Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 562 из 573

— У Жданова тоже не обнаруживали! Ни у кого инфаркта не обнаруживали! — кричал Василий. — А отец без сознания, стонет. С ложечки кормят, а у него кровавая рвота. Это что, от мозга? Не лечат его, добивают его! Убивают отца, Николай Алексеевич, а вступиться некому! Я сейчас приеду за вами. С конвоем! Дивизию подниму!

В трубке раздался громкий щелчок, и телефон умолк. На несколько месяцев. Василий Сталин не приехал. А за то, что он утверждал, будто Иосифа Виссарионовича «залечили», убили, — за это его вскоре надолго упрячут в тюрьму, жизнь его будет сломана и загублена.

29

Из официальных сообщений. Бюллетень о здоровье И. В. Сталина.

5 марта. К ночи на 5 марта состояние здоровья И. В. Сталина продолжает оставаться тяжелым. Больной находится в сопорозном (глубоком бессознательном) состоянии.

6 марта. 5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров СССР и Секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович Сталин. Бессмертное имя Сталина всегда будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества.

7 марта (за двое суток до похорон. Н. Л.). Из постановления совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР.

I. О Председателе и первых заместителях Председателя Совета Министров СССР. Председатель — Маленков Г. М., заместители — Берия Л. П., Молотов В. М., Булганин Н. А., Каганович Л. М. (Причем Берия первый среди "первых замов" и с особыми полномочиями. — Н. Л.)

IV. О Министерстве внутренних дел СССР. Объединить Министерство государственной безопасности СССР и Министерство внутренних дел СССР в одно министерство — Министерство внутренних дел СССР. Министр Берия Л. П.

XI. Признать необходимым, чтобы тов. Хрущев Н. С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского комитета КПСС.





Вот так над непохороненным трупом поспешно делили они высокие должности, стремясь закрепиться у власти. А труп оказался (да простится мне такое выражение!) в полном распоряжении Василия Степановича Рясного. Получилось вот что. Председателем комиссии по организации похорон вождя назначен был Никита Сергеевич Хрущев, проводивший на тот свет немало своих соратников и имевший в таких делах изрядный опыт. Впрочем, ему требовалось только давать указания той группе, которая всегда занималась погребением высоких персон по соответствующему ритуалу. Кого — на Новодевичье кладбище, кого — к Кремлевской стене. Работали мастера высокого класса. Однако на этот раз они почти не привлекались. Все похоронные заботы Хрущев поручил лицу особо доверенному — генералу Рясному. Именно он перевез тело Сталина с дачи в Институт усовершенствования врачей, где под его зорким доглядом было произведено вскрытие и обследование трупа. А Хрущев в это время находился совсем близко, на противоположной стороне Садового кольца, в особняке Берии: поглядывал на институт и ждал вместе с Лаврентием Павловичем сообщений Рясного, чтобы принять меры, если возникнут острые вопросы. И они возникли.

Собирая медиков на вскрытие, Рясной в спешке и по незнанию людей допустил промах. Действовал по принципу: кто известнее, у кого пост выше, того и зови. Съехались медицинские светила, звезды, привыкшие сиять на конференциях, блистать в кабинетах руководящими способностями, но специалисты отнюдь не лучшие, забывшие, как скальпель держать, в том числе президент Академии медицинских наук Аничков, профессор-биохимик Мардашев, которому предстояло бальзамировать труп. Зато надежные, конечно, исполнители воли тех, кто оные звезды зажигает. Среди собравшихся оказался только один крупный практик — патологоанатом Русаков, человек принципиальный, честный, не боявшийся открыто высказывать свое мнение. Я не был близко знаком с ним, но не раз слышал от Сталина, что Русаков-младший (патологоанатом) очень похож на своего старшего брата (педиатра, детского врача), Ивана Васильевича Русакова: и специалист такой же отличный, и по характеру столь же отзывчивый, добрый, но в убеждениях непреклонный.

