Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 64



Лучи смерти. Вот оно что. Я вздохнул с облегчением.

— Погодите, Семен Трофимович... — Но профессор словно перестал слышать все вокруг.

— У меня перебои в шерше, выпадают шубы, — кричал он, потрясая кулаком, — ишкривлен пошвоношник, боли в шелудке, но я их вше равно не боюш! Им меня не шапугать! Не боюш!

— Успокойтесь, миленький, дорогой, успокойтесь, — бормотал я, со смешанным чувством жалости и естественной при встрече с безумием опаски, пробираясь мимо него к двери, — сейчас все уладится, все будет хорошо!...

Врач с психиатрической «скорой», здоровенный детина в белом халате с закатанными рукавами, лицом и комплекцией больше смахивал на вышибалу в ночном клубе, чем на представителя гуманнейшей профессии. Он, ласково кивая головой, внимательно послушал пациента минуты три-четыре, после чего, не прерывая рассказчика, ловким движением вонзил ему шприц в иссохшую подагрическую руку. Но когда старик обмяк с утомленно закрытыми глазами, неожиданно сказал с уважением:

— У деда, между прочим, мания преследования в стадии обострения, а он держится — дай Бог каждому. Вот оно, настоящее мужество. Никого из них не боится.

— Из кого — из них? — не понял я.

Доктор посмотрел на меня прозрачными, как осеннее небо, глазами и ответил раздумчиво:

— Ну как же... из этих, которые всех убивают... Лучами смерти...

День еще только-только начался, а я, проводив до машины носилки с профессором, уже чувствовал себя морально и физически разбитым. По пути назад меня встретила Нелли, которая сообщила, что ко мне снова посетитель. Я сказал, что если это очередной сумасшедший, то пусть заказывают психовозку сразу на двоих: меня тоже наверняка заберут. Но человек, желавший со мной увидеться, оказался вполне нормальным. К сожалению, как я теперь понимаю.

В общем, это вполне относится еще ко многим другим, с кем мне приходилось встречаться или беседовать по телефону в день выхода «МАШИНЫ СМЕРТИ». Все они были совершенно нормальными. В том-то и ужас.

Если отбросить случаи, на которых лежал явный налет избыточной мнительности, женской экзальтированности или старческого маразма, в моем блокноте и на ленте диктофона оказались зафиксированы восемь рассказов, выглядящих более или менее достоверно. Восемь рассказов о внезапной и как бы случайной гибели людей, чья смерть кому-то приходилась весьма кстати.

Конечно, я был далек от того, чтобы вот так огульно, уже с первого взгляда, признать все эти истории заказными убийствами. Поступи я так, всякий хоть сколько-нибудь трезво мыслящий критик скажет мне: мало ли каких совпадений не бывает в жизни. И будет прав. Но с другой стороны, я ведь не прокуратура и не суд, мне отпечатки пальцев и баллистическая экспертиза не требуются для того, чтобы высказать кое-какие предположения. Да, совпадение каких-то обстоятельств — мягко говоря, не самая серьезная основа для научных выводов. Ну и пусть. Репортерство, слава Богу, пока не наука, у нас тут свои законы. Например: нет дыма без огня, на воре шапка горит. Или вот еще: слишком много совпадений не бывает.

К пяти случаям известных мне автомобильных наездов со смертельным исходом (шести, если считать тот, при котором я присутствовал) прибавились еще три. Из числа «висяков» я их тогда не отобрал, потому что ориентировался на как бы классически чистые: есть свидетели, которые абсолютно точно запомнили номер, цвет и марку машины-убийцы, но проверка показала, что автомобиль с такими данными в ДТП не участвовал. В трех новых случаях свидетелей либо не было совсем, либо они давали противоречивые показания. Но с предыдущими их объединяло иное: личности убитых.

Генеральный директор аэрокосмического предприятия, бывшей «оборонки», ставшего акционерным обществом. Сын покойного уверял меня, что незадолго до гибели отца в руководстве АО разгорелись нешуточные страсти вокруг нескольких крупных зарубежных заказов. Речь шла о десятках, если не сотнях миллионов долларов.

Председатель правления банка средней руки. Его вдова рассказала мне, что у мужа были какие-то неприятности с кредитами: он жаловался, что на него давят, требуют дать крупную сумму без достаточного обеспечения. Подробностей она, к сожалению, не знает.



