Укрощение строптивых

— Что вам угодно? — нетерпеливо осведомилась Лиза Дубровинская, локтями пробивая себе дорогу.

— Я хотел бы приобрести эту картину.

— Живопись тестом? Это произведение искусства! — заносчиво произнесла Лиза. — Оно не имеет цены в том смысле, что оно бесценно, и потому не продается.

— Ляля, ты где? — из гула толпы донесся капризный голос Монро. — Мне ску-учно! Оставь этого Вову, иди к на-ам!

Девушка уже повернулась, чтобы уйти, но новый вопрос остановил ее:

— А почему здесь написано «живопись тестом»?

— Потому что при написании картины для создания аллегорической глубины отражаемой реальности использовалось тесто. Это понятно только специалистам! — И она ушла, хлестнув пренебрежительным ответом, точно бичом.

Короткий диалог оставил в душе неприятный осадок. Когда-нибудь она пожалеет об этом! Она еще будет молиться на него, как на Бога, искупая свое пренебрежение. Она будет молиться на него, как и те, другие… До этого волшебного мига осталось совсем чуть-чуть!

Ольга Витальевна неторопливо дефилировала по выставке. Позади нее покорно волочился супруг, чей задушенный любопытством взгляд то и дело невольно прилипал к смазливым особам из разряда «до тридцати».

— Прелестная картинка! — Ольга Витальевна дернула супруга за рукав и подтащила его к стене, где на черном фоне свивались вихревым клубком совокупляющиеся тела. — Подойдет для нашей «переговорной», как думаешь?

— Не знаю, — пробормотал Андрей Андреевич, кося жадным взглядом далеко налево. — На мой вкус, ярковато.

— Берем! — Ольга Витальевна решительно оглянулась в поисках администратора.

Прилизанный слащавый тип, пахнущий потом, подбежал на полусогнутых ногах.

— Заверните! — приказала она. — И еще: нет ли у вас скромного пейзажа для холла?

Точно назло, мотоцикл забарахлил прямо посреди раскисшей мартовской улицы. Надя шепотом выругалась и сползла с сиденья. Подбитые подковками «казаки» по щиколотку ушли в снежную кашу. На крыльце двухэтажного дома смолил сигарету охранник, с интересом наблюдая за ее мучениями.

— Черт бы тебя подрал! — девушка со злостью пнула тяжелый мотоцикл, упорно заваливавшийся на бок, и дернула стартер. Мотоцикл нехотя рыкнул и вновь заглох. — Опять свечи барахлят! — Девушка, с натугой кряхтя, потащила мотоцикл к обочине.

Первый выезд из гаража этой весной оказался неудачным. Битый час Надя провозилась в саже и грязи, пока наконец не реанимировала своего железного друга.

— Чтоб я еще когда села на «Яву»! — мрачно произнесла она вполголоса, замывая руки грязным снегом на обочине. Паук твердо обещал ей новенького «японца» на двадцатидвухлетие, которое случится через два дня. А это старое барахло она сейчас перегоняет в гараж к брату: оно ей больше ни к чему.

На крыльцо, украшенное вывеской пронзительного кислотного цвета, вышел представительный господин с взбешенным лицом. Впереди мелко трусил обглоданный тип на полусогнутых.

Мотоцикл утробно зарычал, захлебываясь победным ревом. Крутанув ручку газа, Надя победно стартовала — так, чтобы нос байка задрался в небеса, а из-под задней дуги фонтанировал песок. Когда взбешенный господин стер со своего лица снежную грязь, она была уже далеко. Под взвизги тормозов и испуганные вскрики клаксонов девушка мчалась вперед, умело лавируя между машинами. Куртка надувалась пузырем за плечами, а спутанные рыжие волосы, выбиваясь из-под шлема, стояли за спиной, как пламя. Хороший мотоцикл, скорость, свобода — вот рецепт настоящего счастья!

— Вы уволены! — тихо произнесла Ольга Витальевна, глядя в упор холодным немигающим взглядом.

Человек напротив нее съежился и поник, его подбородок задрожал.

Казалось, еще мгновение — и с обескровленных губ взахлеб сорвутся униженные мольбы, потекут слова, опережая друг друга…

Как она любила такие мгновения! Может быть, она любила свою работу именно за ту власть, которую она давала ей над людьми? За ощущение абсолютного всесилия? В такие минуты ей казалось, что она становится ближе к небожителям.

— Я уволила Брикалевича, — она мимоходом информировала мужа, служившего заместителем директора в фирме «Насос трейд», где Ольга Витальевна значилась директором. Для сотни сотрудников фирмы она была Богом и дьяволом в одном лице, царицей, милующей и казнящей, богиней, насылающей на простой люд моровую язву, чуму, глад и мор или, в редкие минуты зарплаты, осыпающей их золотым дождем.

— Брикалевича? — удивился Андрей Андреевич. — Но ведь он лучший специалист по поршневым группам!

Он редко позволял себе высказывать собственное мнение, и потому горизонтальная, аккуратно выщипанная бровь Ольги Витальевны гневно дернулась.

Никто, в том числе и заместитель директора, хоть он и состоит по совместительству ее мужем, не смеет обсуждать ее решения!

— Распорядись дать объявление в газету о наборе специалистов, — точно не слыша его слов, приказала Ольга Витальевна и усмехнулась:

— Незаменимых, как известно, у нас нет.

Ольга Витальевна была привлекательной женщиной чуть за сорок с холеным лицом, с глазами цвета темного меда, влажно сверкавшими из-под загнутых кверху, уже довольно редких ресниц, мальчишеской стрижкой, позволявшей ее темно-русым кудрям свободно обрамлять лицо, делая его чуть более молодым и чуть более привлекательным, чем оно было на самом деле. Ее фигура казалась немного полноватой, выдавая старания своей владелицы остаться в размерах позапрошлогоднего платья. Ее движения, стремительные и порывистые, в то же время были полны грации сытой тигрицы на отдыхе. Весь ее вид демонстрировал целеустремленность и уверенность в том, что деньги — это главный жизненный стимул, с равным успехом действующий и на мужчин, и на женщин.

Деньги для Ольги Витальевны заменяли все — любовь, дружбу, счастье, привязанность к детям. Они были для нее олицетворением власти, мерилом жизненного успеха, путеводной звездой, заманчиво сверкавшей в ночи, они были для нее и средством, и целью. Ибо ничто, — ни любовь, ни нежность, ни страсть — ничто не могло дать ей большего наслаждения, чем деньги. Деньги и власть!