Евротрэш

На следующий день, пока он вез нас на пляж, Ричард вел себя очень сдержанно. Я получал удовольствие, смотря, как костяшки его пальцев белели, впиваясь в руль, когда Крисси, изогнувшись через переднее сиденье, завела со мной фривольный и слегка кокетливый разговор. Любая глупая шутка или несмешной анекдот, который слетал с моих ленивых губ, встречался приступами неистового хохота со стороны Крисси, в то время как Ричард страдал в неудобном молчании. Я чувствовал, как его ненависть ко мне возрастала рывками, сокрушая его, срывая его дыхание, помутив его мысли. Я чувствовал себя как маленький мальчик, увеличивающий громкость на телевизоре с единственной целью — разозлить взрослых. Он неумышленно получил некоторое подобие возмездия, когда вставил кассету с «Карпентерс» в магнитофон. Я корчился от дискомфорта, пока они с Крисси хором подпевали. «Такая ужасная потеря, Кэрен Карпентер», — серьезно сказала она. Ричард кивнул, угрюмо соглашаясь. «Жалко, не правда ли, Юан?» — спросила Крисси, желая включить меня в их странный фестиваль грусти по поводу этой мертвой поп-звезды. Я улыбнулся в доброжелательной, но слегка безразличной манере. «Мне насрать. По всему миру живут люди, которым нечего есть. Почему я должен испытывать сожаление по поводу привилегированной долбанутой янки, которая слишком трахнута для того, чтобы донести ложку жратвы до своего рта?» Последовало удивленное молчание. В конце концов Крисси запричитала: «У тебя гадкий, циничный ум, Юан!» Ричард чистосердечно согласился, не в силах скрыть свое удовольствие от того, что я расстроил ее. Он даже стал подпевать песенке «Top of the World». После этого они с Крисси начали что-тоговорить на голландском и смеяться. Меня не возмутило это временное исключение из их разговора. По правде, я наслаждался их реакцией. Ричард попросту не понимал тип таких людей, как Крисси. Я чувствовал, что она испытывала волшебное влечение к уродству и цинизму, потому что она считала себя способной изменить людей. Во мне она видела вызов. Раболепное поклонение Ричарда иногда забавляло ее, но все же он был подобно коротким каникулам — со временем скучным и пресным. Пытаясь стать тем, кем, по его мнению, она хочет его видеть, он не оставил ей ничего для улучшения, не давая ей возможности оказать действительно сильное влияние на их отношения. До лучших времен она будет держать этого дурака поблизости для удовлетворения своего тщеславия.

Мы лежали на пляже. Мы кидали мяч друг другу. Это было некоей карикатурой того, что люди делают на пляже. Я начал чувствовать себя неудобно от этой ситуации и жары и пошел лежать в тенек. Ричард бегал вокруг в своих обрезанных джинсах; загорелый и накачанный, несмотря на слегка надутый живот. Крисси выглядела смущающе дряблой. Когда она пошла за мороженым, первый раз за все время нашего знакомства оставляя нас наедине с Ричардом, я почувствовал себя слегканеудобно. «Она классная!» — с энтузиазмом возгласил он. Я с неохотой улыбнулся. «Крисси многое пережила.» «Да», — согласился я. Это я уже и сам понял. «Я к ней отношусь совсем не так, как к другим женщинам. Я знаю ее очень давно. Иногда мне кажется, что ее надо защищать от нее самой.» «Это слишком концептуально для меня, Ричард.» «Ты знаешь, о чем я. Ты прикрываешь руки.» Я почувствовал, как моя нижняя губа слегка искривилась, показывая обиду. Это было детской, полностью нечестной ответной реакцией кого-то, кто на самом деле не был обижен, но делает вид, что обижен, чтобы оправдать грядущую агрессию к собеседнику или заставить его остановиться. Для меня такое поведение было вторым «я». Мне нравилось то, что он чувствовал, что понимает меня; с иллюзией силы надо мной он станет дерзким и потому неосторожным. А я выберу момент и вырву из него сердце. Это не было такой уж сложной задачей, находясь здесь, сидя на рукаве его рубашке. Во всей этой ситуации мои с Ричардом отношения были настолько же важны, насколько и отношения между мной и Крисси — в каком-то смысле она была местом битвы, на котором развернулась наша дуэль. Наша естественная антипатия, сложившаяся при первой встрече, прошла инкубационный период в близком контакте. За поразительно короткое время она распустилась в полноценную ненависть. Ричард нисколько не раскаивался в своем недипломатичном комментарии. Совсем наоборот, он продолжил атаку, желая создать из меня человека, которого было бы легче ненавидеть: «Мы, голландцы были в Южной Африке. Вы, британцы, угнетали нас. Вы засунули нас в концлагеря. Вы придумали концлагеря, а не нацисты. Это вы их научили этому, так же, как вы их научили геноциду. Вы были более эффективны в этом деле с Маори в Новой Зеландии, чем Гитлер с евреями. Я не пытаюсь оправдать то, что буры делают в Южной Африке. Никогда. Но вы, британцы, заложили ненависть в их сердца, сделали их неуправляемыми. Угнетение порождает угнетение, а не разрешение проблемы». Я почувствовал прилив злости. Я почти возжелал броситься в торжественную речь о том, что я на самом деле шотландец, и Шотландия была последней оккупированной колонией Британской Империи. Хотя я сам в это особенно не верю — шотландцы угнетают сами себя, с их одержимостью по поводу англичан, которая и является поводом для злости, страха, раболепства, зависимости и презрения. Но я не собирался ввязываться в спор с этим придурком. «Не могу сказать, что знаю много о политике, Ричард. И все же, мне кажется, что твой анализ слегка субъективен». Я встал, улыбаясь Крисси, которая вернулась со стаканчиками с Хаген-Дазом.

