Страница 81 из 198
– Мой бог! Отдать нас этому придире, который любит топтаться на месте! Он сразу подрежет нам крылья. Достаточно и того, что мы подчиняемся ему оперативно.
– Фон Клюге знает точку зрения фюрера и уже решил сосредоточить танки для ликвидации окруженных. Сегодня или завтра поступит приказ.
– Дорогой Гейнц, я удивлен вашей осведомленностью. Для меня все это – непроходимые дебри. Я знаю одно: я солдат и должен воевать. Я командую танками, а танки существуют не для того, чтобы стоять на месте.
– Фон Клюге стремится оберечь свои дивизии, – подлил масла в огонь Гудериан. – Нас хотят заставить делать черную работу.
– А мне жаль своих танкистов. Мы сделали этот «котел», мы захлопнули мышеловку. Неужели там мало двух армий, чтобы закончить начатое?
– Мы, конечно, поможем пехоте, если этого от нас требуют, – осторожно сказал Гейнц. – Но мы не должны упускать из виду главного.
– Да, да, да! Но что делать?
– Вы же знаете, генерал, наши танковые штабы всегда в движении. Не все приказы доходят до нас своевременно. У меня лично связь со штабом армии работает не всегда надежно. И я не всегда могу быстро передать распоряжения в дивизии.
– Да, да, да! – Гот понял. Обрадованно кивал, осыпая на пол пепел с сигары. – Одну дивизию я сейчас же двину на Борисов.
– Моя восемнадцатая действует из этом направлении.
– Отлично! – радовался Гот. – Мы основательно попортим нервы этому ворчуну Клюге. У него слишком длинный нос. Надо прищемить, чтобы не совал его дальше своей армии.
Гудериан сдержанно улыбался. Конечно же, Гот был настоящим танкистом, а не пехотным пачкуном: умел рисковать, с ним можно договориться.
Они быстро согласовали полосы наступления, обсудили вопросы взаимодействия. Гот предложил остаться пообедать с ним, но Гудериан отказался: не желал, чтобы его посещение получило широкую огласку.
На обратном пути Гудериан приказал летчику уклониться от маршрута и пролететь над Налибокской пущей. Хотелось самому осмотреть этот огромный лесной массив, из которого, как считал фон Клюге, можно было ждать прорыва окруженных.
Оплошной линии фронта здесь не существовало, но районы, занятые немецкой армией, легко можно было определить сверху по интенсивному движению на дорогах. Немецкие войска передвигались открыто, колоннами, не опасаясь советской авиации.
На окраине лесной деревушки стояли танки и крытые грузовики. От этого места уползала по проселку куцая колонна пехоты. Это был передний край, дальше начинались районы, занятые русскими. Под крылом самолета проплывали пустые деревни. На дорогах – ни одной машины, ни одного солдата. Хоть и знал Гудериан, что русские – непревзойденные мастера маскировки, он не мог поверить сейчас, что в этих лесах скрываются целые соединения противника. В конце концов выдали бы они чем-нибудь свое присутствие!
Гейнц имел теперь еще один козырь: он лично убедился, что на участке его группы противник не располагает крупными силами. Надо спешить. Воинская слава – прожорливый зверь, которого нужно непрерывно кормить свежим мясом и кормить сытно, чтобы не ушел к другому хозяину.
Итак, вперед! А оставленный позади навоз пусть подбирает фон Клюге со своей пехотой…
Этот день был удачным для Гудериана. Его 24-й танковый корпус достиг Бобруйска и захватил в исправности мосты через Березину у поселка Свислочь. Передовые отряды 47-го танкового корпуса заняла город Борисов. Гейнц побывал в 17-й танковой дивизии, отдал приказ сняться с занимаемых позиций на кольце окружения и идти на восток для развития успеха. Краткой беседы с командиром дивизии оказалось достаточно, чтобы тот уяснил суть дела. Дивизия, свернувшись в колонны, форсированным маршем двинулась на северо-восток.
