Страница 30 из 94
Шло время, и Гудериан постепенно смирился со своим положением. Неторопливые прогулки, беседы с Маргаритой о сыновьях, теплый халат по вечерам – в этом тоже была своя прелесть. За обстановкой на фронте он следил по газетам и радиопередачам: на фронте управлялись и без него.
В штаб армии резерва, при котором он числился, Гудериан ездил только от случая к случаю. Да и то не за информацией, а чтобы решить дела, связанные с имением, которое пожаловал ему фюрер. Надо было получить государственную дотацию, заложить дом, обработать участок. Незаметно для себя он из боевого генерала начал превращаться в помещика.
Маргарита радовалась этой перемене. Всю жизнь они встречались урывками: на неделю, на месяц; всю жизнь Гейнц был занят своими делами и мыслями, уезжал, торопился. А теперь судьба вознаграждала ее за это.
И вдруг Маргарита заболела. Глупая случайность – заражение крови. Неделю была она на грани жизни и смерти, неделю Гейнц не отходил от ее постели. По ночам, сидя возле жены, разметавшейся в горячечном бреду, он мысленно обращался к Богу, прося, чтобы Всевышний не оставил его одного. Только теперь он понял, как дорога ему Маргарита. У сыновей своя жизнь, фюреру он не нужен. И если не станет жены – пустота, он останется один, все потеряет свою ценность: и поместье, и скопленные им богатства. Никто не позаботится о нем, не с кем будет поделиться мыслями и переживаниями, которые можно доверить только самому надежному другу – жене. Если бы она умерла, это была бы самая величайшая несправедливость по отношению к нему. Но, к счастью, этого не произошло.
Жена поправлялась, и осенью у них снова начались тихие мирные дни. Гудериана опять потянуло к военным сводкам. Долгие дождливые вечера коротал в кабинете, вооружившись циркулем и карандашами. Анализировал данные, записывал в толстую тетрадь свои соображения: что сделано не так и что, по его мнению, нужно было бы сделать.
Раньше он любил полное одиночество, даже присутствие Маргариты мешало ему. Теперь она всегда была с ним. Тихо сидела в кресле в темном углу кабинета с вязальными спицами в руках. Когда он раздражался, когда начинал доказывать, что на фронте совершена очередная глупость, жена сочувственно выслушивала его, а главное – не возражала, давая Гейнцу возможность излить свою желчь и успокоиться.
Гудериан привык видеть в Маргарите хорошую хозяйку и хорошую жену, но не предполагал, что ее могут интересовать политика или война. Он был изрядно удивлен, когда в один из таких вечеров жена спросила:
– Мой дорогой, ты веришь, что мы когда-нибудь победим этих русских?
– Не понимаю тебя, – повернулся он.
– Очень похоже на прошлый год, – сказала Маргарита. – Мы все время наступали, потом русские остановили нас под Москвой. Мы должны были взять ее со дня на день… Потом началась зима…
Он был поражен: она просто и коротко сформулировала то, что беспокоило его последние дни! Сам он еще не проводил таких аналогий, но они действительно напрашивались.
Гейнц ответил: да, на Востоке совершается очередная ошибка. Войска выдохлись, захватив огромную территорию, хотя цель наступления не достигнута. Теперь надо занять выгодные оборонительные позиции, дать войскам отдых и переждать зиму, накапливая силы для нового броска. Но происходит обратное. Наступление пытаются продолжать. При этом основные силы прикованы к Сталинграду. А зачем? Использовать Волгу русские не могут, так как немцы вышли к реке севернее города и держат ее под обстрелом. Сам город разрушен и на две трети захвачен немцами. Те полоски земли, которые еще удерживает противник, не имеют ни стратегического, ни оперативного значения. Ими можно пренебречь. Можно вообще вывести войска из развалин города, и от этого ничего не изменится. Там сейчас решаются не военные проблемы, а вопросы самолюбия, вопросы престижа. Фюрер во что бы то ни стало хочет захватить город, носящий имя Сталина. Противник стремится отстоять город по той же причине. Там столкнулись два упрямых характера. Там – второй Верден, там – борьба на истощение сил. Но для чего? Разве в России нет других целей?
