Коллеги

— Ничего, — уверенно заявила Лилечка, — я знаю, что все выяснится очень скоро. — Будучи без пяти минут замужней женщиной, она уже чувствовала себя лучше разбирающейся в жизни, чем Анна. — Что мешает вам сойтись? Ты такая красивая. Я уверена, что даже самый обаятельный и богатый мужчина способен бросить к твоим ногам все, что имеет. Я вот обыкновенная, мне и счастье нужно обыкновенное, — весело сообщила она с неожиданным проблеском житейской мудрости. — А ты совсем другая, тебе и счастье другое нужно. Такое, чтобы… чтобы дух захватывало. Кстати, я говорила тебе, что ты здорово сегодня выглядишь? Смотри, как бы тебе не найти свою половину по дороге домой после свадьбы! — Лилечка игриво погрозила Анне пальцем.

Та не без грусти улыбнулась. А Лилечка каким-то новым взглядом осмотрела свою комнату. Все эти салфеточки, занавесочки, вазочки и картиночки в скором времени переедут на новое место вслед за своей хозяйкой: Алексей и Лилечка уже поговаривали о том, чтобы продать свои квартиры, купить одну, просторную, и сделать из нее конфетку.

Из раздумий их вывел отчаянный сигнал клаксона.

— Это он, — задохнувшись от волнения, пролепетала Лилечка, вновь превратившись в испуганную раскрасневшуюся девчонку. Она бросила последний взгляд в зеркало и судорожно сжала в руках букет роз. Кольцо, которое подарил ей Алексей, блестело на пальце. Совсем скоро, меньше чем через час, к нему добавится другое, совсем простое, гладкое, но гораздо более дорогое для нее, чем все украшения в мире. Оно свяжет ее с любимым человеком на всю жизнь. Навеки. Навсегда.

Анна встала, постаралась стряхнуть с себя задумчивость и надела свидетельскую ленту, о которой совсем забыла.

— Постой, куда ты? — удивилась она, увидев, что Лилечка поспешно направляется к выходу. — Дай ты ему подняться к тебе.

— Не могу, — донесся голос Лилечки уже откуда-то с лестницы.

Влюбленные так стремительно бежали навстречу друг к другу, что с разбега столкнулись ровно на середине пути между Лилечкиным восьмым этажом и первым.

Свадьба прошла очень скромно и очень весело, хотя присутствовали на ней, кроме жениха и невесты, еще только два человека — свидетели. От волнения и жених, и невеста расписались, пожалуй, несколько более неразборчиво, чем обычно.

Анна выглядела исполненной достоинства, но смотрела на все происходящее со скрытым волнением. Может быть, скоро то же самое будет происходить и с ней? Что касается свидетеля жениха — она больше никогда его не увидела и даже не запомнила, как его зовут, — то он всячески старался быть полезным, волновался не меньше новобрачных, поминутно поправлял очки и даже уронил букет цветов, который ему временно препоручила Лилечка.

Обручальными кольцами Алексей и Лилечка обменялись вполне благополучно: ни одно не упало. Лилечка могла быть спокойна, иначе, если бы это вдруг случилось, она подумала бы, что плохих примет, считая тот бланк заявления, уж слишком много, и, пожалуй, чего доброго, сбежала бы прямо из-под венца куда-нибудь, * где смогла бы выплакаться всласть.

Когда Алексею разрешили поцеловать молодую жену, они так стремительно потянулись друг к другу, что даже слегка стукнулись лбами, а это, если верить приметам, означает, что они стали родственниками.

Служащие загса, как водится, были доброжелательно-официальны. Они сделали все от них зависящее, чтобы бракосочетание прошло более-менее ровно, без неожиданностей. Лилечка и Алексей выглядели самыми счастливыми людьми на земле.

После загса все вчетвером часа два просидели в ресторанчике, затем свидетели незаметно подмигнули друг другу и заявили, что им, пожалуй, пора идти. Анна сослалась на завтрашнюю работу, коллега Алексея весьма вовремя вспомнил, что на следующий день у него должно состояться слушание одного чрезвычайно важного дела. Алексей и Лилечка сделали вид, будто они ужасно огорчены, но по их лицам было видно, что им до смерти хочется остаться вдвоем. Сердечно попрощавшись с Анной и коллегой Алексея, они сели в машину, сказав, что сейчас покатят к себе домой, а на следующий день еще дальше — на юг, на целых две недели. Медовый месяц…

Коллега Алексея сделал робкую попытку проводить Анну до дома, но та решительно ее пресекла.

Мысли ее занимал другой человек, и больше всего ей сейчас хотелось побыть одной, подумать о нем.

Приближался день демонстрации новой коллекции. Все работники модельного агентства находились в страшном напряжении. Даже штатные уборщицы обсуждали это событие с таким волнением, будто участвовали в создании коллекции или, по меньшей мере, готовятся выйти на подиум. Анна поневоле заразилась всеобщим настроением. Ей казалось, что такая огромная работа, проделанная за немногие месяцы, должна быть оценена по заслугам. Вано — и тот, несмотря на весь свой, как он выражался, здоровый цинизм, в последние дни почему-то притих. Поминутно протирая не первой свежести носовым платком линзы очков, он прилежно снимал на камеру то, что могло бы потом заинтересовать зрителей, совершенно забыв о моделях, на которых первое время не переставал заглядываться. Даже «Орбит» теперь жевал как-то очень неохотно.

Среди всего этого волнения, как казалось Анне, только один человек оставался спокойным. Это был, как ни странно, сам Дэн Смирнов, благодаря которому все вокруг и крутились, словно белки в колесе. Если в самом начале работы над коллекцией он еще позволял себе резкие слова, то теперь вел себя как человек, знающий, что все, что от него зависело, он уже сделал. Только улыбка его стала другой — более жесткой. Да и улыбался он одними губами — глаза оставались серьезными и даже настороженными.

А Анна в последнее время не столько руководила съемками, сколько пыталась разгадать этого человека. После того разговора, когда Дэн упрекнул ее в черствости, он продолжал вести себя так, будто этого не было. С Анной вновь держал себя подчеркнуто вежливо, хотя изредка галантно вручал ей в меру скромные букеты, что ни к чему не обязывало и ни о чем не говорило.

Несколько раз она ловила на себе его взгляды, которые замечала и раньше, угадывая в них интерес, симпатию и даже нежность, но постепенно их становилось все меньше и меньше, будто Дэн решил, что она не стоит особого внимания. Думая об этом, Анна чувствовала, как у нее сжимается сердце. Неужели он совсем к ней равнодушен? «Вот рассиропилась! — в сердцах ругала она себя. Подумаешь, пару раз на тебя посмотрел да разок в ресторан пригласил, а ты уже и растаяла!» Но сердце внимать разуму упорно не хотело. Подсознательно Анна почему-то была уверена, что ее отношения с Дэном — про себя она звала его только по имени — пусть и ни к чему не обязывающие, но начавшиеся так легко и красиво, не могут кончиться ничем. Это было бы очень обидно!