Страница 17 из 39
Случайность? Или не случайность? И только к вечеру, устав до свинцовой тяжести в скулах, решил: ну их к черту, пускай будет случайность! Потому что все равно прокуратура считает дело “чистым”. Потому что даже Валиулин не хочет в него лезть и им заниматься. Потому что, в конце концов, и впрямь кровь убитого вора в законе Черкизова не вопиет ко мне об отмщении, а Витька Байдаков тоже не вызывает симпатий. Так что плюнуть, растереть и забыть.
Но плюнуть оказалось не так-то просто. Когда уже в потемках я добрел до отделения, дежурный, увидев меня, сказал:
– Зайди к начальнику, он тебя искал. Через пять минут я узнал, что недооценил энергичного председателя стеклянного дома.
– Обложили, понимаешь, – недовольно гудел Голубко. – Не успели от них заявление принести – звонок из исполкома, звонок из райуправления... – Он швырнул мне через стол бумажку, на которой я разглядел гриф ЖСК “Луч”. – Сделай что-нибудь, чтоб они от нас отстали!
С тяжелым вздохом я взял письмо и покорился судьбе.
9
Лицо у Байдакова было мятое, как подушка. Он сидел передо мной на стуле, аккуратно положив ладони на коленки, и смотрел в угол. В углу было навалено черт-те что: ломик, ржавое ведро, лепная рама без картины, большой моток толстого каната, японский телевизор и охотничье ружье. Все это были вешдоки по разным делам, не поместившиеся в следовательский сейф. Разговор не клеился. Не зря, ох не зря Степанида в ответ на мою официальную просьбу разрешила встретиться с Витькой не в изоляторе, а не поленилась вызвать его в прокуратуру! Теперь она сидела, как штырь, между нами, и наша с Байдаковым беседа выглядела не более связно, чем куча разнородных вещей в углу.
– Ну так где ты все-таки с ней познакомился? – не то во второй, не то в третий раз спрашивал я.
Витька делал вид, что глубоко задумывается, потом переводил на меня бесстыжие глаза и говорил:
– Вроде в кабаке. А может, нет. Может, на улице. Не помню я. Амнезия, – он постучал костяшками пальцев по голове. – Вон, хоть у гражданина следователя спросите.
– Прекратите паясничать, Байдаков! – оторвавшись от своих бумаг, вмешалась вдруг Степанида. – Экспертизой установлено, что у вас имела место временная амнезия на почве большой дозы алкоголя. А все остальное вы прекрасно помните! А если нет, – она резко поднялась из-за стола – маленькая, сухонькая, вся как будто начиненная изнутри сотнями пружинок, прошлась стремительно по кабинету и остановилась перед Витькой, уперев руки в бока и слегка наклонив голову, словно собиралась его боднуть, – если нет, так я вам напомню! Вы заключили фиктивный брак с гражданкой... – Она вопросительно повернулась ко мне.
– Скачковой, – подсказал я, ошеломленный этой столь же бурной, сколь и неожиданной поддержкой.
– ...с гражданкой Скачковой, – напористо продолжала Степанида. – Заключить заключили, но денег всех не получили, только аванс. Так?
Она попыталась заглянуть Байдакову в глаза, но тот отвел взгляд.
– Так! – удовлетворенно сказала Степанида, расценив Витькино молчание как знак согласия. – А все деньги вы должны были получить потом, когда разведетесь и разменяете вашу двухкомнатную на две однокомнатные. Много денег! Интересно, на чем вы сошлись? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Впрочем, это неважно теперь, – резко сбавив тон, она повернулась к Витьке спиной и прошла на свое место.
– Почему это неважно? – вдруг подал голос Байдаков.
– Потому неважно, – скорбно поджав губы, ответила Степанида, – что после приговора суда вас выпишут с занимаемой площади и вашей, так сказать, супруге достанется вся квартира целиком. Бесплатно! – Она аккуратно завязала тесемки на папке “дела”, сунула ее в сейф и добавила раздумчиво: – Статья у вас, Байдаков, сами знаете какая. Даже если не расстреляют, срок большой. Эта Скачкова очень просто может оформить с вами развод, тогда вам вообще претендовать будет не на что.
Витька сидел понурившись. А Степанида поизучала с полминуты его лысеющую макушку и влупила напоследок:
– Не забудьте про темпы инфляции. Когда вы освободитесь, эти двадцать тысяч могут стоить меньше, чем сейчас двести рублей.
Она закрыла сейф, повернула ключ в замке и бросила на меня нескрываемый победный взгляд, который читался однозначно: вот, мол, как надо работать! После чего пошла к двери, сказав на прощание:
– Ну, это все не мое дело. Разбирайтесь сами. Я скоро вернусь.
Ай, хороший следователь Степанида Федоровна Степанова! Умеет, ох здорово умеет все расставить по полочкам! А как красиво, почти театрально вышла она в последний момент, оставив нас разбитыми наголову: Байдакова – несокрушимой логикой рассуждения, меня – блестящим примером ведения допроса!
Не знаю даже, как и объяснить ход своих дальнейших мыслей. Собственно, мыслей во множественном числе не было, была одна мысль: никогда больше такой шанс мне не представится. Дурацкая история. Ведь совсем недавно я, кажется, сам себе очень убедительно растолковал и доказал, что незачем мне лезть в это дело. Почему же тогда я наклонился к Витьке и сказал быстрой скороговоркой, что времени у нас мало и чтобы поэтому он слушал меня внимательно, а отвечал быстро? Не знаю...
Байдаков поднял на меня удивленные глаза, его явно поразила происшедшая со мной перемена. Она и меня самого поразила. Я сказал:
– Вот что, милый друг. У меня есть предположение, что тебя элементарно подставили: и деньги тебе подложили, и молоток, и все остальное. Но доказать я пока ничего не могу, понял? Я не знаю, ни кто это сделал, ни зачем. Может быть, все дело в этой твоей квартире, в этих двадцати или скольких там тысячах...
– Тридцать, – севшим голосом вставил Байдаков.
– Тем более, – отреагировал я. – Поэтому быстро отвечай на мои вопросы. Кто тебя свел с этой Скачковой?
Он колебался не более секунды.
– Генка Шкут, адреса у меня нет, только телефон. Я больше ничего расспрашивать не стал, только записал телефон в блокнот.
На какое время вышла Степанида? Сколько у меня минут? Три? Пять?
– Второе. С кем ты пил в тот день?
Витька наморщил лоб и стал перечислять:
– Сашка Пузырь, Валька-хромой, еще Петр Сергеевич такой, он всегда в шляпе. Вроде все...
– А потом?
– Потом – убей Бог, – развел он руками.
– Ладно, – сказал я. – Теперь учти, если ты покажешь Степановой, что я с тобой про это говорил, мне хана. И тебе тогда тоже. Окончательно. Понял?
Байдаков не успел ответить, вошла Степанида. Недолго она отсутствовала! Но мне, кажется, хватило.
– Побеседовали? – спросила она, усаживаясь за свой стол.
– Более или менее, – ответил я уклончиво и, уже поднявшись, сказал, обращаясь к Байдакову: – Значит, подумай, а я тебя еще навещу.
Он то ли головой дернул, то ли кивнул. И до тех пор, пока обитая дерматином дверь не захлопнулась за моей спиной, я ощущал на затылке байдаковский взгляд. Боже правый, что я наделал! Ведь я дал ему надежду!