Некто, как любят писать в милицейских сводках, неработающий москвич двадцати восьми лет. От его матери я узнал, что сынуля был позором приличной семьи: наркоман с десятилетним стажем, сам торговал наркотиками. В последнее время чего-то очень боялся, приходил домой за полночь, тихонько ускользал на рассвете. Как-то темным мартовским утречком его и сбила неизвестная машина — в двух шагах от дома.

Далее шло нечто новенькое.

Два человека погибли в своих квартирах в результате взрывов, произошедших по причине утечки газа — таковы официальные выводы пожарных и милиции. Один сгорел вместе со своим загородным домом — «из-за неисправностей электропроводки». Еще двоих попросту забили насмерть (в обоих случаях головы размозжены тупыми тяжелыми предметами) — якобы с целью ограбления.

Теперь, как говорится, «кто есть кто».

Крупный бизнесмен, фирма которого среди прочего работала на рынке драгоценных металлов.

Владелец большой рекламной фирмы, сумевшей в свое время отхватить солидную по размерам делянку сразу на трех каналах телевидения.

Пенсионер, семьдесят два года проживший в коммуналке на Тверской и ни в какую не соглашавшийся приватизироваться и переезжать в отдельную квартиру. Два его приятеля, тихие интеллигентные старички, пришли ко мне с сообщением, что квартирка на Тверской, откуда неудобный жилец был выписан с идеальной формулировкой «в связи со смертью», была — пальчики оближешь. Шесть комнат, четырехметровые потолки, старинный наборный паркет, два камина. Ее сторговали за баснословную сумму (что-то около трехсот тысяч долларов) чуть не на следующий день, как похоронили строптивого дедульку.

И, наконец, еще двое — довольно темные и невнятные личности. Из маловразумительных пояснений родственников можно было догадаться, что один торговал чем попадется, ездил то в Чечню, то в Приднестровье, из чего я сделал уже самостоятельный вывод, что чаще всего ему должны были попадаться оружие и боеприпасы. Второй и вовсе сам, кажется, состоял в какой-то преступной группировке.

Разумеется, я отдавал себе отчет, что пять последних эпизодов можно назвать, мягко говоря, притянутыми за уши. Но ведь и первые пять я начинал тянуть примерно за то же место. Так или иначе, мне, репортеру, подвалила превосходная фактура для разработки. Восемь случайных смертей. И ни одной случайной жертвы. Впору готовить материал «МАШИНА СМЕРТИ-2».

Но когда ушел от меня последний визитер, я что-то не чувствовал привычного охотничьего азарта. Наверное, размышлял я, это оттого, что охотничий азарт скорее должен охватывать того, кто охотится, а не того, за кем идет охота. Диалектическая спираль сделала очередной вольт, кинув мне неожиданную подлянку. Я больше не был пустым, как барабан. Я снова оказался под завязку набит взрывоопасной информацией. Разрабатывать ее самому — страшно. Спихнуть по примеру Аржанцева «компетентным органам» — стыдно. Сидеть на ней и ничего не предпринимать — смешно.

Так малодушными нас делает раздумье, рефлексировал в аналогичной ситуации принц Датский Гамлет.

Поздно, бабка, пить боржом, когда почки отвалились, реагирует в таких случаях Генка Троицын по прозвищу Проститутка Троцкий.

Вспомнив Льва Давидовича, я по близкой ассоциации решил: ни мира, ни войны. Слишком велика накопившаяся за день усталость. Утро вечера мудреней. И, как ни странно, оказался прав: утром меня вызвали в прокуратуру.

А накануне я уезжал из конторы с эскортом. Таракан настоял, чтобы со мной в машине непременно поехали два редакционных охранника. Пылкое предложение Нелли привлечь кого-нибудь, как она выразилась, от общественности я решительно отверг, пояснив, что лично мне и на миру смерть не красна. Впрочем, мы добрались без приключений (хотя я на всякий случай все-таки загнал машину в чужой двор). Ребята проводили меня до самой квартиры. Закрывая за ними на все замки сакраментальную железную дверь, я размышлял над тем, много ли в ней действительно проку. Ведь завтра хочешь не хочешь придется ее открыть, чтобы идти на работу, а, как справедливо заметил в свое время Матюша, железную башку мне никто не приделает.