Страница 411 из 573
Что я мог посоветовать? Раз войска не хотят бердичевского почета, то и не надо настаивать. Лучше всего смягчить ситуацию и там, на фронте, и тут в Ставке. Казакам дать заверение, что взятие города останется без последствий. А в традиционном благодарственном приказе освобождение Бердичева не выделять, назвать его в числе других населенных пунктов. Ну, взяли, и ладно. Приказ же дать на подпись Сталину в тот момент, когда он будет озабочен проблемами более существенными.
— Он вникает, — уважительно произнес Щербаков, потирая пухлую, болезненно-бледную щеку.
— Было бы во что… Если с вашей визой и визой Генштаба…
— Попробуем, — вздохнул Александр Сергеевич.
Щербаков сделал все от него зависящее, но и черт не дремал. Казаков одолеть не смог, зато каким-то образом подсунул в благодарственный приказ одну из лучших наших дивизий, которая под руководством известного полководца Гая, в свое время освободила родной город Владимира Ильича и еще на гражданской войне обрела звание Ульяновской и Железной. Теперь ей, вместе с казаками, довелось участвовать в боях за Бердичев и, как говорится, получить по заслугам. Отныне полный ее титул (без перечисления орденов) был таков: 24-я мотострелковая, Самаро-Ульяновская, Бердичевская, Железная, Краснознаменная дивизия.
Мои советы помогли тогда "спустить на тормозах" каверзную историю. Никто не пострадал. А случай этот вскоре стал известен на всех фронтах, его передавала из уст в уста "солдатская почта". Дошло и до Иосифа Виссарионовича. Посмеялся задним числом.
14
Летом и осенью 1944 года Генштаб и его составная часть ГРУ провели несколько неофициальных встреч с новоплененными немцами, которые представляли для нас интерес: с генералами разных родов войск, с офицерами крупных вражеских штабов, с техническими специалистами. Определяющим было не звание, а степень осведомленности, кругозор, уровень мышления того или иного человека. Бывает ведь, что не по анекдоту, а в жизни генералы спрашивают у своих адъютантов, скоро ли начнется наступление, а те, в свою очередь, адресуются к солдатам: рядовым видней, они пользуются слухами, на себе ощущают те или иные изменения обстановки.
Встречи действительно были неординарные, разнообразные, ни в коей мере не напоминающие допросы, а скорее похожие на товарищеские беседы профессионалов. Мы небольшими группами, иногда втроем или даже вдвоем отправлялись в подмосковный Красногорск, в лагерь военнопленных, и там в достаточно уютной обстановке обменивались мнениями с немцами за чашкой кофе, порой и с коньяком. Никакие протоколы не велись, никто ничего не записывал, поэтому разговоры получались вполне откровенными, что нам и требовалось.
Иосифа Виссарионовича, а следовательно и меня, интересовал взгляд профессионалов на продолжение и завершение войны. По этому вопросу среди пленных резко обрисовывались две группы с противоположным мнением и настроением. Старые, кайзеровской закалки генералы и офицеры, не очень-то подвергшиеся фашистской обработке, служившие не Гитлеру, а фатерлянду, считали, что оный Адольф Гитлер, бездарно и дилетантски вмешиваясь в дела военных, уже полностью проиграл эту войну, суть теперь только в сроках и в том, кто оккупирует Германию и утвердится в Берлине: русские, наступая с востока, или союзники с запада. При этом шансы считались примерно одинаковыми, а настроение отнюдь не у всех немцев было в пользу англо-американцев, особенно опасались мести англичан, поляков, французов, хотя и от нас, конечно, добра не ждали. Лучше всего, если войну осторожно завершат политики, как можно меньше считаясь с обидами.
Более молодые генералы и офицеры, «созревшие» уже в Третьем рейхе, впитавшие в той или другой степени фашистскую идеологию, мыслили иначе. Они еще надеялись на успех, во всяком случае хотели надеяться. Некоторые из них верили в могущественное "оружие возмездия", которое готовилось где-то в тайных подземных заводах, с помощью которого Германия не только вернет утраченные победы, по и достигнет целей, намеченных фюрером. Другие, кто поскромнее и реалистичней, считали: чем ближе полный крах вермахта и неизбежный после этого передел Европы и даже всего мира, тем стремительнее будет расти пропасть между членами антигитлеровской коалиции. Это и спасет Германию.