«Ты знаешь кто ты, Юан? Знаешь?» — она прямо заигрывала. Крисси явно хорошо продумала ход действий, пока ходила за десертом. Теперь она обрушит свои наблюдения на нас. Я пожал плечами. «Посмотри на него. Мистер Крутой. Был везде, делал все. Ты же точно такой же, как Ричард и я. Бездельничаешь и гуляешь. Куда это ты собирался ехать после Амстердама?» «В Ибицу или Римини», — ответил я. «Туда, где рейверские тусовки и экстази», — заявила она. «Там хорошие тусовки», — кивнул я, — «да и побезопаснее винта». «Это, может, и правда», — сказала она раздражительно, — «но ты просто евротрэш, Юан. Мы тут все такие. Сюда примывает всякую мразь. Амстердамский порт. Мусорный ящик для европейского мусора». Я улыбнулся и достал новую бутылку Хайнекена из корзинки Ричарда. «За это стоит выпить. За Евротрэш!» — произнес я свой тост. Крисси с большим энтузиазмом ударила своей бутылкой по моей. Ричард с легкой неохотой присоединился к нам. Ричард, конечно же, бы голландцем, но акцент Крисси было гораздо сложнее определить. Иногда мне казалось, что у нее был Ливерпульский выговор, говорящий о том, что она могла принадлежать к английскому или французскомузажиточному классу, хотя я был уверен, что этот акцент был напускным. И все же я не собирался спрашивать ее лишь для того, чтобы она могла сказать: отовсюду.

Когда мы вернулись в Дам, я увидел, что Ричард боялся худшего. В баре он тщетно пытался споить нас алкоголем, отчаянно стараясь свести то, что должно было случиться, к нулю. Его лицо приобрело измученное выражение. Я собирался домой вместе с Крисси. Это было настолько очевидно, что она могла с таким же успехом дать объявление в газете. «Я так устала», — с зевком сказала она, — «это все морской воздух. Проводишь меня домой, Юан?» «Почему бы тебе не подождать, пока я закончу работу?» — Ричард был в отчаянии. «О, Ричард. Я так устала. Не беспокойся, Юан доведет меня до станции. Да?» «Где ты живешь?» — Ричард прервал ее, обращаясь ко мне, пытаясь получить хоть долю контроля над событиями. Я приподнял ладонь руки, останавливая его вопросы, и повернулся назад к Крисси. «Это самое меньшее, что я могу сделать после того, что вы с Ричардом сделали для меня сегодня. Кроме того, мне тоже пора спать», — продолжил я низким, маслянистым голосом, позволяя легкой усталой улыбке появиться на моем лице. Крисси чмокнула Ричарда в щечку. «Я позвоню тебе завтра, милый», — сказала она, осматривая его так, как мать смотрит на мрачного ребенка. «Спокойной ночи, Ричард», -улыбнулся я, когда мы уже уходили. Я распахнул дверь для Крисси, и когда она вышла, я оглянулся назад, чтобы посмотреть на измученного идиота за барной стойкой, подмигнул и приподнял брови: «Приятных сновидений.»