Страница 93 из 573
Чтобы не возвращаться к проблеме, скажу лишь, что в Остехбюро, сменившем свое сложное название на обычный стандарт "Конструкторское бюро № 5" (если не ошибаюсь с номером), в этом бюро были заложены основы многих достижений техники, которыми долгое время пользовались наши Вооруженные Силы. Особой же заботой самого Владимира Ивановича всегда оставались приборы управления взрывами на расстоянии. В наших инженерных войсках были созданы специальные минные подразделения ТОС — техники особой секретности. Во время Отечественной войны эти подразделения сказали свое слово. Достаточно вспомнить такой факт. Отступая из Харькова, наши саперы заложили большой фугас под одним из крупных зданий города. Когда там обосновались и спокойно обжились гитлеровцы, линию фронта пересек радиосигнал. Взрыватели сработали. В результате вермахт потерял сразу несколько десятков офицеров.
Но это — потом. А тогда у Сталина, отправившего меня в Ленинград, была личная просьба к Бекаури. Имелось у этого разностороннего человека одно увлечение, если хотите знать, даже чудачество: ради собственного удовольствия он создавал несгораемые шкафы различных размеров, и каждый особой конструкции, исключавшей всякую возможность взлома или подбора ключей. Сталин хотел, чтобы Владимир Иванович изготовил такой сейф лично для него. Я оговорил разрешение присовокупить свою такую же просьбу. Ведь через мои руки проходили документы, которые представляли особый интерес и для внешних врагов, и для внутренних недоброжелателей. Душа болела, когда оставлял такие бумаги в ящике стола или прятал их на полке среди книг. С сейфом системы Бекаури было бы куда спокойней.
У меня сложилось впечатление, что наши просьбы доставили Владимиру Ивановичу определенное удовольствие. При всех разносторонних дарованиях он больше всего, вероятно, любил свои сейфы, и ему было приятно, что авторитет его в этом деле так высок: сам Иосиф Виссарионович обратился к нему. А может, несгораемые шкафы были особенно дороги Бекаури еще и потому, что творил он их собственными руками от начала и до конца, это были его персональные детища, рассчитанные на долгий срок.
Узнав, что мне предстоит встреча с Сергеем Мироновичем Кировым, собеседник заволновался, чаще поглаживая блестящую желтоватую голову. Сказал: родственники некоторых сотрудников Остехбюро подверглись неоправданным гонениям, выселены из Ленинграда черт знает куда. Это какое-то самоуправство, отсутствие элементарной согласованности. Вот фамилии сотрудников, которых коснулось это несчастье. Он, Бекаури, настаивает на том, чтобы его людям были созданы нормальные условия для работы. Хорошо, если об этом скажу Кирову и я.
Передаю здесь лишь смысл слов Владимира Ивановича, форма же выражения была очень горячей и резкой. Прозвучала гневная тирада о лицемерах, которые стараются прикрыть классовой борьбой прорехи в собственной голове и собственном сердце.
Я, конечно, изложил Сергею Мироновичу претензии Бекаури, передал список. Дня Кирова это, как показалось, не было неожиданностью. Он поморщился недовольно, сунул лист в какую-то папку. И вообще к моему визиту Сергей Миронович отнесся очень даже прохладно. Совсем недавно он беседовал по тем же вопросам с инженером Ощепковым, с заместителем Наркома обороны Тухачевским. Это были официальные лица, а я в глазах Сергея Мироновича являлся фигурой, близкой к нулю. Военный специалист, каких много, занимавший какую-то скромную должность. Направлен в Ленинград Сталиным только поэтому я и был принят в Смольном: визит, не переросший рамок визита вежливости, продолжался всего двадцать минут.
Справедливости ради надо сказать, что Киров был чем-то озабочен, куда-то спешил и, пожимая на прощанье руку, извинился — не мог уделить больше времени. Я ответил: мои вопросы по Ленинграду исчерпаны, мнение составилось, а насколько удовлетворен нашей беседой он сам, какую пользу извлек, — это зависело лишь от него.
После этих слов Киров, человек сообразительный, хотел, кажется, продолжить наш разговор, но было уже поздно.
