Страница 498 из 573
А известный теперь на весь мир лагерь смерти под кодовым названием "отряд 731", созданный японцами возле города Харбина для проведения изуверских экспериментов над людьми, в том числе над пленными, при разработке различных видов бактериологического оружия?! Кошмарнее не придумаешь! Ведь только в том сверхсекретном «отряде» японцы уморили, по разным данным, от 5 до 10 тысяч человек, среди которых были дети и женщины. И вот те же самые самураи, возвратившись из Советского Союза в полном здравии и благополучии, жалуются на жестокое якобы обращение с ними, беззастенчиво клевещут на нас. Какая черная неблагодарность!
Необходимое добавление автора. Еще более обидно, что распространяемая самураями клевета обрела сознательную и активную поддержку политических игрунов нашей страны, которые любой ценой ищут себе опору за рубежом, в стане извечных недоброжелателей России. Как же надо не любить свой народ и его историю, чтобы вопреки фактам униженно просить от имени того же народа извинения за грехи, которых не было. Дословно: за "бесчеловечные действия, которые были совершены в отношении японских военнопленных". Это Ельцин осенью 1993 года пластался таким образом в Токио перед японским императором, а затем перед премьер-министром, оскорбляя своим лизоблюдством нас, нашу Россию.
Ах, ах — разнесчастные самураи, их так долго держали в лагерях и к тому же (какое варварство!) заставляли работать: лес пилить и дороги прокладывать. На такой ноте Ельцин с премьер-министром Морихиро Хосокава общался, не зная, вероятно (а советники куда смотрят?!), что не кто иной, как дед этого самого Хосокавы, бывший премьер-министр Фумимаро Коноэ, убедительно просил Сталина использовать японских пленных в трудовых лагерях для частичного возмещения материальных и моральных убытков, нанесенных Японией нашей стране. Ну и для облегчения участи самих пленных. Особая пикантность заключается в том, что как раз в дни ельцинских «покаяний» документы о взаимоотношениях Сталина и Коноэ впервые печатали азиатские газеты, в том числе и японские. Смешно? Да, если бы не было стыдно за нашего «правителя». И грустно.
12
Иосиф Виссарионович хорошо знал историю вообще, а нашей страны тем паче. История же убедительно демонстрирует, что каждая большая война чревата для России тяжелыми политическими и экономическими последствиями, а если сказать проще — народным недовольством, бунтами и, как правило, большим голодом. Возьмем победу над Наполеоном. Несколько лет провели тогда российские офицеры и солдаты в Центральной Европе, во Франции, насмотрелись на тамошние порядки, сравнивая их со своими. Многие офицеры настроились против неограниченного царского самодержавия. А бравые наши солдаты, побившие в сражениях все вражеские рати, прошагавшие до Парижа, попользовавшиеся прелестями Монмартра, возвращались в свое захолустье, в нищие деревни, ограбленные крепостниками-помещиками. Результат — восстание в декабре 1825 года, хотя и закончившееся неудачей, но надолго всколыхнувшее страну.
Всенародное возмущение, вызванное поражением в Крымской войне, заставило царское правительство срочно провести ряд важных реформ, в том числе и военную, отменить наконец крепостное право. Неудачи 1904 — 1905 годов на Дальнем Востоке, захват японцами наших земель сразу же аукнулись бурным революционным подъемом по всей стране, едва не снесшим с трона государя-императора, вынудившим его поделиться властью, созвать Государственную думу.
Логическим завершением Первой мировой войны, обострившей все внутренние противоречия, обнажившей все язвы, стали сразу две революции, расправившиеся и с самодержавием, и с буржуазией. Но ни Первая мировая война, ни тем более противонаполеоновская Отечественная не были столь грандиозны по размаху, по людским и экономическим потерям, по народным страданиям, как Вторая мировая война, а для нас еще и Великая Отечественная. Значит, и последствия будут соответствующе огромными. Ресурсы промышленности на исходе, сельское хозяйство в упадке, без техники и рабочих рук: все надо возрождать или создавать заново. А народ устал, народ раздражен. Если во время войны тяготы объяснялись напряженной борьбой с врагами-захватчиками, то теперь не всякий уразумеет, почему нет облегчения, почему жрать нечего и одеться не во что.
