дня без присмотра. В общем, я где-то Саймона понимаю.

В самолете Саймон сидит весь злой, и эта злость не проходит, когда мы садимся в эдинбургском аэропорту.

— Ты же еще ничего точно не знаешь, это ты так считаешь, что Марк нас обокрал, но еще ничего не известно… так что расслабься пока. Мы же здорово провели время. Фильм имел успех. Есть чему радоваться.

— Кх, кх, — кашляет он. Пока мы забираем багаж, он то и дело беспокойно озирается по сторонам, вытянув шею. Мы проходим паспортный контроль и таможню.

И тут он вдруг замирает на месте, потому что всего в пятидесяти ярдах от нас стоят Марк и Диана, готовясь пройти на посадку.

Диана проходит первой, и, когда Марк протягивает свой билет служащему аэропорта, Саймон вопит на пределе своих голосовых связок:

— РЕННННТАННН!

Марк оборачивается к нему, изображает улыбку и машет рукой, а потом как ни в чем не бывало проходит на посадку. Саймон бросается следом за ним и пытается пробежать через выход, но охрана его не пускает.

— ОСТАНОВИТЕ ЭТОГО ВОРА! — кричит он, а я подхожу и вижу лишь спины Марка и Дианы. Я смотрю на Диану и думаю, обернется она или нет, но она не оборачивается. — СКАЖИ ИМ, НИККИ!

Я стою в полной прострации.

— Что я могу им сказать?

Он оборачивается к охраннику и служащему аэропорта. Подходят еще два охранника.

— Послушайте, — говорит он умоляюще, — пропустите меня, пожалуйста. Мне очень нужно туда.

— У вас должен быть посадочный талон, сэр, — говорит служащий аэропорта.

Саймон весь раздувается, пытаясь держать себя в руках.

— Послушайте, этот человек украл у меня… одну вещь.

— В таком случае, сэр, обратитесь в полицию аэропорта. Я могу вызвать наряд по рации…

Саймон стискивает зубы и трясет головой.

— Ладно, забыли. За-бы-ли! — цедит он сквозь зубы, разворачивается и отходит к табло вылетов. Я иду следом за ним.

— Ебать-колотить, там сейчас куча посадок сразу: Лондон Хитроу, Лондон-Сити, Манчестер, Франкфурт, Дублин, Амстердам, Мюнхен… хрен знает, куда они вылетают… РЕНТОН И ЭТА ПИЗДА ХИТРЮЩАЯ! — кричит он, не обращая внимания на людей, которые уже начинают на нас коситься, а потом, держась руками за голову, садится прямо на пол посреди зала и сидит неподвижно, как будто он — каменное изваяние.

Я кладу руку ему на плечо. Какая-то женщина с рыжей, даже скорее оранжевой «химией» спрашивает:

— Он в порядке? — Я улыбаюсь ей, мол, я ценю ваше участие, большое спасибо, с ним все нормально. Потом я шепчу ему на ухо:

— Саймон, нам надо идти. Мы привлекаем слишком много внимания.

— Правда? — говорит он тоненьким детским голосом. — Нам надо идти? — Потом он встает и идет прямо к выходам, на ходу нажимая на кнопки мобильного.

Мы встаем в очередь на такси, и он наконец убирает телефон и смотрит на меня с напряженной улыбкой.

— Рентой, — он вдруг начинает захлебываться рыданиями и бьет себя по лицу, — …Рентой забрал мои деньги… Он очистил банковский счет… У Рентона в Амстердаме есть мастер-копия, все готовые копии — на складе у этого Миза. У кого мастер-копия, тот и владеет фильмом. У него и моя мастер-копия, и мои деньги! Вот только где он информацию-то надыбал? — завывает он, заходясь в безутешных рыданиях.

Я звоню Лорен, и она мне говорит, что Диана уехала. Собрала все вещи и уехала. Мы садимся в такси и я говорю грустно:

— В Лейт.

Саймон запрокидывает голову.

— Он забрал наши деньги!

Он все о деньгах. А чему, собственно, удивляться?

— А что же фильм? — спрашиваю.

— Да хуй с ним, с фильмом, — огрызается он.

— Но как же наша великая миссия? Как же революционная роль порнографии в…

— Да хуй с ним со всем. Это просто огромная куча дерьма для задротов, которые даже не могут заполучить себе птичку, чтобы по-человечески оттянуться, а для остальных — это способ поддерживать себя в форме, чтобы рьяно кончать в молодую, тугую пизду. Есть две категории. Категория первая: я. Категория вторая: все остальные. Остальных можно еще разделить на две подгруппы: те, кто делает, как я говорю, и уже полный отстой. Это все было для развлечения, Никки, забавы ради. А что нам действительно нужно, так это деньги. БЛЯДСКИЕ ДЕНЬГИ! БЛЯДСКИЙ РЕНТОЙ!

Мы приезжаем к Саймону. Вскоре приходит Рэб. Приносит газету «Вечерние новости». Там очень подробно написано, как полиция забрала все кассеты из бара. Банковские счета бара временно заморожены. В статье говорится, что и полиция, и таможня, и ребята из Акцизного управления — все ищут Саймона, а когда найдут, ему будут предъявлены обвинения по целому ряду статей. О Саймоне там отзываются в очень нелестном ключе, и все это обозвали «скандалом с наркотиками и порнографией».

— Так что получается, они ищут только меня?! Только меня одного! А как же вы, мудачье?

— Может быть, это все потому, что ты по телику засветился со своими пламенными речами? — язвит Рэб, и мне стоит громадных трудов, чтобы не рассмеяться.

Саймон полностью деморализован и открывает бутылку виски. Рэб полон решимости сражаться в суде.

— Я сам этим займусь. Подготовлю речь, — говорит он невнятно, когда бутылка уже допита. Я понимаю, что Рэб слегка навеселе, и он сам это чувствует.

— А что ты, Никки? — интересуется он.

— Я пока ничего. Посмотрю, как все пойдет, — отвечаю я.

Саймон выхватывает у меня газету. У него еще хватает наглости возмущаться насчет того, что его называют в статье порноделом.

— Идиотское определение для человека, который принял высокопрофессиональное решение креативно работать в сфере эротического кино для взрослых, — говорит он с натужным самодовольством. А потом добавляет с униженно-жалким стоном: — Это убьет мою мать.

С выражением совершеннейшего ужаса на лице он включает автоответчик, чтобы проверить сообщения. Там есть одно и от Терри.

— Народ, есть хорошие и плохие новости. Керт победил как лучший актерский дебют. Он сейчас где-то празднует. Но какой-то француз получил лучший режиссерский дебют. А лучшую женскую роль взяла девица из фильма Карлы.