А с Владимиром Ивановичем Бекаури мне повезло увидеться еще раз, когда были готовы три оригинальных сейфа разных размеров. Средний из них — для меня. Иосиф Виссарионович был удовлетворен, когда у него появились надежнейшие шкафы. В общем, все были довольны. Но увлечение необычайными сейфами, как ни странно, в конечном счете слишком дорого обошлось Владимиру Ивановичу — он нажил себе такого врага, которого в то время не пожелал бы я иметь никому. Сложные запоры сейфов делали их недоступными для Лаврентия Павловича Берин. Считавший своим долгом знать все обо всех, он, увы, не имел доступа к бумагам, хранившимся в нескольких бекауриевских сейфах.
Лаврентий Павлович никогда не осмелился бы вскрыть шкаф Сталина, но он представлял, что хранится у Иосифа Виссарионовича в тайниках: почти все бумаги, почти все документы так или иначе проходили через руки сотрудников Берии. Однако его тревожили наши беседы со Сталиным, длительные прогулки вдвоем. Он очень хотел знать, что же хранится в моем сейфе и еще в одном маленьком несгораемом ящике, который некоторое время находился у меня на квартире и на даче и который Сталин никогда не открывал в присутствии посторонних.
Насколько я знаю, Лаврентий Павлович по меньшей мере два раза сам обращался к Бекаури, просил и требовал дать ему шифр, выложить тайну недоступности сейфов, однако принципиальный и добросовестный изобретатель не считал возможным передать секрет в третьи руки. Более того, он увлеченно работал еще над одним, сверхзамысловатым шкафом. Для Берии это было уже слишком.
Большую пользу принес стране талантливый изобретатель Бекаури и, наверное, мог бы сделать еще очень многое. Но Берия позаботился о том, чтобы выдающийся инженер не затруднял бы его впредь своими неразрешимыми загадками.
8 сентября 1937 года заместитель начальника Управления НКВД по Ленинградской области Н. Е. Шапиро-Дайховский выдал ордер на арест Владимира Ивановича Бекаури. Ровно через пять месяцев в Лефортовской тюрьме состоялось заседание Военной коллегии Верховного суда. Председательствовал И. О. Матулевич, правая рука и надежный помощник армвоенюриста В. В. Ульриха, «отличившегося» на процессе над "группой Тухачевского" и на многих других подобных процессах. В своей среде Матулевич был известен как незаменимый судья-скоростник, успевавший рассматривать за день два-три десятка дел. Обвиняемому для оправдания — две минуты. Владимир Иванович уложился в столь краткий срок, опрокинул все домыслы. Но это не имело значения: приговор был подготовлен заранее. Бекаури был расстрелян сразу же после суда.
В то время Наркомат внутренних дел возглавил Н. И. Ежов, сам Берия держался в тени, хотя давно уже влиял на деятельность карательных органов. Чужими руками убрал Лаврентий Павлович строптивого изобретателя. Не только отомстил этому упрямцу, но и использовал его имя в сложной интриге — для «разоблачения» близкого Сталину человека, своего опасного противника Авеля Софроновича Енукидзе, Схема простая. Бекаури и Енукидзе были давними друзьями, закончили в Тбилиси техническое железнодорожное училище, встречались за границей в командировках. Фашистская разведка «завербовала» Енукидзе и Тухачевского. Те, в свою очередь, общаясь с Бекаури, втянули его в свою преступную группу. А Бекаури потом вербовал сотрудников Остехбюро, военных моряков, всячески вредил сам, разрабатывая негодную военную технику… Ничего не скажешь — умело, ловко и беспощадно действовал Лаврентий Павлович.
3
Киров и Берия — в моем представлении они связаны неразрывно. Понимаю собственную субъективность, но что же поделать: при воспоминании о Сергее Мироновиче сразу всплывает и другое имя.
Было лишь два человека, которые с самого начала и откровенно ополчились против Лаврентия Павловича, едва он возник на большом политическом горизонте. Прежде всего — Надежда Сергеевна Аллилуева. Ненависть ее проявлялась эмоционально, бурно, вне зависимости от конкретных фактов. Может, она инстинктивно ревновала его к Сталину, первой почувствовала то скверное влияние, которое оказывал на Иосифа Виссарионовича льстивый, коварный хитрец?! "Он плохой человек! Он негодяй!" — во всеуслышанье повторяла Надежда Сергеевна. А в последние месяцы жизни еще добавляла: "Он страшный, от него можно ожидать самого худшего!"