В штаб Гудериан возвратился спустя несколько часов и, согласно принятому порядку, донес по радио, командующему 4-й армией фельдмаршалу фон Клюге об отданных распоряжениях. Как и ожидал Гейнц, фельдмаршал отреагировал на этот раз с небывалой быстротой. Через пятнадцать минут радист принял контрприказ, отменяющей распоряжение Гудериана. 17-я танковая дивизия должна была оставаться на месте, фон Клюге не разрешил снимать с кольца окружения ни одного солдата.
Начальник штаба подполковник фон Либенштейн был удивлен, видя, как спокойно отнесся к контрприказу его самолюбивый командир. У Гудериана было игривое, несвойственное ему настроение. Он даже напевал легонько.
– Распорядитесь, барон, – сказал Гейнц, – чтобы приказ фон Клюге передали в 17-ю дивизию. По радио и с офицером связи. Генерал Вебер будет, конечно, огорчен, но что поделаешь, – развел Гудериан руками. – Конечно, он может и не сразу получить приказ: его рация на марше не работает, а офицеру связи трудно разыскать колонну в пути… Распорядитесь, чтобы все было как нужно. Не следует огорчать Вебера слишком поспешно…
Либенштейн смотрел на генерала, чуть приподняв бровь. Его белое, худощавое лицо аристократа было как всегда непроницаемо спокойно. Только когда встретились их глаза, подполковник позволил себе улыбнуться: ему все было ясно.
– Мы с вами становимся авгурами, – засмеялся Гудериан. – Хорошо иметь начальника штаба, которому не нужно говорить много.
Выход 17-й дивизии на передовую линию значительно усилил наступательные способности 47-го танкового корпуса, продолжавшего свой марш на восток.
Спал Гудериан плохо, с перебоями работало сердце: вероятно, слишком утомился в последнее время. Утроим поднялся хмурый. И может быть, потому, что чувствовал себя нездоровым, особенно неприятными показались ему полученные сообщения. Участок, с которого ушла 17-я дивизия, был наспех прикрыт пехотным полком, но ночью большая группа русских неожиданной атакой растрепала этот полк и вырвалась из «котла».
На 3-ю танковую дивизию произвели налет советские бомбардировщики. 18-я дивизия атакована на переправе через Березину. Танки и авиация противника остановили ее продвижение, передовой батальон полностью уничтожен. Командир дивизии просит подкрепления.
У Гудериана не оставалось никаких резервов. Если русские начали бы одновременно наступать и из «котла», и со стороны фронта, положение сделалось бы критическим. Оставалось только еще раз возблагодарить бога за то, что русские действовали разрозненно. И, оценив обстановку, Гудериан снова подтвердил свой приказ дивизиям первой линии: несмотря ни на что, прорываться к Днепру. Его войска должны быть там первыми!
С часу на час Гейнц ожидал вызова в штаб 4-й армии по поводу вчерашнего инцидента. Он хорошо знал характер Клюге. И когда вызов поступил, Гудериан тотчас вылетел на самолете.
Штаб армии располагался на окраине Минска – в городе еще продолжались уличные бои. Действовали авиация и артиллерия, методично, один за другим разбивая дома, в которых засели русские. Весь город лежал в развалинах, чадили многочисленные пожары, плотный дым висел тучами, заслоняя солнце. Крупные хлопья сажи плавали в воздухе; черным снегом покрывал опаленную землю пепел.
Фельдмаршал фон Клюге принял Гудериан а сразу же и держался сугубо официально. Сесть предложил только после того, как выслушал объяснения Гудериана.
– Час назад я беседовал в этой комнате с генералом Готом. – Голос у фельдмаршала скрипучий и резкий. – У Гота произошло точно такое же недоразумение. Танковая дивизия ушла со своего участка. Мой контрприказ получила с большим опозданием. Через открытую зону вырвались русские, численностью до полка. У меня сложилось впечатление, что вы и генерал Гот сознательно не выполнили мои указания. Если я имею дело с генеральской фрондой, то мой прямой долг – передать дело на рассмотрение военного суда, – сухо и бесстрастно чеканил фон Клюге, глядя мимо Гудериана, будто подчеркивая, что ему безразлично, кто находится перед ним, что он действует согласно закону, обязательному для всех.
Но Гейнц уже понял: ему ничто не грозит, у фельдмаршала нет доказательств.
– Простите, но это не так. Произошло случайное совпадение.
– На совпадение ссылается и генерал Гот.