Немцам и японцам помогут американцы, экономикой перетягивая на свою сторону, привязывая к себе. А нас, больше всех пострадавших в битве с фашизмом, кто поддержит? Опять же американцы?.. Эти поддержат, как веревка повешенного. Постараются потуже петлю затянуть. Недовольство у нас, конечно, проявится. Но когда и в какой форме — это надо было предусмотреть, чтобы не допустить потрясений, не суливших ничего, кроме добавочных материальных утрат и, возможно, большой крови.
Знал Сталин и вторую нависшую над нами угрозу, способную усугубить первую. Это — большой голод. Я уже упоминал о том, что на нашу страну систематически, через каждые 12–14 лет, обрушивается неурожай. Высокомудрые ученые связывают это с периодами солнечной активности, но никто не объяснил, почему тяжкие неурожаи «накладываются» именно на те годы, когда нашей стране и без того бывает особенно трудно, доводят до предела ниспосланные нам испытания. Окинем взглядом хотя бы недалекое прошлое. Вскоре после поражения от японцев в 1904 — 1905 годах, взвихрившего волнения в стране, возник голод в целом ряде губерний, в больших городах. Затем страшный мор, охвативший в 1920 — 1921 годах все Поволжье с населением в 20 миллионов человек. Две войны, первая мировая и гражданская, забрали под ружье мужиков, чуть ли не подчистую вымели конское поголовье. Уже к 1918 году посевной клин в Поволжье сократился более чем наполовину. А затем грянули подряд два засушливых года: ни снега зимой, ни дождя летом. Даже то немногое, что было посеяно и посажено, сгорало под знойным солнцем на сухой почве. Вымирали деревни. Кто мог — уезжал. Пустели целые уезды.
В свой срок неурожай накатился снова, на этот раз обрушившись в основном на Украину, на южные хлебоносные районы. И как раз в то время, когда сельская местность еще не оправилась от потрясений коллективизации, не укрепились новые формы труда. Стихия, словно по заказу, опять выбрала такой период, когда ей легче, беспрепятственней было разгуляться на нашей земле, принести наибольший вред. Вот и теперь, по всем расчетам, неурожай должен был вновь обрушиться на нашу страну, ослабленную войной с фашистами. Мы ждали капризов природы, мы готовились к ним, но возможности-то наши были невелики. Посевные площади уменьшились, почти нет удобрений, мало семян, мало машин и скота.
Беду ждали, но она накатилась не сразу. Конец 1945 и начало 1946 года прошли довольно благополучно. На победной волне. С продовольствием было терпимо. Мы использовали свое законное право забрать у побежденных часть их запасов, в том числе зерно и мясомолочные продукты. И кое-что другое: различную технику, морские суда, станки… Хоть какая-то компенсация за то, что было увезено гитлеровцами, разграблено, уничтожено. Но надолго ли хватит чужого, если собственный карман пуст?!
После изматывающего напряжения военных лет даже молодым, здоровым людям требовался хороший отдых, а уж тем более Сталину, перед которым зримо обрисовывался семидесятилетний юбилей. Но отдыхать ему было некогда. Расслабился бы Иосиф Виссарионович, и покатилось бы расслабление вниз и вширь по всему государству. Однако Сталин трудился с полной нагрузкой, не щадя ни себя, ни своих соратников. И не через силу работал, а находя в этом удовлетворение.
Он достиг наивысшего взлета, самой большой славы и мировой авторитетности. Кроме всего прочего, еще и потому, что никто теперь не загораживал его горизонт, даже сопоставлять Сталина было не с кем. Померкла в британских туманах слава Черчилля, отошедшего от власти. Распрощался с земной суетой президент Рузвельт. В прямом и переносном смысле сгорел Гитлер. А в новой поросли политических деятелей не имелось никого, кто мог бы подняться до уровня Иосифа Виссарионовича, отвлечь на себя внимание общественности. Лишь холмы виднелись да бугры пучились. Президент Трумэн это всего лишь преуспевающий студент по сравнению с академиком Сталиным. Мао Цзэдун, де Голль, Ким Ир Сен, Джавахарлал Неру — их время еще впереди.