Королеву играет свита

— А… — беззаботно отмахнулась Катя. — Надоело мерзнуть и жить впроголодь. И кроме того, я не уверена, что действительно хочу заниматься режиссурой.

— А чем же ты хочешь заниматься? — спросил отец. Катя туманно посмотрела куда-то вдаль и ничего не ответила.

Ей нужно было перекантоваться всего только один месяц. Она с нетерпением ждала, когда наконец наступит июнь и они с Полиной отправятся на юг, к ее красивому холостому знакомому, который не вылезает из загранки и у которого много недорогих импортных шмоток. Кате хотелось срочно обновить свой гардероб. Правда, денег у нее не было.

А между тем противная мачеха Танька даже в нестерпимую весеннюю жару щеголяла в своем кошмарном кожаном пальто. При этом она сияла, как начищенный самовар, раздражая падчерицу своим счастливым видом. А ведь Кате так нужны были деньги для поездки на юг — на билеты, вещи и все такое… Она уже придумала, чем будет заниматься. У знакомого Полины она по дешевке возьмет дефицитные вещи, а в Киеве сдаст их с небольшой наценкой. На полученный навар она опять купит вещи и вновь прокрутится. Отцу она о своих планах не сообщала. Только представить, как он заорет: «Ты что, меня опозорить хочешь, фарцовщицей стать!»

Как будто быть фарцовщицей — это что-то ужасное! Неужели лучше, как он, — всю жизнь провести в ожидании ролей и ждать с замиранием сердца, когда доверят сыграть в эпизоде без слов чистящего револьвер красноармейца? По крайней мере, у нее будут шмотки. И деньги!

Катя представила, как она со временем развернется, и по ее лицу расплылась мечтательная улыбка. Фарца — они ведь все страсть какие богатые! Все в импортном шмотье, денег не считают. Те, кто утверждает, что этим стыдно заниматься, те просто завидуют. К тому же она ведь не будет стоять на улице и торговать жвачкой из-под полы. Она сдаст вещи в комиссионку или загонит их по знакомым и получит деньги…

Она представила себя в роли удачной фарцовщицы и мечтательно прищурилась. Она молода, красива, одета с иголочки, во все заграничное. У нее много знакомых работники торга, автомеханики, зубные врачи. И всем она позарез нужна, все мечтают с ней познакомиться. Ведь она может достать то, чего ни у кого нет.

И вот у нее уже много, очень много денег… Она покупает себе машину, голубую, как небо, «Волгу» с оплетенным кожей рулем (черная «Волга» — это слишком номенклатурно). Она отдыхает летом в санатории ЦК в Сочи или даже в Болгарии на Золотых Песках. Иногда ездит в Париж. По вечерам она выходит из дома в платье с открытыми плечами, на ней длинный, развевающийся за спиной шарф. Все восхищенно глазеют на нее. Она садится в машину и едет в ресторан, куда ее пригласил знакомый инженер-авиаконструктор… Нет, лучше дипломат. Они сидят за столиком, пьют шампанское и говорят о чем-то тонком и изящном, например о литературе. Или о театре. Он говорит…

Нет, с такими деньжищами незачем прозябать в Киеве. Киев — фи!

Провинция, в сущности, все говорят на "г", как в деревне. Допустим, она покупает кооперативную квартиру в Москве. По вечерам у нее собираются друзья из ВГИКа. Ее дом известен по всей столице, все хотят попасть к ней. И вот однажды кто-то из знакомых робко просит у нее разрешения: «Можно привести к вам Высоцкого? Он хочет спеть для вас».

И вот входит он… Она поднимается к нему навстречу в платье с открытой спиной и дружески протягивает унизанную кольцами руку. С ним Марина Влади, но Высоцкий не замечает жены. Он произносит своим хриплым, таким узнаваемым голосом: «Я так долго искал вас…»

А потом… Потом все будет очень, очень хорошо!..

— Папа, мне нужны деньги, — сказала Катя, выжидательно глядя на отца.

Если спросит зачем, она как-нибудь выкрутится, соврет. Например, скажет, что…

Отец понимающе кивнул и молча протянул ей сиреневый четвертак.

— Папа, мне нужно пятьсот рублей, — с мягким упреком произнесла Катя.

Впрочем, если он даст ей триста, она согласится и на эту сумму.

Отец удивленно захлопал глазами и приоткрыл рот в изумлении. Шмакодявка Танька даже взвилась над стулом, хотя ее вообще ни о чем не спрашивали.

