Страница 21 из 82
«Самландцы любили его, и он собрал их всех вместе, и говорил со всеми людьми, и убедил их избегнуть злой ошибки, что внушалась им дьяволом. И когда об этом стало известно жителям Натангии и Бармии, они отвратились ото зла, что сотворили вначале, и дали крепкую клятву, что будут верными братьям-рыцарям».
Единственным актом репрессий со стороны рыцарей была казнь многоженца, чьи жены засвидетельствовали против него. Напуганные восстанием рыцари были готовы видеть заговорщика в любом местном жителе, который продолжал придерживаться языческих обрядов, таких, например, как многоженство или сжигание умерших, поэтому для некоторых пруссов появилась реальная возможность сводить счеты с личными врагами, выдавая их за предателей. Но в документах этого времени мы, однако, не находим примеров расправ. Возможно, на тот момент рыцари преднамеренно закрывали глаза на подобные грехи местных жителей. Казнь двоеженца лишь доказывает, что орден не собирался терпеть открытого неповиновения, но не раскапывал «маленькие тайны», ибо репрессии взбунтовали бы местную знать, которая была еще способна на открытое сопротивление. Магистр, разумеется, не хотел толкнуть прочие племена на соединение с погезанскими мятежниками. Это была политика, которую одобрил бы сам Макиавелли. С другой стороны, в случае с погезанцами, взявшими в руки оружие, магистру ничего не оставалось, кроме как сокрушить их силой. Конрад фон Тирберг повел войско в Погезанию летом 1277 года и возвратился осенью, перебив и захватив в плен для последующего переселения множество народа, так что после этого большие пространства стали безлюдными. Многие погезанцы бросали свои дома и через Галимбию и Судавию бежали в Литву. Великий князь расселил их вокруг Гардинаса, откуда они продолжили свою борьбу с тевтонскими рыцарями. Поселив заклятых врагов крестоносцев на эти опасные и стратегически важные земли, князь показал себя проницательным политиком.
Магистр Конрад предположительно расселял погезанских повстанцев вокруг своего нового замка в Мариенбурге, где он мог бы присматривать за ними более основательно. Этот замок был построен на замену Цантиру, старому укреплению в устье Вислы, и должен был служить одним из центральных опорных пунктов ордена. В следующем веке он станет ставкой Великого магистра и одним из крупнейших и красивейших замков в мире, но тогда он был лишь простым фортом, образующим вместе с Эльбингом и Христбургом треугольник укреплений, позволяющий ордену лучше контролировать поселения бывших мятежников. Подобно другим замкам, которые строились и в то время, и позднее, он был сложен из кирпича. В прибрежной Пруссии практически не было камня, а завозить его было слишком дорого, поэтому камень использовался только для отдельных архитектурных элементов, таких как своды окон и капители. Как только в Пруссии развилось производство кирпича, все важные здания: замки, церкви, склады или дворцы, стали строиться из этого материала.
Следуя урокам Третьего прусского восстания, тевтонские рыцари отнеслись к судавийской проблеме более серьезно. Хотя это племя в последние годы жестоко претерпело от ордена, волынцев, поляков, русских и даже натангийцев, оно все еще оставалось опасным и могло вести войну глубоко на территории ордена. Особенно страшны они были, когда на помощь им приходили литовцы. Но это происходило только в наступательной войне: Литва была слишком далеко, чтобы оказать своевременную помощь в отражении набегов ордена, если только литовцы не узнавали заранее о точной дате предполагаемого похода. Никто не мог позволить себе держать войска в бездействии, ожидая появления неприятеля. В одиночку судавийцы оказывались не в силах отражать нападения немецких, польских и русских войск.
В первом же большом походе крестоносцы добились значительных успехов, пленив множество жителей и угнав скот и лошадей. Возвращаясь обратно, они поймали в засаду около трех тысяч преследовавших их разъяренных судавийцев. Потеряв лишь шестерых человек, христиане убили множество языческих воинов, неловко угодивших в капкан. Остальные язычники были обращены в бегство.
