Страница 69 из 94
Отдав распоряжения, Юрий выехал на рекогносцировку. Остановился на краю леса. Впереди – старая вырубка, заросшая мелколесьем. Высокая, сочная трава на болоте. Ручья почти не видно. За ним – кочковатый луг, потом зеленый склон и серые крыши домов: деревня скрыта от глаз гребнем бугра. В деревне что-то горело, дым стлался низко, его будто прижимали к земле тяжелые свинцовые облака, набухшие влагой.
Возле взорванного моста стоял танк с перебитой гусеницей – это была наскочившая на мину машина из головного дозора. Танкисты сидели в ней, стреляли из пулемета, а потом выпустили два снаряда из пушки. Немцы ответили коротким огневым налетом: двенадцать снарядов тремя залпами.
Бесстужев смотрел в бинокль, разыскивая чуть приметные холмики на гребне бугра, и отдавал распоряжения. Посадить на высокие деревья наблюдателей, засекать цели. Разведывательной роте повзводно начать наступление в центре, на левом и правом фланге. Вызвать на себя огонь. Ночью просочиться через лес и болото, достичь крайних изб. А главное – делать штурмовые мостики для пехоты. Танкистам – заготовить побольше бревен и поднять на броню: будут сами мостить дорогу через болото.
Ничего не забыть, ничего не упустить из виду. Бесстужев был похож сейчас на дирижера, умело управлявшего большим оркестром. И оттого, что оркестр этот действовал слаженно, привычно, без суеты, Юрий ощущал уверенность в своих силах.
На этот раз все складывалось хорошо. Своевременно прибыли гаубицы – целая дюжина. Приехали машины с реактивными установками. Бесстужев тут же сел с артиллеристом и командиром «катюш» за карту, чтобы спланировать огонь.
В сумерках начал накрапывать мелкий дождь. Вот уж он-то как раз ни к чему, и без него достаточно сырости. Бесстужев прислушивался к звукам, долетавшим со стороны деревни. Разведчики молодцы. Трудно им сейчас ползать по болотам, но передохнуть немцам они не дают. Стрельба там такая, что не заснешь. Работают не менее десяти пулеметов. Даже пушки начинают бить время от времени.
Юрий еще раз вызвал к себе командиров подразделений. Сверили часы, получили последние указания. Все нормально, только хозяин «катюш», молодой капитан, едва не напортачил. Первый залп наметил правильно, по немецким позициям. А второй – по центру деревни, где стояли вражеские орудия.
– Не нужно, – сказал Бесстужев. – Кладите оба залпа по переднему краю.
– И мне, и вам выгодней уничтожить батарею, – возразил капитан.
– Для сводки выгодней? – У Бесстужева побагровел шрам на щеке. – Да вы не понимаете, что ли?
– Все понятно, товарищ подполковник, – спокойно произнес капитан, и глаза у него стали совсем равнодушные, словно замороженные. – Все понятно. Однако, если я не уничтожу орудия, у вас могут быть лишние потери…
– Слушай, капитан, у тебя семья есть? – подался к нему Бесстужев.
– Ну, есть, конечно. У кого ее нету?
– Где она, семья-то твоя?
– Под Куйбышевом, а что?
– Если бы твоя мать и твои дети в этой деревне сейчас были, ты бы тоже по ним залп запланировал?
– Война, товарищ подполковник, – развел руками капитан.
– Ты скажи прямо, спланировал бы или нет? Представь себе ребенка своего и ответь…
– Не-не знаю, – опустил взгляд капитан. – Я не знаю. Но если прикажут…
– Идите, – двинул правой рукой Бесстужев. – Идите, пора отдыхать.
Капитан сделал несколько шагов и обернулся. Спросил обрадованно, будто догадался:
– Товарищ подполковник, у вас семья в деревушке в этой?
– Да, – сказал Бесстужев. – У меня там семья.
– И дети тоже?
– Да. И жена, и дети.
– Вот это номер! – капитан покрутил указательным пальцем возле виска. – А я-то хорош, не сообразил сразу!
– Идите, – резко повторил Бесстужев. – Мне надо отдохнуть!
Подполковник набросил на плечи плащ-палатку. А капитан, отойдя подальше, прикурил трофейную сигарету и покачал головой. «Ну и характер у человека – железо! У него тут семья рядом, а он вздремнуть собирается!..»
