Тайный советник вождя

Успехи поднимали настроение, нивелировали усталость, накопившуюся в тяжелые военные годы: забывался возраст, отметались болезни. Иосиф Виссарионович даже внешне помолодел, хотя, конечно, стал уже совершенно седым. И весна взбадривала. Состояние у Иосифа Виссарионовича было очень хорошее, на редкость ровное, он шутил, охотно воспринимал шутки других, чаще и без внутренней напряженности общался с новыми для него людьми, и это не было ему в тягость. Его добродушие или даже великодушие возросло до такой степени, что он способен был прощать не только оступившихся сотоварищей, но даже и врагов нашей державы. Столь раскованным и уверенным он, пожалуй, не чувствовал себя никогда раньше и не будет, к сожалению, чувствовать потом. Победная весна, победный год — это время его самого высокого взлета. Нашего взлета. Поскольку и я, под влиянием тех же обстоятельств, помолодел и взбодрился не менее, чем Иосиф Виссарионович, и как-то само собой вернулась прежняя надобность (и возможность) моего присутствия там, где Сталину нужен был "свой глаз". Без всяких возражений с моей стороны. Я опять, как в первый, самый трудный период войны, готов был к любым поездкам, но теперь уже не только в силу необходимости, а даже из-за собственного интереса, не считаясь с возрастными трудностями (простите, но меня «растрясало» в дороге), со всевозможными опасностями. Разве откажешь себе в удовольствии стать свидетелем величайших исторических событий?! К примеру — не каждое десятилетие и даже не в каждый век русские войска берут немецкий город Берлин. Году этак в 1750-м, во время Семилетней войны, генерал-фельдмаршал Шувалов изрек: "Из Берлина до Петербурга не дотянуться, но из Петербурга до Берлина достать всегда можно!" — и с такими словами принял ключ от поверженного населенного пункта. Ну, насчет ключа от городских ворот, преподнесенного на бархатной подушечке, мы надежд не питали — не та эпоха, но стать очевидцем издыхания самой бесчеловечной в истории империи — это, согласитесь, такое событие, ради которого можно рискнуть и здоровьем, и самой жизнью. Впрочем, о жизни, как и большинство людей, привыкших к войне, я не особенно-то и думал — дело случая. Здоровьишко бы не подвело.

Когда Иосиф Виссарионович в очередной, и, как оказалось, в последний раз предложил мне отправиться на фронт, на запад, я воспринял это как должное. Но чтобы понятней были особенности сей чрезвычайной командировки, надобно сказать о некоторых предшествовавших событиях. В самом конце марта 1945 года Сталин получил сообщение от доброжелателя с запада о том, что представители наших дорогих союзничков, вопреки решениям Ялтинской конференции, ведут закулисные переговоры с немцами. Если и не о сепаратном мире, то, во всяком случае, о том, чтобы гитлеровцы, продолжая сражаться с русскими, сложили бы оружие перед англо-американскими войсками, позволив им быстро оккупировать значительную часть Германии вместе с Берлином.

Сообщение, поступившее по линии политической разведки Андрея Андреевича Андреева, или по линии личной разведки Сталина, как именовали ее те, кто имел некоторое представление о ней, сомнений не вызывало. Известно, что летом 1943 года официально прекратил свое существование Коминтерн, но многие давние надежные связи с единомышленниками в зарубежных странах остались и даже расширились благодаря нашим военно-политическим успехам. Коммунистическое и социалистическое движение нарастало во всем мире. Сведения, полученные Андреевым, косвенно подтверждались другими источниками да и реальной действительностью: сопротивление немцев на западе ослабело, гитлеровцы перебрасывали свои войска на восток, против нас. В такой обстановке нельзя было ограничиться соответствующим демаршем перед руководством союзных держав, требовались меры более решительные и действенные.