Эти годы для ордена ознаменовались как неудачами, так и триумфами. Хотя некоторые из этих поражений можно рассматривать как моральные победы. Польский хроникер описывал случившееся в 1279 году:
«В этом году орден тевтонских рыцарей воевал против литовцев. Два рыцаря ордена были захвачены литовцами, которые одного из рыцарей подвесили на большом дереве, потом поставили его боевого коня под ним и разожгли большой огонь, с намерением сжечь и коня, и его хозяина. Однако, как только конь был поглощен пламенем, небеса разверзлись, и великий свет сошел на крестоносца, и разметал огонь во все стороны. Потом свет возвратился на небеса, вместе с телом рыцаря, не оставив ничего вокруг, ни следа от него. Затем оцепеневшие и изумленные литовцы увидели прекрасную деву, сходящую с небес. Думая, что это скорее колдовство, чем деяние Духа Святого, они захотели повесить товарища крестоносца. И они устроили огромный костер из бревен. Но Господь не оставил этого рыцаря без помощи: немедленно небеса разверзлись, и огромная белая птица, подобной которой никто никогда не видывал, слетела вниз в самую середину пламени и унесла тело рыцаря в небеса. Смотревшие на это язычники вскричали: „Воистину велик Бог христиан, который так защищает своих приверженцев!“»
В этих конфликтах орден получал от поляков помощь, правда косвенную и не столь существенную, какую могли бы оказать поляки, не будь они разобщены. Сначала князья из рода Пястов зачарованно следили за стремительно меняющейся ситуацией в Священной Римской империи, где Рудольф фон Габсбург сразил короля Оттокара в битве в 1278 году, а потом наблюдали, как император Габсбург борется с герцогом Отто Бранденбургским за влияние на Богемию и Силезию. Пясты к тому же и сами враждовали между собой. После долгих лет, когда королевство дробилось на все более и более уменьшающиеся княжества для множества наследников, в Польше произошло несколько неожиданных объединений. Несколько князей умерло, не оставив прямых наследников, и их родственники рассорились из-за наследства. Куявия была поделена между пятью братьями, однако к тому времени трое из них было бездетными, и семья объединилась против всех посторонних претендентов. Силезия была поделена на четыре части, все они находились под иностранным влиянием, и ее князья не имели никакого влияния за пределами своих крошечных владений. После смерти Болеслава Благочестивого (1226-1279) началась борьба за его краковское наследство. Победителем вышел старший сын Казимира (1211-1267) – Лешек Черный (1240-1288).
Литовцы и судавийнцы между тем предпринимали одно наступление за другим, в 1277 и в 1278 годах они опустошили обширные земли на Волыни. Так продолжалось до тех пор, пока ужасный голод 1278 года не привел язычников на Волынь же с просьбой о поставках хлеба. Когда зерно было отправлено на судах по Бугу, а затем по Нареву, Конрад Мазовецкий-Черский выслал отряды, которые захватили продовольствие и уничтожили суда.
Князь Лешек всерьез воспринимал свои обязанности по защите восточных границ Польши. Хотя на его счету нет таких громких побед, как вторжение в Судавию в 1273 году, после чего судавийцы были принуждены платить дань, Лешек нанес поражение армии русичей и литовцев, которых монголы послали к Сандомиру в 1280 году. Лешек лично участвовал в охране Мазовии и Волынии от судавианских и литовских набегов, а однажды, преследуя пруссов через болота вокруг Нарева, он угадал место, где прятались в своем логове разбойники. Он услышал вой собак, которые узнали своих хозяев, и это позволило князю Лешеку спасти всех захваченных в плен, не потеряв ни единого человека. Однако другие Пясты ничего не делали для защиты Польши. Они только настороженно следили друг за другом, подстерегая проявление честолюбивых амбиций или признаки серьезной болезни у кого-либо из их рода. Они не желали покидать свои земли, чтобы сражаться с язычниками, из страха, что в их отсутствие на их владения может кто-нибудь напасть. Лешек Черный делал все, что было в его силах, чтобы защитить свои земли от набегов с востока, но на западе, где проживала большая часть поляков, он пользовался недостаточной властью.