И еще Гейнц сказал, что упрямство русских можно понять. Бои в Сталинграде для них выгодны. Каждый укрывшийся среди развалин русский солдат способен убить трех-четырех наступающих немцев. Противник вообще хорошо обороняется в городах, а немцы не могут использовать свои технические преимущества. Поэтому битва за Сталинград стала для немцев не только бессмысленной, но и угрожающей. Туда брошены огромные силы, которые могли бы успешно наступать на других участках.
Гудериан так разгорячился, что жена поспешила переменить разговор. Гейнц умолк неохотно и вскоре почувствовал резкую, нарастающую боль в сердце. Нет, не надо ему так волноваться, тем более что от этого ничего не изменится!
Бесшумно ступая, Маргарита принесла ему лекарство. Она ругала себя за то, что обратилась к нему с такими вопросами. Глядя на побледневшее лицо Гейнца, решила никогда больше не касаться тем, которые могут вывести его из душевного равновесия. Она готова была сделать все, чтобы оградить мужа от забот и волнений. Но вокруг них существовал огромный тревожный мир, от которого невозможно было укрыться.
Через неделю, 24 ноября, раздался телефонный звонок. Говорил шеф-адъютант Гитлера, теперь уже не полковник, а генерал Шмундт. Ловя скупые слова мужа, Маргарита пыталась понять, о чем идет речь, что принесет в их дом этот телефонный разговор. Шмундт спрашивал о здоровье, о поместье, видимо, пошутил – Гейнц засмеялся хрипло и коротко. Потом на его лице появилось напряженное выражение, плотно сомкнулись тонкие бескровные губы. Маргарита поняла – Шмундт сообщил что-то очень важное.
Положив трубку, Гейнц несколько секунд стоял недвижимо, потом потер виски и повернулся к жене. Встретив ее вопросительный взгляд, сказал рассеянно:
– Ничего, дорогая, просто позвонил Шмундт. Они не вспоминали меня, когда дела шли хорошо… Шмундт передает самые лучшие пожелания и завтра привезет твои любимые цветы. А сейчас я должен ехать к генералу Фромму1, узнать последние новости. Оказывается, мое мнение еще кого-то интересует.
Из штаба армии резерва он вернулся только в седьмом часу вечера. Сбросил шинель и, отказавшись от ужина, сразу прошел в кабинет. Маргарита приготовила кофе, сама понесла ему. Гейнц сидел над картой и быстро писал что-то на листке бумаги.
Осторожно поставив тяжелый серебряный поднос на край стола, Маргарита бесшумно пошла к двери, но остановилась, услышав резкий голос:
– Они подняли меч Немезиды и отрубили весь выступ. В котле больше трехсот тысяч. Такого не было с нами со времен Иены и Ауэрштедта. Но тогда против нас был Наполеон… В котле нет горючего, лошади остались на зимних пастбищах. Вокруг – снег и степь. Это расплата, и я не знаю, чем это кончится…
Гудериан умолк. Маргарита так и не поняла, обращался ли он к ней или говорил сам с собой. Она постояла еще немного, но Гейнц ничего больше не говорил, и она вышла, потихоньку прикрыв за собой дверь.
Часы медленно отсчитывали минуты, а она, пытаясь подавить тревогу, ждала, когда муж позовет ее. Пора было спать, но беспокоить Гейнца она не решалась.
В кабинете было очень тихо. Потом Маргарита уловила странный звук: что-то упало. Поколебавшись, она заглянула туда и вскрикнула от ужаса: Гейнц лежал на ковре возле стола, прижав к сердцу обе руки, будто умоляя о чем-то.
Ей показалось, что муж мертв, и она упала рядом с ним, продолжая кричать и пытаясь поднять его. Прибежавшая прислуга помогла ей. Кто-то звонил по телефону, вызывая профессора.
Гудериан был без сознания, но сердце его билось, хотя толчки едва ощущались. С помощью Маргариты профессор снял с Гейнца мундир, умелым движением разорвал нижнюю рубашку. Сопровождавший его врач раскладывал на столике лекарства и какие-то блестящие инструменты.
– Приступ. Сердечный приступ, – сказал профессор и добавил успокаивающе: – Сейчас это у многих. Такое время.
1
Командующий армией резерва