На 1 апреля в Москву были вызваны командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков и командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев. В Ставке Верховного главнокомандующего были заслушаны их сообщения о готовности войск к наступлению на Берлин. Начальник Генерального штаба Антонов доложил об общем плане предстоящей операции. Если сказать очень коротко, замысел выглядел так. Главная роль отводилась Жукову. Его фронт, прорвав вражескую оборону, штурмовал город, одновременно обтекая его, создавая "внутреннее кольцо" окружения. Южнее города, изолируя берлинскую группировку от других фашистских войск, наступал фронт Конева, имея цель стремительно выдвинуться далеко на запад, на рубеж реки Эльбы в широкой полосе от Дрездена до Магдебурга.

Это было бы вторым, то есть "внешним кольцом" окружения, отрезавшим берлинскую группировку от всякой поддержки и помощи с названного направления. При этом имелось в виду, что в случае больших трудностей у Жукова маршал Конев повернет две свои танковые армии с юга непосредственно на Берлин.

С севера операцию обеспечивал 2-й Белорусский фронт Рокоссовского, очищавший от немцев Балтийское побережье и территорию вдоль нижнего течения Эльбы. Таким образом, Жуков, имея надежные фланги и, более того, даже с запада по рубежу Эльбы прикрытый как от немецких войск, так и от наших союзников, мог сосредоточиться на одном — на овладении Берлином. Это была задача не только почетная, но и весьма трудная. Для защиты огромного города немцы имели более миллиона солдат и офицеров, большое количество укреплений, военной техники. Одних лишь зенитных орудий, способных вести огонь по наземным целям, в районе Берлина было около шестисот, не говоря уж о танках, о полевой артиллерии, о фаустниках и всем прочем, помноженном на мастерство и стойкость немецких бойцов, да еще и на фанатизм защитников собственной столицы. Планы, представленные Антоновым, Жуковым и Коневым, Верховный главнокомандующий утвердил практически без изменений. Начать наступление решено было 16 апреля. Прощаясь с маршалами, Сталин сказал:

— Сил у вас достаточно. Резервы есть. Обстановка ясна. Остальное решайте у себя на местах… Желательно преподнести хороший подарок нашему народу к празднику Первого мая. Наш народ заслуживает такого большого подарка.

4

Никто не застрахован от неприятностей, от срывов, особенно на войне, где постоянно присутствует реальная сила, генерирующая условия для неудач противостоящей стороны и использующая эти условия при первой возможности, едва соперник просчитается, допустит сомнительный шаг. А ведь споткнуться-то можно даже на ровном месте.

Для наступления на вражескую столицу Георгий Константинович Жуков имел такие возможности, какими не располагал никогда прежде. Превосходство над противником в людях и технике, высокий боевой дух опытных войск, почти полная свобода действий — до Бога высоко, до Кремля далеко. Да и утвержденный Ставкой план был хорош… Многими страницами раньше, рассказывая о Московской битве, я привел перечень армий, входивших тогда у Жукова в состав Западного фронта. Любопытно, что и теперь, под Берлином, количество воинских объединений было примерно таким же, основу 1-го Белорусского фронта составляли десять армий, но качественные изменения были, конечно, разительны. Насыщенность техникой, особенно артиллерией, танками, авиацией возросла, как говорят математики, на порядок. Автоматическим оружием — еще больше. Под Москвой каждая наша армия состояла из нескольких дивизий, нескольких бригад, частей усиления и, по существу, являла собой стрелковый корпус. Теперь же, когда корпусное звено у нас было восстановлено, армия имела обычно три корпуса, то есть в среднем девять дивизий с корпусными и армейскими частями усиления. Причем усиливались армии не только батальонами или полками, но и танковыми и артиллерийскими бригадами, дивизиями, даже целыми корпусами. Совсем другой счет. Ко всему прочему, в сражении под Москвой армии Жукова растянуты были на шестьсот километров: не то что взглядом — мысленно охватить трудно. Теперь же Георгий Константинович имел возможность сосредоточить свои силы в полосе, равной примерно двумстам километрам. Давайте и в этот раз хотя бы бегло посмотрим на его боевые порядки, перечисляя воинские объединения, как принято, сверху вниз, с севера на юг.