Испанская роза

— В этом нет нужды, — мягко проговорила Мария, обрадовавшись ни к чему не обязывающему разговору. — Я провожу в доме большую часть дня. Сегодня мне впервые разрешили отойти так далеко.

— Нелли не перегружает тебя работой? Ты не устаешь? — озабоченно спросил Габриэль.

— Нет-нет! Нелли очень добра ко мне, да и все остальные тоже.

Они подошли к узкому загону, огороженному жердями. Легко приподняв Марию, Габриэль поставил ее на одну из толстых перекладин.

— Вот это и есть Фролик — отец того жеребенка.

Что скажешь?

Как будто понимая, что его рассматривают, изящный гнедой жеребец встал перед ними на дыбы. Разглядывая его волнистую гриву, длинные стройные ноги, гордо посаженную голову, огромные умные глаза, пристально смотревшие на нее, Мария подумала, что никогда раньше не видела такой красивой лошади. Шея выгнута дугой, хвост высоко поднят — конь ловко перебирал своими длинными ногами, словно давая представление присутствующим. Затем, неожиданно заржав, ускакал в дальний конец загона.

— Вот потому-то я и спарил их с Пандорой. Если жеребенок унаследует быстроту и изящество отца, а размерами пойдет в мать, я буду просто счастлив. А ты что скажешь?

— Он очень красив! И такой резвый! — Глаза ее горели от удовольствия.

— А ты хотела бы на нем покататься? Он слишком мал для наших мужчин и слишком резв для Нелли…

Такое предложение было для Марии полной неожиданностью, и она повернулась к нему так резко, что Габриэлю пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Он ухватил ее за талию.

— Ты и вправду позволишь мне проехаться на нем?

— Оказывается, существует много вещей, которые мне хотелось бы разрешить тебе, — сказал он странным тоном.

Только сейчас она ощутила его сильные руки на своей талии и отвела глаза в сторону. Как хорошо было бы склонить голову на его плечо! А губы, его нежные и ласковые губы, они совсем рядом!

Его руки крепче обвились вокруг ее стана, и, не в силах больше противиться, Мария подняла на него глаза.

— Мария… — хрипло прошептал он, и взгляд его остановился на ее приоткрывшихся губах.

Она качнулась в его сторону и.., услышала громкий голос Ричарда.

— Габриэль! — кричал он, стоя около конюшни. — Пришло письмо от Зевса!

Вздохнув, Габриэль выпустил ее из своих объятий.

— Надо будет как-нибудь поговорить с Ричардом о его бестактном поведении, — пробурчал он, смущенно улыбнувшись.

— Он только выполняет свои обязанности, — сказала Мария, соскакивая с ограды. — Может быть, это важное послание… Не случилось ли чего у Зевса? Ведь после отъезда в свое поместье они с Пилар так редко дают о себе знать.

— Думаю, что нет, — ответил Габриэль спокойно. — Скорее всего он пишет, что принимает мое приглашение и приедет погостить во вторник.

Лицо Марии засветилось радостью.

— А Пилар? — Она вопросительно посмотрела на него. — Она приедет вместе с ним?

— Думаю, что да, ведь я пригласил их обоих погостить здесь немного, — сказал он, улыбнувшись.

Лицо Марии приняло настороженное выражение. Она подозрительно посмотрела на Габриэля.

— А где ты собираешься их поселить? В доме только две подходящие спальни — твоя и моя. Невинная улыбка осветила его лицо.

— Я думаю, можно сделать некоторую перестановку… В конце концов, у меня такая большая кровать, а ты такая маленькая…

Глава 5

Мария нахмурилась, чтобы скрыть свою радость, и отвела взгляд, рассматривая буйную зелень растущих неподалеку тропических деревьев.

Глупо притворяться, что плен для нее непомерно тяжел, тем более что она по уши влюблена в своего повелителя и отлично сознает это. Все понемногу менялось в ее жизни, и Мария научилась быстро приспосабливаться к новым условиям, но одно препятствие мешало ей чувствовать себя счастливой — она была Дельгато, а он Ланкастер! Мария тяжело вздохнула. Если бы Габриэль был так же труб и безжалостен, как Диего или дю Буа, ей было бы легче ненавидеть и презирать его, но он всегда был добр к ней. Если сравнить здешнюю жизнь с тем, что Мария видела у себя в Каса де ла Палома, сравнение оказалось бы явно не в пользу Диего. “Королевский подарок” был тихим, спокойным местом, где все слаженно работали, хорошо друг к другу относились; хозяин был добр и трудолюбив, и слуги платили ему взаимностью. Конечно, не все и не всегда шло гладко, но это были исключения. И все из-за ее дурацкого высокомерия.

