Тайный советник вождя

Дабы не быть голословным, приведу выдержку из служебного дневника начальника немецкого Генерального штаба генерала Гальдера, которая была сделана 5 мая 1941 года:

"Полковник Кребс возвратился из Москвы… По отношению к нему там была проявлена большая предупредительность. Россия сделает все, чтобы избежать войны… Русский офицерский корпус исключительно плох. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня".

Ан, обманулись самоуверенные немцы. Наш "исключительно плохой" офицерский корпус наголову разгромил кичливых германских вояк, имевших, надо полагать, "исключительно хороших" командиров и начальников. Прошло всего лишь четыре года, немцы так и не побывали в нашей столице, а мы здесь, в Берлине: не Кремль горит, а горит рейхстаг, над которым развевается наше Знамя. Как начиналось господство Гитлера с пожара в том мрачном здании, таким же пожарищем и заканчивается.

Не берусь судить, насколько осведомлены были немцы о наших военачальниках, весьма успешно проявивших себя на полях сражений, но могу сказать, что мы о наших противниках знали достаточно много. Наша разведка, наш Генеральный штаб тщательно отслеживали перемещение и продвижение по службе немецких генералов и некоторых высших офицеров. Было отмечено, что быстрее других шагает вверх по лестнице бывший помощник военного атташе в Москве. Вероятно, как крупный специалист по нашим кадрам. А 29 марта 1945 года Гитлер, сместив с поста начальника немецкого Генерального штаба генерал-полковника Гудериана, у которого, как и под Москвой, сдали нервы, назначил на высокую военную должность, по традиции особо ценимую в Германии, генерала Кребса. И вот он почему-то на нашем командном пункте "гоняет чай" с военными корреспондентами, членами Союза писателей СССР.

Я сообразил: здесь, на первом этаже, тянут время, развлекая немца. Поднялся в бельэтаж. Совсем иная была там обстановка: деловая, весело напряженная. Опередив меня, сюда уже прибыл заместитель командующего фронтом Василий Данилович Соколовский. Рядом с ним находился круглолицый, с густой шевелюрой, Василий Иванович Чуйков и еще несколько генералов. Среди них, что особенно приятно, заместитель Чуйкова генерал Духанов, которого я знал еще до революции. Уже тогда слыл он офицером интеллигентным и при этом весьма сведущим и волевым. Радостно поздоровались. Тем временем Соколовский связался с Жуковым, передал трубку мне. Последовал вопрос:

— Николай Алексеевич, вы Кребса видели?

— Только что.

— Это он? Который работал в Москве?

— Тот самый, лишь постарел лет на двадцать.

— Никаких сомнений?

— Абсолютно.

Жуков вроде бы облегченно вздохнул.

От Соколовского и Чуйкова я узнал, что произошло в эту ночь. Около трех часов поступило донесение: с советским командованием ищет встречи немец, называющий себя начальником Генерального штаба. Ему разрешили перейти к нам под белым флагом с одним сопровождающим: таковым оказался переводчик-полковник. В 3 часа 50 минут 1 мая немецкого генерала доставили на улицу Щуленбургринг, дом 2. Командующего 1-й гвардейской танковой армией генерала Катукова на командном пункте не оказалось. Кребса принял командующий 8-й гвардейской армией генерал Чуйков. Заявив о том, что прибыл с чрезвычайно важным и секретным сообщением, Кребс сказал: вождь немецкого народа Адольф Гитлер покончил с собой, оставив завещание со списком нового имперского правительства. Затем переводчик зачитал послание Геббельса к Советскому Верховному Главнокомандованию, датированное 30 апреля:

"Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс".

Чуйков немедленно доложил обо всем Жукову. Тот отправил на командный пункт 8-й гвардейской армии своего заместителя Соколовского для ведения переговоров, а я был вызван для того, чтобы удостоверить личность парламентера: никто из наших фронтовых генералов Кребса в лицо не знал, могло быть самозванство, какой-либо подвох.

Свидетельствует Георгий Константинович Жуков:

"Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину. Он был на даче. К телефону подошел дежурный генерал, который сказал:

— Товарищ Сталин только что лег спать.

— Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может.

Очень скоро И. В. Сталин подошел к телефону. Я доложил о самоубийстве Гитлера и письме Геббельса с предложением о перемирии.

И. В. Сталин ответил:

— Доигрался подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?

— По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре.

— Передайте Соколовскому, — сказал Верховный, — никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас первомайский парад".

Свои воспоминания Георгий Константинович писал через много лет после войны, когда события уплотнились, спрессовались временем, когда стало, например, известно все, что связано с Гитлером.

Отсюда и некоторое «осовременивание» материала. Я не помню, чтобы Кребс, сообщая о смерти фюрера, говорил о том, что оный был сожжен на костре. Первые сведения об этом поступили позже. Приведу такой факт. Через какой-то срок после окончания боев, через достаточно продолжительный срок в Берлине состоялась пресс-конференция советских и иностранных журналистов, отчет о которой обошел всю мировую прессу. Отвечая на вопросы, Жуков заявил: "О Гитлере нам ничего не известно". Георгий Константинович не кривил душой, он действительно не имел никаких сведений о немецком фюрере, все расследования велись в обход его, члена Ставки, заместителя Верховного Главнокомандующего. И не только потому, что Жукова не хотели отвлекать от многочисленных военных и административных дел, но и по некоторым другим причинам, к которым мы еще вернемся.

А что же с Кребсом? По указанию Сталина, ему в ультимативной форме предложен был только один вариант: безоговорочная капитуляция. Кребс пытался выдвигать какие-то условия, по советская сторона была непреклонна. (Любопытная, на мой взгляд, подробность. Предусмотрительный Иосиф Виссарионович еще в сентябре 1943 года (!) создал комиссию, в которую вошли маршалы К. Е. Ворошилов и Б. М. Шапошников, адмирал И. С. Исаков, дипломат И. М. Майский, нарком просвещения В. П. Потемкин. Секретарь — сотрудник наркомана иностранных дел С. Т. Базаров. Эта комиссия подготовила основные положения Акта о безоговорочной капитуляции, которыми в дальнейшем руководствовались наши дипломаты и высшие военные руководители. 8 мая 1945 года Семен Тарасович Базаров и сопровождающие его лица самолетом доставили сей документ в Берлин, а потом на «виллисе» в пригород, в Карлсхорст, в здание военного училища, где и состоялось одно из величайших событий XX века: подписание представителями Советского Союза, Соединенных Штатов, Англии и Франции, с одной стороны, и разгромленного гитлеровского рейха с другой, Акта о безоговорочной капитуляция Германии. Затем, когда немецкая делегация была удалена из зала, а союзники разъехались, участники торжества воспользовались возможностью отпраздновать это событие, порадоваться от души. Звучали тосты. Жуков и Чуйков даже в пляс пустились: под звуки духового оркестра, игравшего «Барыню», лихо, как в молодости, отщелкивали каблуками дробь-чечетку. Большой прием затянулся до рассвета. И самым серьезным, самым сосредоточенным человеком на этом приеме был Семен Тарасович Базаров, не прикоснувшийся к рюмке, не выпускавший из рук портфеля с подписанным Актом, который он должен был доставить в Москву, товарищу Сталину.