Легендарной личностью был Русаков-старший. В партии с 1899 года. Участник трех революций, не сломленный царскими тюрьмами и ссылками. После Октября возглавлял крупнейший район столицы — Сокольнический. В марте 1921 года участвовал в работе X съезда партии. Когда в Кронштадте разгорелся антисоветский мятеж, Ленин предложил отправить на подавление бунтовщиков всех военных делегатов съезда. Русаков-старший не был военным, но вызвался ехать в Питер, дабы выполнять свой врачебный долг, спасать раненых и той, и другой стороны. Оказался в руках мятежников. Его спросили: "Ты коммуняка?" Иван Васильевич счел ниже своего достоинства скрывать, изворачиваться. "Да, я коммунист. Большевик". В него всадили шесть пуль и зверски искололи штыками…

Именем Русакова-старшего была названа большая больница, Дом культуры и одна из улиц Сокольнического района Москвы. А младший брат, повторяю, был таким же, как старший.

Да, не знал Рясной человека, который непосредственно производил вскрытие Иосифа Виссарионовича. Если высокоприсутствовавшие члены комиссии, понимавшие, что от них требуется, дали обтекаемое заключение о причине смерти Сталина, то Русаков высказал и отдельно изложил письменно свое особое мнение. Каким оно было — об этом можно только догадываться. Его изъяли сразу, едва патологоанатом уехал из института. Вероятно, Берия и Хрущев тут же уничтожили полученный от Рясного документ. Он исчез. Как исчез вскоре и врач Русаков-младший. Каким образом его ликвидировали — я не знаю. Не до того мне было тогда.

Утром после вскрытия генерал Рясной со своими людьми перевез тело Сталина в Колонный зал Дома союзов и оставался там почти безотлучно, охраняя труп с таким усердием, с каким, увы, не оберегал Иосифа Виссарионовича при жизни. И он же, Рясной, вместе с генералом Серовым (соратником Хрущева по работе на Украине) и с Гоглидзе (опытным помощником Берии), отвечал за поддержание порядка в столице, особенно в центре. Но не очень-то они справились.

Шестое, седьмое, восьмое и девятое марта 1953 года были объявлены днями траура. Со всей страны огромные массы людей устремились в Москву, к Колонному залу, чтобы проститься с усопшим вождем. Столпотворение было невиданное и малоуправляемое. Давка возникла страшная. Людей прижимали к стенам домов, к оградам. Раненые, обморочные попадали под ноги толпе и не могли подняться. Погибло около ста тридцати человек. Лишь после этого догадались закрыть все железнодорожные въезды в Москву. Для поддержания порядка были привлечены войска.

Все происходящее я воспринимал тогда как-то очень рассудочно. Может, инстинкт самосохранения не позволял дать волю чувствам? А может, и другое: осознать всю тяжесть утраты мешало оскорбленное самолюбие. Возле покойного — случайные люди, политические игроки, интриганы, даже противники Сталина, тайком торжествующие. А я, который много лет был очень близок к нему, которому доверял он свои секреты, переживания, сомнения, оказался отброшенным за невидимую, но вполне реальную черту. Мне уже не было места около Иосифа Виссарионовича, даже на подступах к нему. Лишь полулегально, используя старые связи, смог я дважды побывать в Колонном зале и, глядя со стороны, мысленно проститься со своим другом.

Внешне проводы вождя выглядели очень благопристойно. Скорбили люди в нашей стране, многие люди во всем мире. Правители наши старались показать, что и они скорбят вместе со всеми. Пышность была. Гроб, на казенном языке именуемый "изделием номер шесть", был, разумеется, наилучшего качества, из сухих дубовых досок. Причем было изготовлено четыре таких одинаковых гроба, тело Сталина перекладывали по ночам. Берия, Маленков, Каганович, Хрущев и их сторонники не жалели крокодиловых слез, всенародно демонстрируя в последний раз свою якобы преданность великому делу Ленина — Сталина и свою готовность продолжать и развивать это дело. Слезы действительно поблескивали, и лица были печальны, но я-то хорошо понимал, что кроется под этими масками. И не только я, разумеется.