Коллеги

— Ты не устала? — то и дело заботливо спрашивал Алексей.

— Нет-нет, — успокаивала его Лилечка. — Со мной все в порядке. Ой! А вот эта, смотри! — Она быстро подошла к коляске, показавшейся ей особенно симпатичной. — Может быть, вот эту? Ой, да она с зонтиком! И с сумочкой!

— Лилечка, милая, — засмеялся Алексей. — Ну зачем такому малышу еще и зонтик?

— Как ты не понимаешь! — всплеснула руками она. — А если дождь? А жара? Зонтик просто необходим! А в сумочку можно будет класть всякие мелочи: бутылочку, соску. Это очень полезная вещь! — авторитетным тоном Винни-Пуха из мультфильма заключила Лилечка.

— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Алексей. — Только прошу тебя, не нужно этой дикой расцветки! Малиновые розы на фиолетовом фоне! Ужас! Вон та, в синюю клеточку, почти такая же, но намного лучше смотрится.

— Пожалуй, ты прав, — решила Лилечка, критически разглядывая оба экземпляра.

Раздался тихий, но настойчивый писк мобильника. Лилечка нахмурилась.

— Надеюсь, не с твоей работы, — заметила она. — Это было бы некстати. А может быть, — Лилечкины глаза сверкнули бесовским лукавством, — сделаем вид, что нас нет?

Алексей вздохнул, но мобильник все-таки достал: это мог быть клиент.

— Алло, я вас слушаю, — сказал он.

— Леша. — Это был тихий и какой-то надломленный голос, по которому Алексей не сразу узнал Анну.

— Аня? — спросил Алексей. Он никогда бы не подумал, что эта сильная женщина может говорить таким голосом.

— Что-то случилось? — забеспокоилась Лилечка.

— Аня, в чем дело? — тоже с тревогой поинтересовался Алексей.

— Извини, если помешала своим звонком…

— Да бог с тобой, о чем ты говоришь!

— Мне крайне необходимо с тобой встретиться. Ты… — Алексей готов был поклясться, что голос Анны задрожал от слез, — ты очень хороший юрист, Леша. Мне нужно поговорить с тобой… как с юристом. Приходи, когда сможешь.

— Что все-таки случилось? — переспросил еще раз он, но Анна уже положила трубку. — Думаю, что у Анны какие-то неприятности, — осторожно сообщил Алексей жене. — Надо бы съездить к ней. Ты разрешишь? — Он очень боялся, что Лилечка начнет волноваться.

Но ошибся. Глядя прямо ему в глаза, она улыбнулась и спокойно ответила:

— Конечно, ты должен ехать к ней, ведь она наш лучший друг. Знаешь, мне даже совестно, что мы, со своим маленьким счастьем, совсем забыли про нее. И не беспокойся за меня, — добавила Лилечка. — Я заплачу за коляску и за то, чтобы ее доставили на дом. А когда ты вернешься, то обо всем мне расскажешь, хорошо? Или, может быть, мне поехать с тобой? Я вполне могу это сделать, мне не трудно!

— Да нет, не стоит. Тебе пора отдыхать, к тому же Анна, как я понял, хочет попросить у меня юридической консультации. Давай я вызову тебе такси, милая.

— Не надо, я сама, а ты поезжай, и, если с Анной что-то случилось, передай ей от меня, что я всегда помогу ей, чем смогу.

— Ну конечно, и я тоже, — сказал Алексей. — Мы оба поможем ей, если это потребуется.

Последнее, что помнила Анна — это листы бумаги, кружащиеся по комнате и с тихим шелестом ложащиеся на пол, ей под ноги. Листы, на которых черным по белому был написан приговор ее любви, ее жизни.

Она забыла, как мчалась вниз по лестнице, даже столкновение с Борисом Алексеевичем совершенно стерлось из ее памяти.

Потом она шла, бежала, плелась и снова шла, снова бежала. Анна не знала, куда идет, не узнавала улиц, не воспринимала людей. Пару раз до ее сознания донеслись слабые, далекие звуки гудков автомобилей, и невдомек ей было, что она перебегала улицу на красный свет, а водители машин еле успевали затормозить, отчаянно нажимая на клаксоны. Дома, люди, машины, деревья — все поблекло, солнца не было видно. Реальность, которую видела Анна, была подернута плотной серой душной пленкой, не дающей дышать; перед глазами плясали противные мелкие черные точки. Бессознательно она еще понимала, что всего несколько минут назад был ясный день, но сейчас, как ни старалась, не видела солнечных лучей, не могла вернуть себе ощущение радости и счастья, еще недавно обуревавших ее. Все это в один миг кончилось.

— Вам плохо?

Анна бессильно прислонилась плечом к фонарному столбу, с трудом сфокусировала взгляд на какой-то пожилой женщине. Кажется, именно она вывела ее из ступора. Анна расстегнула верхнюю пуговицу пальто — ей казалось, что воротник душит ее, — и попыталась улыбнуться. Ну-ка, как она это делала? Вроде бы еще совсем недавно говорила: «С вами была Анна Черкасова, ТВР, Москва» — и улыбалась вот так, да, так. Анна не знала, что со стороны ее улыбка, жалкая, кривая, выглядит как застывшая маска отчаяния.

— Может быть, вам помочь? — спросила женщина.

— Нет… не надо, — с трудом проговорила она. — Все не так уж и плохо, как может показаться.

— А то, может, «скорую» вызвать? Что-то вы бледная очень, даже зеленая совсем, — участливо предложил кто-то.

Вокруг Анны уже успела сбиться небольшая кучка народу. Все негромко переговаривались, переспрашивали, подталкивали друг друга локтями, кивали в ее сторону. Их шепот доносился до нее то тихим-тихим шелестом, то резким омерзительным шипением. Сердце замерло где-то в горле, и Анна никак не могла сглотнуть, чтобы оно вернулось на место, а она смогла бы нормально вдохнуть.

— Кто-нибудь, воды дайте!

— Возьмите у меня…

— Смочите платок, платок смочите!

— Подведите ее к скамейке. Не видите, что ли? Ей же присесть надо!

Через несколько минут Анна окончательно пришла в себя, обнаружив с удивлением, что сидит на скамейке, а на лбу у нее влажный платок. Первая осознанная, полностью продуманная мысль была о том, что нашлись люди, которые не бросили ее, совсем для них незнакомую, одну, помогли, привели в чувство. Она обвела благодарным взглядом всех этих людей, которые больше не сливались для нее в серую безликую массу, увидела их лица, сочувствующие, слегка испуганные. «Здорово же я, наверное, выгляжу, раз они так на меня смотрят», — подумала Анна.

— Спасибо, мне уже намного лучше, — внятно проговорила она.

Та самая пожилая женщина склонилась над ней. «У нее доброе лицо, — отметила Анна. — И глаза добрые, улыбаются».