Тайный советник вождя

Естественно, что этот район находился под строгим контролем госбезопасности. Личный состав воинских формирований, размещавшихся поблизости, проверяли с особой тщательностью. А тут — целый полк, и не только поблизости, а прямо в особом районе. И не винтовки на вооружении, а дальнобойные пушки. Действительно, задумаешься, прежде чем принять решение.

Логика Семена Михайловича и Лаврентия Павловича была мне совершенно ясна. Полк переброшен к Москве по указанию Сталина, пользуется его особым вниманием, нельзя же задвинуть зенитчиков куда-нибудь на задворки. А с другой стороны, Сталин же и несет какую-то долю ответственности за эту воинскую часть. Конечно, об этом никто не заикнется, но факт есть факт. К тому же Иосифу Виссарионовичу приятно, что полком командует земляк грузин, что там есть и другие кавказцы. В случае, если Сталин пожелает посмотреть полк, майор Кикнадзе не стушуется, сумеет показать достижения. Может и вспылить, проявить характер — это иногда тоже нравится Иосифу Виссарионовичу.

Все же я недооценил тогда предусмотрительности двух «мудрецов». Прежде чем закрепить за 193-м полком ответственный сектор, Буденный и Берия сочли нужным сделать один предварительный проверочный ход, пропустить зенитчиков через Красную площадь на предстоящем параде в честь 22-й годовщины Октябрьской революции. Посмотреть, какова будет реакция Сталина, и тогда уж сделать последние выводы. Додумались до этого «мудрецы» в конце сентября или даже в начале октября, когда до парада оставалось совсем мало времени. А ведь надо же сформировать, натренировать расчеты, тем более что полк еще никогда не участвовал в столь ответственном мероприятии.

Дважды выезжал я тогда к майору Кикнадзе, наблюдая за подготовкой подразделений, дал несколько советов. Орудия заменять не стали, только покрасили. А вот автомашины пришлось заменить полностью, старые могли подвести. А к новым водители должны были привыкнуть, обкатать их. Работы хватало, но зенитчики трудились, как говорится, с большим подъемом, и майор Кикнадзе показал себя хорошим, дотошным организатором. Измотался так, что ввалились щеки, лихорадочно блестели глаза. Я посоветовал, повелел ему на правах старшего отдохнуть двое суток. Спать, есть и снова спать, ни о чем не думая. Это, наверно, был один из самых правильных советов, которые мне когда-либо приходилось давать. И зерно упало в благоприятную почву.

Командовал парадом Семен Михайлович Буденный, принимал — нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов.

И какой это был парад, свидетельствовавший о преемственности наших вековых военных традиций, о возросшей оборонной мощи! Конечно, злопыхатели, которые втихаря радовались нашим неудачам, чужеродные элементы, антипатриоты не поймут меня, но я уверен: даже те русские люди, которые сражались в гражданскую на стороне белых за единую и неделимую нашу империю — даже они восторгались бы вместе со мной, видя этот парад обновленной могучей армии. Конница прошла по Красной площади на рысях, голова к голове, — а где и когда, кроме как у нас, способны были на такое кавалеристы, это же высший класс! И конная артиллерия достойнейшим образом соблюла все традиции, столь дорогие русскому офицерству и непонятные, безразличные для чужаков. Первая батарея — на рыжих, и тоже рысью, конечно. Вторая батарея на вороных. Третья — на гнедых. А кони-то, кони какие! А посадка у всадников уверенная, горделивая!

Затем — военная техника, которой на том параде было особенно много. Грозной лавиной прокатилась она по Красной площади, производя внушительное впечатление. Отлично выглядели и зенитчики. Автомашины с орудиями на прицепе шли по шесть в ряд, строго выдерживая равнение. В кузовах застыли боевые расчеты. А из репродукторов гремел голос диктора: "Движутся автомашины с зенитными пушками на буксире. На марше часть, начало которой положил артиллерийский дивизион, созданный в 1917 году путиловскими рабочими…" Не думал я тогда, глядя на зенитчиков с трибуны, гордясь и волнуясь за них, что много раз услышу еще такие слова, что будет этот полк гвардейским и что уже на склоне лет увижу по телевизору, как выйдет на Красную площадь гвардейская зенитная ракетная часть, родившаяся в далеком семнадцатом…