Утро выдалось сырым и туманным. Молочно-белая завеса недвижимо стояла в безветрии. Но наблюдатели с деревьев сообщали: туман стелется низко, наверху его нет, бугор виден. Разведчики ведут перестрелку, а на левом фланге добрались даже до огородов.
Да, туман, конечно, будет мешать бойцам. Но откладывать атаку нет смысла. Кто знает, не загустеет ли туман еще больше, не хлынет ли проливной дождь?
В белом месиве сверкнули длинные хвосты ракет, и туман вдруг на короткое время будто озарился изнутри, стал багряным, потом бело-розовым и опять белым. Вспышки артиллерийских залпов почти не пробивали его толщу. Грохот в сыром воздухе казался каким-то расплывчатым, тягучим: звук одного залпа сливался со звуком следующего.
Наблюдатели сообщали, что снаряды ложатся хорошо. Саперы уже ремонтировали взорванный мост. Роты под прикрытием тумана перебросили штурмовые мостики через глубокий ручей, переправились на западный берег, но там застряли в болоте. Из деревни наугад, в туман, били две немецкие батареи. Потерь почти не было, но Бесстужев понимал, что, если роты провозятся в болоте, бой может затянуться надолго.
Ему хотелось сберечь танки. Они еще очень нужны будут ему. Но делать нечего. Он дождался, когда саперы восстановят мост, и отдал приказ. Десять машин с автоматчиками на броне двинулись, лязгая, по дороге. А следом пошли четыре грузовика с противотанковыми пушками на прицепе.
Слышно было, как за мостом танки прибавили скорость: сквозь орудийные залпы долетал рев моторов. Танки помчались по дороге напропалую. Но вот головной подорвался на мине и загородил собой путь. Машины свернули влево, на сырую луговину, автоматчики сбрасывали с брони бревна под гусеницы.
Бесстужев ничего не видел в тумане, хотя дважды влезал на сооруженную наблюдателями площадку. Туман поредел, сделался серым, будто смешался с дымом, и поднялся выше деревьев. Наступили самые неприятные, самые мучительные минуты. Трудно понять, как развивается бой, кого из подчиненных надо подбодрить, куда направить резервы.
Нет, все-таки атака была задумана правильно, и ей не помешали ни туман, ни то, что пришлось из-за плохой видимости отменить второй залп «катюш», ни то, что взвод мотоциклистов не вышел в тыл противника.
Пехота преодолела болото на левом фланге, где оказалось посуше, и ворвалась в деревню вместе с разведчиками. Почти одновременно с ней в деревню вошли и шесть танков. Они обрушились на батарею и подавили ее. Уцелевшие немцы начали отходить, но отступили недалеко: дорогу им преградили мотоциклисты, выбравшиеся наконец к деревне. Бесстужев послал туда самоходные орудия, и немцы разбежались по лесу. И уж коль скоро самоходки оказались впереди, Бесстужев приказал им немедленно двигаться дальше вместе с мотоциклистами.
Сам поторопился собрать подразделения. Некогда было дожидаться отставших, хоронить убитых. Раненых и пленных пришлось оставить на попечение артиллеристов. Бросив пять подбитых танков и девять грузовиков, Бесстужев повел поредевшие подразделения дальше. Сбивая в коротких стычках немецкие заслоны, отряд до наступления темноты продвинулся на сорок километров.
«За двое суток – семьдесят верст! Совсем неплохо!» – весело прикинул Бесстужев.
Оперативная группа штаба корпуса размещалась в крытых зеленых «студебеккерах». Маленькая колонна следовала вслед за войсками, не отставая от них. Конечно, командир корпуса мог бы держаться и на более солидном расстоянии от передовой линии. Но генерал-майор Порошин не хотел ломать своей привычки. К тому же наступление было стремительным, обстановка часто менялась и требовала быстрых решений.
В деревню, отбитую передовым отрядом, Порошин приехал после полудня. Нескончаемым потоком двигались через нее войска. Батальоны, двое суток назад прорывавшие оборону противника, теперь преследовали немцев, свернувшись в колонны. Катились грузовики, орудия на механизированной и на конной тяге. Возле моста стояли подбитые танки, над ними уже колдовали ремонтники в замасленных комбинезонах. А дальше чернел квадрат обугленной голой земли с полузасыпанной траншеей, с какими-то черными обгорелыми кочками. Туда пришелся залп дивизиона «катюш», оттуда несло теперь запахом гари.