Королеву играет свита

— Конечно за деньги, — согласился врач. — Зато нормально сделают. Там, в Москве, западные технологии, врачи мирового уровня… А я могу только купировать приступ. На время. Но сама проблема останется на всю жизнь.

Понурившись, Катя вышла из кабинета врача. Надо же! Только ее дела пошли на лад, только она стала подумывать о том, чтобы нанять себе работницу, а потом открыть маленький магазинчик, как вдруг… Новая неудача! На роду ей суждено маяться, что ли?

Катя в слезах поведала родителям о посещении врача.

— Решайся на операцию, — сказал отец, — ты еще молодая, а со здоровьем не шутят.

— Да, молодая, — мрачно усмехнулась Катя. — Сороковник скоро стукнет.

Почти вся жизнь прожита. Во всяком случае, лучшая ее половина.

Лара глядела на мать печальным, проникающим в душу взглядом. К пятнадцати годам из пухлого ребенка, эдакого пупсика с угольными глазами, она превратилась в тонкую длинноногую тростинку со смуглой, шоколадного цвета кожей и европейскими чертами лица. Только волосы у нее оставались типично африканскими — черными, непокорными, с крутыми блестящими завитками. Через несколько лет она обещала стать настоящей красавицей.

Кроме внешних данных, она еще была очень музыкальна, пластична, обладала своеобразной, свойственной только африканцам дикой грацией. Дядя Славик, все еще обретавшийся на поприще рок-музыки, обещал со временем пристроить ее в группу на подтанцовку. Для экзотики туда охотно брали чернокожих и мулатов.

После визита к врачу Катя ни о чем не могла думать, только о собственном здоровье. Она постоянно прислушивалась к своему организму, ловя в нем малейшие изменения, которые раньше оставляла вовсе без внимания. Теперь же они казались ей важными и значимыми.

В Московском медицинском центре ,по телефону сообщили, что операция ей, представительнице ближнего зарубежья, обойдется в три тысячи долларов. Это была неслыханно огромная сумма!

Ну, допустим, тысяча у нее сейчас в обороте, а где взять еще две?

У родственников? Родственники — отец, мачеха, сводный брат — бедны, как церковные мыши. У родной матери? Катя мрачно усмехнулась. Российские газеты пестрели сообщениями о том, что ее сестра Даша недавно вышла замуж за удачливого предпринимателя, нефтяного магната. Захлебываясь от восторга, журналисты описывали свадьбу в «Метрополе», медовый месяц в круизе вокруг Европы на личной яхте, рассказывали, что жених подарил своей невесте белый «мерседес», перевязанный шелковыми ленточками, точно коробка с тортом.

Итак, богатых родственников у нее не было, друзей тоже…

— Даниель! — пришла в голову спасительная мысль.

Даниель — вот кто ей поможет! Ведь сумма, которая для нее целое состояние, — по московским меркам это тьфу, ерунда. Для богатой Москвы сущие гроши. А она отработает, отслужит…

Катя сдала весь свой товар Амиру по оптовой цене, вернула вложенную в него тысячу долларов и купила билеты в Москву, никому не сказав, зачем она туда едет.

Уже отправляясь на вокзал с чемоданом, она задержалась возле почтового ящика. Там, в глубине, что-то смутно белело.

Ее словно что-то толкнуло в грудь. Какое-то странное предчувствие. Она остановилась, опустила сумку на пол и, шалея от нетерпения, выцарапала из ящика долгожданный голубоватый конверт. Он был надписан знакомым, родным и таким любимым почерком Нельсона…

Муж писал, что он жив и здоров, что несколько лет провел на базе повстанцев в плену, ремонтировал вертолеты ОПЕН. Что его освободили, когда правительству президента Душ Картуша удалось договориться с руководством мятежников о перемирии и об обмене пленными.

Он писал, что в стране произошли большие политические изменения и скоро все будет по-другому, с войной навеки покончено.

В 1997 году весной представители повстанцев официально вошли в правительство Нголы, а летом формально завершилось создание единой национальной армии. В марте 1998 года правительство Душ Картуша признало повстанцев в качестве политической партии. Это означало, что война из лесной и окопной теперь станет политической, бескровной, и у страны появился шанс завершить непрерывную двадцатипятилетнюю бойню.