Ну а тогда, в 1939 году, личному составу полка была объявлена благодарность. Сталину понравился полк, он запомнил фамилию командира. И судьба зенитчиков была решена: 193-й полк занял самый ответственный сектор в Московской зоне обороны. А это не только высокая честь, но и очень большая ответственность, бесконечная трепка нервов: постоянные проверки, комиссии, показательные учения — начальство рядом. Хорошо хоть, что Михаил Геронтьевич Кикнадзе был из тех общительных, энергичных, любивших показать себя людей, которым излишнее внимание не в тягость, а только горячит кровь.

И вот теперь, июльским днем, я снова ехал к Кикнадзе на его командный пункт. Майор обосновался на холме, с которого хорошо просматривалась долина реки. У гостеприимного грузина нашлась бутылка хорошего коньяка. Немного подкрепившись, мы прошли на позицию ближайшего огневого взвода. Я не мог не обратить внимания на инженерное оборудование командного пункта и боевых позиций. Чувствовалась умелая, хозяйская рука. Орудийные ровики углублены до уровня стволов. У приборов на поверхности только визиры. Все землянки выложены изнутри кирпичом, в них уютно и сухо. Кирпичом же выложены и ходы сообщения. Оказывается, со старых, заброшенных построек кирпич. Некоторые сооружения имели железобетонные перекрытия, способные защитить не только от осколков, но и от прямого попадания мелких и даже средних бомб.

Все это было прекрасно, только вот настроение Кикнадзе оставляло желать лучшего. Он был очень расстроен прорывом гитлеровского воздушного разведчика. Я, как мог, успокоил его, и деловой разговор состоялся.

Майор считал, что в полку еще не изжито благодушие мирного времени, что личный состав не настроился психологически на войну, она вроде бы идет где-то и нас не касается. Бойцы стараются нести службу, но нет у них еще острой фронтовой напряженности. Я сказал, что ее и не будет до первого боевого столкновения с противником, до первых жертв. Тогда появятся и опыт, и злость, и уверенность. Кикнадзе согласился со мной. Это, мол, забота командиров и политработников полка, но есть и другие причины, которые зависят не от зенитчиков, а от высокого, может быть, самого высокого командования.

Внимательно слушая майора, я отсеивал второстепенные подробности, стараясь выделить главное. Ведь Сталин занят сейчас тысячью дел, ум его перегружен. И моя задача, выделив главное, четко сформулировать предложения, имея для каждого твердое обоснование. Кикнадзе сетовал на то, что противовоздушная оборона не является плотной. До войны считалось, что достаточно перекрыть лишь основные направления, железные дороги, шоссе, реки, над которыми пойдут самолеты противника. Эти направления действительно перекрыты. Но вот немецкий разведчик прокрался среди дня над обширными лесными массивами, где нет ни наших наблюдателей, ни батарей. И таких «дыр» много, а прикрыть их нечем, в 193-м полку, например, никаких резервов. И в соседних полках тоже. Если нет возможности быстро развернуть новые зенитно-артиллерийские полки, то надо срочно пополнить батареями, людьми и техникой уже стоящие на позициях части.

Я прикидывал мысленно: в артиллерийских полках, в арсеналах Московской зоны ПВО и Московского военного округа имеется значительное количество зенитных орудий, как старых, так и новых образцов. Вполне возможно быстро сформировать несколько десятков батарей. Но нужны люди. Специальностью зенитчика овладеешь не сразу, а время не ждет. Надо взять работников арсеналов, артпарков, складов и тех заводских рабочих, которые знакомы с артиллерийскими системами. Это — костяк. Новые батареи — сразу в полки. Там их по возможности пополнить людьми из других батарей, местными добровольцами (от добровольцев тогда отбоя не было). Впрочем, это уже детали. Главное — влить в 193-й полк и в другие полки хотя бы по две-три батареи, а уж командиры сами разберутся, как подготовить и использовать их.