Страница 217 из 573
Успех, еще успех — и вынужденный отход в связи с общим положением на передовой. Но отход организованный, по приказу, с арьергардными боями. Под Оргеевом, под Балтой и Котовском "пожарная команда" вновь и вновь кончратаковала противника, спасая 18-ю армию от охвата слева, от окружения. Однако всему есть предел. Потеряв в боях, на дорогах отступления технику, ослаб и почти прекратил существование 2-й механизированный корпус. В 48-м стрелковом корпусе, сражавшемся упорно и стойко, к концу июля тоже сохранился лишь костяк. От "пожарной команды" остался только 2-й кавалерийский корпус, и он продолжал «работать» за всех. Его перебрасывали туда, где возникал кризис. Это он остановил немцев, ринувшихся из Первомайска на Вознесенск, дал возможность остаткам 18-й армии выйти из полукольца, даже мост для них навел и охранял. И 9-ю армию прикрыл от удара с севера. Это он, совершив очередной марш-бросок к городу Новый Буг, опять встал на пути немецких танков, в очередной раз спас 18-ю армию от окружения. Это он потом прикроет названные армии от ударов со стороны Кривого Рога, даст им уйти за Днепр, за широкую водную преграду, и тем спастись.
К сказанному добавлю: приняв немыслимую, казалось бы, нагрузку, 2-й. кавалерийский корпус ни разу не отошел перед немцами или румынами без приказа, ни один его полк или эскадрон не оставил боевых позиций, не получив соответствующего распоряжения. И это в те дни, при тех же условиях, когда отступали, бежали, рассеивались целые армии, располагавшие неизмеримо большими силами и средствами. Что такое, к примеру, тогдашний стрелковый корпус? Громада! Свыше тридцати тысяч личного состава, техника, шесть, а то и восемь артиллерийских полков. А 2-й кавалерийский корпус — это всего лишь две кавалерийские дивизии тысяч по семь. В каждой дивизии (не считая небольших пушек) — один артиллерийский дивизион, двенадцать орудий на конной тяге. По штату положен был танковый полк, но его устаревшая техника ушла на замену, новой не получили, немногих оставшихся в корпусе танкистов использовали как пехотинцев. И вот это соединение, типичное для периода гражданской войны, но отнюдь не для "войны моторов", добивалось удивительнейших успехов буквально с помощью лишь лошадиных сил. Из всех соединений, встретивших войну на границе, кавалерийский корпус оказался единственным, не потерпевшим ни одного поражения. Потери, конечно, были, но корпус стал сплоченнее, боеспособнее. В него влилось отличное пополнение, две тысячи добровольцев-кавалеристов из Николаевской области, закаленных ветеранов мировой и гражданской войн. Такому подкреплению можно было радоваться, за счет него командир корпуса не только укрепил полки, а сразу создал не предусмотренный штатным расписанием, но очень нужный тогда разведывательный дивизион.
Действия кавалеристов представлялись прямо-таки сказочными. Я спросил Андрея Кирилловича Смирнова, чем объясняет он постоянные успехи кавкорпуса? Конечно, вопрос этот в какой-то степени задевал его самолюбие, и ответ командарма не показался мне полностью объективным:
— Корпус сколоченный, укомплектованный, и война началась для него без утрат. Не попал под удар в первый же день, собрался, организовался.
Доля истины была в этих словах. Первые дни для кавалеристов и впрямь были удачны. В районе населенного пункта Фэлчиул противник, правда, захватил два моста через Прут, шоссейный и железнодорожный, но к вечеру 22 июня кавалеристы разбили вражеские подразделения и мосты вернули. Более того, 26 июня два спешенных полка прорвались по железнодорожному мосту на западный берег и разгромили там 6-й румынский полк. Так что, действительно, войну корпус начал с побед, у личного состава не было того завораживающего страха перед противником, который испытывали бойцы многих других соединений, особенно мобилизованные резервисты. Однако есть и другая сторона: 48-й стрелковый корпус генерала Малиновского тоже не попал под первый массированный удар неприятеля, тоже сражался хорошо, но за месяц иссяк, истаял. А кавалеристы продолжали воевать, умело уклоняясь от ударов неприятеля, не боясь охватов и окружений, нанося врагу ощутимые потери, путая его планы. Было над чем поразмыслить.