Однако не все идет гладко, писал Нельсон. ОПЕН по-прежнему имеет по всей территории страны превосходно организованные, укомплектованные и оснащенные современной техникой компактные военные формирования в десять тысяч штыков. Порой случаются обострения ситуации из-за контроля над долиной реки Кубанго в провинции Северная Нгола, главном алмазодобывающем районе страны.

Отец Нельсона после недолгой эмиграции вновь занял крупный пост в коалиционном правительстве. Особняк семьи Жасинту, разрушенный во время военных действий, теперь восстанавливают наемные рабочие из Южной Африки.

Нельсон писал, что постоянно думает о своей жене и дочери, что он их любит и хочет увидеть. Он просил их вернуться. Теперь, когда настал мир, нечего бояться. Они с Катей будут жить еще лучше, чем раньше, а Лару дед Жонас отправит учиться в престижный европейский колледж — молодому государству нужны образованные люди, высококлассные специалисты. При связях его отца это будет несложно устроить…

Письмо взволнованно задрожало в Катиной руке. Неужели все это правда?

Неужели она вновь станет важной белой леди, перед которой трепещут слуги, которой с уважением пожимает руку сам президент? Неужели ее дочь будет учиться в Европе и со временем войдет в элиту страны?

Катя уронила письмо и недоверчиво покачала головой. Перед ее внутренним взором вновь встало мертвое лицо падре Насименту, облепленное мухами, с высунутым сизым языком… В ушах вновь звучали сухие щелчки выстрелов, вновь вгрызались в красноватую пыль пули из пистолета пьяного полицейского… Она вновь видела на перекрестке улиц труп застреленного пьяными солдатами ребенка — привычная для Луанги, набившая оскомину картина.

Нет, вряд ли она сможет вновь выдержать все это. В Нголе она была счастлива, только есть ли она теперь, эта Нгола? Может, это только миф, созданный ее воображением? Может, Нельсон на самом деле давно умер и его письмо — это клочок бумаги, написанный призраком?

У них с Ларой нет денег даже на билет до Луанги… Ей предстоит операция… В Нголе давным-давно перестреляли всех врачей. Что ей там делать со своей больной спиной?

Муж денег прислать ей не сможет — вывоз валюты из страны категорически запрещен. А кому в Киеве нужны нгольские куанзы, на которых от инфляции нули вырастают быстрее, чем трава весной?

В памяти Нельсона она, наверное, осталась такой, как пять лет назад, — грациозная женщина в широкополой шляпе, в легком платье с открытой спиной. А теперь она… Страшно взглянуть на себя в зеркало — совсем старуха в свои неполные сорок лет, испитая, прокуренная карга, одно слово — торговка с рынка!

А каким стал ее муж после долгого плена? Она вспомнила туземную деревню, в которой однажды побывала вместе с падре и его сестрой. В жутких условиях, под палящим солнцем люди стареют так быстро. Каким теперь стал Нельсон? Наверное, согнулся, поседел, растерял зубы? Сможет ли она вновь полюбить его такого?

Нет, она не поедет! Зачем, к чему? Ей нужно делать операцию, ей нужно позаботиться о своем здоровье.

Катя поднялась со ступеньки и, сунув письмо в карман, заспешила на вокзал. Ее ждала Москва.

Глава 16

Алевтина вовсе не обрадовалась неожиданному визиту подруги. Она выглядела постаревшей и измученной. Ее подросший сынишка зло посмотрел на гостью и ушел в комнату, демонстративно хлопнув дверью. Квартира, некогда такая красивая и уютная, теперь носила следы разрухи и запустения. Оторванные обои, ржавые потеки на потолке…

— Можно у тебя остановиться? — Катя удивленно огляделась по сторонам.

А где же Даниель, на которого она так рассчитывала?

Мужчиной в доме и не пахло.

— Можно, но только кормить я тебя не смогу, — шмыгнула простуженным носом Алевтина. — Сами перебиваемся с хлеба на воду.