Страница 12 из 198
– Привет однокашникам! Ты что, постель готовишь?
– Здравствуй, – холодно ответил Игорь.
Появление Ракохруста не обрадовало его. Пашка прилипчивый, не отвяжешься.
– Поздно, дорогуша, стелить взялся!
От Ракохруста несло водкой, глаза у него были мутные. Раскачиваясь на носках, он сверху вниз смотрел на Булгакова.
– Не опоздаю, мне не к спеху, – буркнул Игорь.
– Ха, не к спеху! Ты у нас всегда был этим самым… Идеалистом. Хочешь, новость скажу?
– Валяй.
– Объездчика. Лукича знаешь? Мы с ним сейчас по двести трахнули. Он мужик хороший. Утром он сюда в лес ехал из города. На лошади. Самый рассвет. Видит – женщина навстречу. Заметила его и – шарах в рожь. Он туда. А там Дьяконская. Ну, Ольга твоя. Лицо белое. Лукич опрашивает: «Что делаете здесь?» – «Гуляю», – отвечает. «По дороге гуляют, а не в посевах». – «Хорошо…» Пошла от Лукича, да все боком к нему норовит. А подол весь мятый, вроде изжеванный…
Игорь молчал, стараясь не выдать волнения. Не мигая смотрел он в слезящиеся от смеха глаза Ракохруста.
– Лукич, значит, в лес, а тут, на опушке, еще один голубчик – моряк. Идет, веточкой помахивает. Довольный. Еще бы – такой кусок отхватил!
– Ты… Ты меньше языком трепи, – выдавил Игорь, – Сплетничаешь, как баба.
– Мое дело маленькое, за что купил, за то и продаю… А Олька-то, а? Тихоня была, недотрога. Ты ее под ручку водил. Думала – с приезжим шито-крыто, никто не узнает. Шлюха московская!
У Игоря потемнело в глазах, не смог сдержаться: сунул кулаком в оскаленные зубы Пашки, головой ударил в подбородок. Пашка упал навзничь, из носа потекла кровь. Игорь ногами бил в грудь и в живот.
Изловчившись, Ракохруст схватил за ногу, дернул, Игорь свалился на него. Сцепившись, покатились по земле, тыча друг друга кулаками, коленями.
– Сволочь! – хрипел Пашка, обдавая запахом водки и лука. – Сволочь, убью!
Пашка был сильнее. Если бы не подоспели ребята, Булгакову досталось бы крепко. Фокин, оттолкнув Игоря, верхом уселся на Ракохруста. Тот, матерясь, попытался подняться, но Фокин, прижав его голову, крикнул:
– Цыц, не вертись!
Вокруг уже толпились любопытные. Виктор, обняв за плечи дрожащего от возбуждения Игоря, силой увлек его в кусты, подальше от людей. Сашка догнал их.
Остановились возле ручья на дне овражка. Булгаков наклонился, смывая с лица кровь.
– Ну, петухи! – удивлялся Виктор. – Вот не ждал от тебя.
– Мало я ему, мало! – твердил Игорь.
– Хватит, – уверенно заявил Сашка. – Я в этом деле толк знаю. Хряпку ты ему своротил. Глаз припух. Неделю в синяках ходить будет.
– Из-за чего сцепились-то вы?
– Подлец он! Ну и подлец!..
– Это известно. А ты что же, всех подлецов решил бить теперь? – улыбнулся Виктор. – Их много на свете, кулаков не хватит.
– Эх, ничего ты не знаешь, – зло сказал Игорь. – Водки мне дайте.
– Стаканы там остались.
– Из горлышка.
Игорь сделал большой глоток, закашлялся. Долго плевался, запивая водой из ручья.
– Ребята, домой бы мне, – успокоившись, попросил он.
– Ну вот, – расстроился Сашка, – Весь праздник к чертям пошел.
– Домой, – поддержал Виктор. – Ну, куда он такой? Рубашка разорвана, на щеке ссадина… Я провожу.
– Мне нельзя, – вздохнул Сашка. – Играть надо.
Дед Игоря, брандмейстер пожарной команды Протасов, был человеком незаурядным. Могучий, костистый, до последних дней жизни сохранивший гордую осанку, он отличался независимым и строгим характером. В пожарной части у него порядок был жесткий, крепче, чем на военной службе.
Под старость выстроил он себе просторный, о семи комнатах, шелеванный дом под железной крышей, а к дому – сарай для дров, потребицу с сеновалом, амбар. И все это добротное, на века.
От пожарных дел отошел Протасов только после революции и прожил без работы недолго. Хоронил его весь город, старого брандмейстера знали в каждой семье.
Дочери к тому времени разъехались уже по разным местам, повыходили замуж. Марфа Ивановна осталась с младшей – Антониной.
Время шло незаметно. Тоня училась, летом пасла корову на выгоне, играла в лапту – и вдруг как-то сразу в один год превратилась из девчонки в девушку. Перестала носиться, как угорелая, отпустила косы. Пришлось Марфе Ивановне вытаскивать из сундука старые свои платья.
Работать Антонина начала в школе, сперва вожатой, потом преподавала в младших классах. Не успела медлительная Марфа Ивановна и глазом мор пнуть, нашелся жених: Григорий Булгаков из деревни Стоялово. В гражданскую войну на врангелевском фронте потерял Булгаков два пальца левой руки, долго служил в армии младшим командиром. После демобилизации направили его в Одуевский уком комсомола.
Был Григорий Дмитриевич лет на десять старше Антонины, но выглядел молодо. Чело-век спокойный, уравновешенный, здоровьем по-мужицки крепок.
Зятя Марфа Ивановна встретила с радостью: какое без мужчины хозяйство? Не понравилось только, что не по-старинному, не в церкви обвенчались молодые, а по новым порядкам. Принес Булгаков свои вещички, собрались вечером сослуживцы – вот и вся свадьба.
Григорий Дмитриевич подправил заборы, заново перекрыл дранкой амбар, переложил печку. В огороде поставил конуры, завел гончих собак. Времени ему хватало. Теперь он преподавал обществоведение в культпросветшколе и почти все лето был свободен.
Антонина, хоть и появились у нее дети, поступила заочно в педагогический институт. Занималась за полночь, пока не выгорал керосин в лампе. А утром, ни свет, ни заря – в школу.
Наконец Антонина получила диплом. Марфа Ивановна нарадоваться не могла на свою семью. Жили дружно. Хорошие подросли внуки. Только за Игоря болело ее сердце. Хоть и тих был с виду, а угадывала в нем бабка рисковый дедов характер.