Основную массу вооруженных сил любой крупной военной державы составляют обычные номерные части и соединения, без глубоких корней, создаваемые и рассыпаемые по мере необходимости. Иначе не обойдешься. Но есть и такие, как правило, «именные» соединения, служить в которых высокая честь, которые являются постоянной основой, школой воспитания хороших бойцов и умелых командиров. Да, 2-й кавалерийский корпус генерала Белова состоял всего из двух дивизий, но какие это были дивизии! С богатой историей, со славными традициями. Мне довелось бывать в каждой из них, считаю нужным хотя бы кратко сказать об этих соединениях, тем более что мы еще не раз встретимся с ними в этой книге.
5-я Ставропольская имени Блинова [Первый начальник этой дивизии казак М. Ф. Блинов геройски погиб в бою с белогвардейцами. (Примеч. Н. Лукашова.)] кавалерийская дивизия. Сформировалась она на основе двух конных полков старой армии, 5-го и 6-го Заамурских, перешедших на сторону Совдепов. Влились в дивизию донские и кубанские казаки, много было людей из Саратовской губернии, с Украины. Конечно, личный состав до сорок первого года сменился несколько раз, но слава, завоеванная в сражениях гражданской войны, сохранилась: о дивизии знали по всей стране все те, кто имел хоть какое-то отношение к коннице. "Служил в блиновской дивизии" — это являлось высокой аттестацией среди кавалеристов. Ведь дивизия была не столичная, не для парадов, а полевая, стоявшая на границе, в опасных районах, поддерживая постоянную готовность к бою.
Командовал 5-й Ставропольской полковник (вскоре он получил генеральское звание) Баранов Виктор Кириллович, личность незаурядная, в какой-то степени ошеломляюще-анекдотическая, в хорошем понимании этого определения. Настоящий отец-командир, кои, по моим наблюдениям, встречаются редко. К тому же еще и прирожденный кавалерист, с самой гражданской не оставлявший седла. Рослый, плотный, тяжеловесный (не всякий конь выдерживал!), Баранов обладал голосом густым, громоподобным. Даст команду в атаку — не то что листья, деревья дрожат. Сам рвался вперед, наравне с командирами эскадронов. Бой — его стихия.
Людей своих, даже очень провинившихся, Баранов старался не наказывать, из дивизии не изгонял. Однако сам мог поговорить круто: у виновных холодный пот проступал. И рядовые, и командиры любили его: этот всыпет горячих, но на расправу не выдаст. А проступок, провинность можно в бою искупить, и опять воюй с чистой совестью.
Истинный конник, Виктор Кириллович не пользовался привилегиями, возможностями, которые есть у начальства, тем более у командиров дивизии, корпусов — он потом командовал и корпусом. Никаких вещей не имелось у него в обозе, ничего отягощающего. Разве что патроны или гранаты. Как у казака все при себе. Необъятная теплая бурка, заменявшая дом и кровать. Наперехлест ремни бинокля и полевой сумки. Старая надежная шашка, кобура с наганом. Бритва, мыло, полотенце в седельной сумке. И, как говорится, весь тут.
Баранов считал так: в медлительной пехоте даже командир батальона может руководить боем со стороны, из укрытия, по телефону. А одно из главных качеств кавалерии, оправдывающее существование конницы в век техники, наравне с моторизованными войсками — это маневр, быстрота, способность передвигаться без дорог, по пересеченной местности. При этом издали, по телефону, много не наруководишь. Необходимо другое. Противник вечером установил, где ты находишься. Утром — бомбит. А ты на рассвете наносишь ему внезапный удар в двадцати километрах от этого места, где враг ничего не ждет. Вот тебе и успех конницы!
Виктор Кириллович стремился держать свои полки собранно, вместе, в постоянной готовности к маневру. Сам всегда в боевых порядках. И при этом очень ценил свой штаб, как руководящий и обеспечивающий центр, старался располагать его там, где было спокойно, не рисковать им. А о себе не заботился. Фаталист: как на роду написано, так и будет. Здоровенный басмач рубанул с размаху, до пояса развалил бы, но конь рванулся, шашка отсекла лишь самый кончик носа, «украсив» Виктора Кирилловича на всю последующую жизнь. Впрочем, на отношении женщин к нему это не сказывалось. Нравился им этот увалень-богатырь, не лишенный, как и все истинные кавалеристы, этакого щегольства и гусарства. Однако и семьянин был хороший.