— Нет, Юра, ты слышишь?! Она думает, что мы миллионеры! Она, она…

— Заткнись, — бросила ей Катя пренебрежительно, — с тобой вообще не разговаривают.

Мачеха осела на стул, возмущенно ловя губами воздух.

Отец севшим голосом, но очень отчетливо произнес:

— Катя, я не могу тебе дать столько. Мы с мамой работаем, но получаем не так много, как тебе кажется. Такие деньги еще нужно уметь заработать.

— А, подумаешь! — фыркнула Катя. — Деньги называется… У меня и больше в руках бывало! Я же взаймы прошу, а не просто так. Для дела, а не для развлечения.

— Для какого такого дела? — опять встряла Танька. Вот нахалка! Рот заткнуть ей нечем. Молчала бы, что ли…

— Что у тебя за дела такие? Уголовные? Такими суммами, как копейками, швыряешься!

— Мы не можем. Катя, — стараясь казаться спокойным, ответил отец. — У нас нет таких денег.

— Ну да, нет! — обидчиво вскинулась Катя. — Думаешь, я не видела сберкнижку, там как раз пятьсот рэ лежит.

— Это для другого, — спокойно произнес отец, — мы копим деньги на машину, чтобы было на чем ездить в Калиновку. Меня на работе поставили в очередь на «Запорожец».

— Кому нужен ваш ушастый «запор»? — обидчиво фыркнула Катя и вышла, нарочито громко шваркнув дверью.

И уже в коридоре она услышала противный писклявый голос шмакодявки Таньки:

— Юра, спрячь подальше мои сережки, а то они опять пропадут, как в тот раз…

Девушка зло сжала кулаки и хищно сузила глаза. Еще посмотрим кто кого!

Родители называются…

Глава 7

Пока мачеха была на работе, Катя достала из шкафа заботливо повешенное на плечики пальто, небрежно швырнула его в сумку. Сумка получилась большая и приметная.

Спускаясь по лестнице, Катя встретила соседку, тетю Глашу, пенсионерку с крашенными чернилами волосами, известную своим скандальным нравом.

— Никак на рынок? — спросила она, любопытно стрельнув глазами в сторону подозрительной сумки.

— Ага! — беззаботно ответила Катя и застучала каблуками вниз по лестнице.

В комиссионке за углом пальто у нее приняли без звука — вещь хорошая, качественная, совсем новая. Комиссионщик решил придержать ее, для себя и с радостью выдал клиентке пятьсот рублей.

Девушка деловито засунула деньги в вырез кофточки и выбежала из магазина. Ей нужно было торопиться, пока не вернулись с работы предки. Поезд на юг уходит в шесть часов. Слава Богу, что Славика сплавили на все лето в пионерлагерь, так что предательства сводного братца можно было не опасаться.

Собрать вещи было делом одной минуты. Катя злорадно посмеивалась, представляя, как противная «шмакодявка» будет орать и плакать, обнаружив пропажу своего любимого пальто. Ничего, впредь ей будет наука. Перестанет настраивать против нее отца!

Хохоча и обмениваясь последними новостями, подруги загрузились в вагон.

Они предусмотрительно взяли билеты в СВ, чтобы им не докучали попутчики. Что за радость ехать в вагоне вместе с торговками с рынка, пропахшими копченым салом, чесноком и запахом навоза? Культурные девушки должны ехать в культурной обстановке!

Вечер в вагоне-ресторане прошел чудесно. Там подруги познакомились с симпатичными парнями (они представились инженерами, но, судя по их заскорузлым промасленным рукам с невыводимыми пятнами, были всего-навсего бульдозеристами), которые ехали в санаторий по профсоюзной путевке. Катя назвалась Дианой, а Полина — Эльзой. Девушки сообщили, что обе они по профессии артистки, что в общем-то было недалеко от истины.

— О, мы вас где-то видели! — восхитились новые знакомые.

— В кино, конечно, — усмехнулась Катя, — я не раз снималась в художественных фильмах.

Новые знакомые угощали девушек вином «Черные глаза» и черствыми пирожными с белковым кремом, навязчиво предлагая продолжить так хорошо начавшийся вечер в купе. Однако вероломные подруги, воспользовавшись минутным замешательством бульдозеристов, бежали от докучливых ухажеров и заперлись в купе, громко хихикая.