Очень даже не лишенными интереса показались мне рассуждения моложавого генерал-майора, этакого с виду грубого мужлана, но, как ни странно, с хорошими, проницательными, даже добрыми глазами. Он был уверен, что союзники передерутся в самое ближайшее время, сделав тем самым хорошую услугу Берлину. И перессорятся даже не потому, что этого захотят Черчилль или Рузвельт — первый захочет скорее. Нет: в Англии, как и в Соединенных Штатах, много влиятельных сил, для которых коммунизм столь же неприемлем, как и немецкий национал-социализм. Эти силы имеют возможность развалить антифашистское содружество. Устроят крупные провокации, как политические, так и военные. Насчет политических генерал-майор гадать не взялся, зато о военных высказался довольно конкретно. Конфликты возникнут там, где русские дальше продвинулись на запад и при этом сблизились с войсками союзников. Капиталисты жестоки с конкурентами. И, — добавил генерал, — большая провокация будет приурочена к какому-либо советскому празднику. Всем известно, что в торжественные дни русские выпивают, отдыхают, утрачивают бдительность. Да и резонанс от праздничного «подарка» будет громче.
Об этом разговоре я доложил Сталину — в присутствии Молотова. Иосиф Виссарионович слушал внимательно. Главный наш специалист по международным делам Вячеслав Михайлович — усмехаясь. Он же и заговорил первым, едва я умолк.
— Не оракул этот генерал. В лучшем случае смышленый констататор. Попытки вбить клин между нами и союзниками были, есть и будут. Закономерность. А самая серьезная попытка — это августовские события в Польше. Немец говорит о провокациях военных или политических, а наши противники пошли дальше и развернулись шире, совершив в Варшаве акцию комплексную. Сразу и то, и другое. Попытались навязать нам военно-политическое сражение.
Сталин помалкивал, раздумывая. А я воспользуюсь этой паузой, чтобы дать читателю представление о трагических событиях того периода в многострадальной Польше, оказавшейся своего рода шахматной доской для кровавых игрищ. Хорошо подготовленная и великолепно проведенная нами Белорусская наступательная операция, о которой я писал выше, завершилась самым крупным поражением немецких войск за время Второй мировой войны. Я имею в виду не целую систему операций, а поражение именно в одной отдельно взятой битве. За короткий срок наши войска разгромили самую мощную вражескую группировку — группу армий «Центр», захватили огромное количество пленных и техники (как немцы захватывали в 41 году) и продвинулись из центральной России, почти от Смоленска, аж до Вислы. Рывок на 600 километров совершил фронт Рокоссовского и его соседи. И не только добились выдающихся успехов, но, как настоящие мастера своего дела, позаботились о будущем, захватив южнее Варшавы несколько плацдармов на западном берегу Вислы. Наиболее крупным и важным среди них оказался плацдарм Магнушевский, взятый 8-й гвардейской армией Василия Ивановича Чуйкова. Так именовалась теперь знаменитая 62-я армия, зело отличившаяся в Сталинграде, удержавшая последние метры на правом берегу Волги. Теперь немцы, узрев большую угрозу для себя, всеми силами старались столкнуть прославленную армию в Вислу. А генерал Чуйков опять был с гвардейцами на "огненном пятачке" впереди фронта, отрезанный от своих широкой рекой.
Освободив в ходе Белорусской операции значительную часть Польши, запутанную обстановку увидели мы там. Конгломерат раздираемых противоречиями сил. Речь не о мирных жителях, большинство которых с радостью встречало наши войска, речь о многочисленных боевых отрядах, боровшихся с немецкими оккупантами под разными знаменами, за разные идеалы и, нередко, на чужие деньги. До нашего прихода участников польского Сопротивления, людей разных политических убеждений, объединяла общая цель: все против гитлеризма. Но вот определенная территория очищена от фашистов, и сразу последовало размежевание. Бойцы партизанских отрядов, которые зачастую возглавляли советские офицеры (бежавшие из плена или специально засланные во вражеский тыл), охотно вливались в наши войска или в 1-ю армию Войска Польского. Пополняли польскую армию так называемые "батальоны хлопские", отряды Гвардии Людовой и Армии Людовой.