Увлеченная своими мыслями, Мария не заметила, как с лица Габриэля исчезла улыбка.

— Мария, — тихо позвал он, голос его был тревожен и глух. — В чем дело? Что-то случилось? Тебе неприятно мое прикосновение?

Не в силах справиться с собой, примирить сердце и разум, она резко выпалила:

— Боюсь, что ты забыл, кто я! Рабыня не может испытывать к своему хозяину ничего, кроме ненависти! Почему ты так добр и мил со мной? — с надрывом закричала она. — Ведь я Дельгато! Это что-нибудь значит для тебя?

Лицо Габриэля сразу помрачнело.

— Это хорошо, — медленно произнес он, — что ты еще раз напомнила мне о пропасти, которая лежит между нами… — И он с наигранной учтивостью поклонился ей. — Не бойся, я не стану силком тянуть тебя в свою постель, на это место достаточно желающих и без тебя. А что до моей доброты, то я могу приказать, чтобы тебя били каждый вечер, а по утрам посылали работать в поле. Тебя это больше устроит?

Они стояли друг против друга — гордость, злость и обида переполняли обоих. Первым заговорил Габриэль.

— Я изо всех сил старался забыть прошлое, во всяком случае все, что связано с тобой. Иногда я действительно забываю, что ты сестра Диего… Не мы начали войну между нашими семьями, но мы могли бы постараться изменить что-то в наших судьбах, если бы захотели.., если бы убрали то, что, как острый меч, лежит между нами…

Мария в изумлении смотрела на него. Слова Габриэля больно ранили ее.

— Что ты хочешь сказать? Ты отпускаешь меня? Ты не будешь больше мстить Диего за то, что произошло на “Вороне”?

— Не говори глупостей! — неожиданно рявкнул он. — Ты моя, и я никуда не отпущу тебя! А что касается твоего брата… Только ценой своей жизни он сможет расплатиться за то зло, что причинил моей семье! Пока он жив, я связан клятвой, которую дал тогда! Клятвой, которую из-за тебя нарушаю чуть не каждый день.

— Неудивительно, что я ненавижу тебя! Не выношу, когда ты прикасаешься ко мне! — тихо, но отчетливо произнесла Мария.

— Что ж, придется немного пострадать, — быстро проговорил Габриэль и, обняв Марию, приник к ее губам.

Она вырвалась из его объятий и прошипела со злобой:

— Ненавижу! — Глаза ее остановились на изуродованной шрамом щеке.

— Жаль, что в ту ночь я не вонзила нож тебе в сердце, — крикнула она вне себя от гнева.

В зеленых глазах Габриэля появилось странное выражение; он как-то сразу стих и отпустил ее руку.

— Вероятно, так и случилось, — сказал он до неузнаваемости странным голосом, и грустная улыбка тронула его губы. — Уверен, что Талия позабавилась бы всласть. А теперь иди в дом, Мария, и скажи миссис Сэттерли, что я прочитаю послание Зевса позже. Боюсь, что его визит уже не доставит мне того удовольствия, какого я ожидал. — И, повернувшись, он зашагал в сторону конюшни.

Мария медленно пошла по направлению к дому, на ходу вытирая слезы, которые ручьем текли по ее щекам. Она опять, в который уже раз, оттолкнула его, но сейчас ей было больно, как никогда. “Бессмысленно продолжать эту никому не нужную борьбу, — думала она, — борьбу между семейной гордостью и любовью к нему”. Ей надо наконец сделать выбор, и в этой внутренней борьбе, готовой разорвать ее сердце на части, принять какую-то одну сторону.

Мария передала Нелли все, о чем просил Габриэль, и, поскольку никакой работы для нее не нашлось, поднялась к себе в спальню.

Лежа в одиночестве, она по-прежнему думала о том, что настало время сделать окончательный выбор и решить раз и навсегда, какой путь она выберет. Она устала от метаний между зовом своего сердца и тем, что ей диктовали законы семейной гордости.