Власть четырех

Это был текст билля, из-за которого поднялось столько шума.

Не было никакого сомнения, что билль будет принят. Правительственное большинство в Палате обеспечено. Тем не менее, нельзя было не считаться с сильной оппозицией. Сэр Филипп мысленно набросал общие линии защиты. Он был мастером парламентского красноречия, опытным полемистом. Только бы забыть о Четырех, путавших все его расчеты.

Загудел телефон у локтя. Голос управляющего его домом на Портлэд Плэс просил дополнительных указаний на время отсутствия сэра Филиппа.

На два или три дня, пока существовала опасность, сэр Филипп намерен был запереть свой дом. Он не хотел рисковать жизнями своих слуг.

Закончив разговор, он повесил трубку. В дверь снова раздался стук, и в комнату вошел инспектор Фальмут.

— Никого не было?

Сэр Филипп улыбнулся:

— Если вы хотите спросить, были ли здесь Четыре Справедливых Человека и вручили ли мне последнее предостережение, то могу вас успокоить: никого из них не было.

— Слава Богу! А то я все боялся, как бы во время моего отсутствия чего-нибудь не случилось. У меня новости для вас, сэр.

— Неприятные?

— В общем да. Начальник полиции получил длинную каблограмму из Америки. С тех пор, как там были совершены два убийства, люди Пинкертона перерыли землю, собирая улики. Данные собраны в течение нескольких лет.

Инспектор вынул из кармана лист и разложил на столе:

«Пинкертон, Чикаго. Начальнику полиции, Скотленд-Ярд, Лондон.

Предупредите Рамона, что Четверка никогда не нарушает своих слов. Если она грозит убить таким-то способом и в такое-то время, она будет точна. У нас есть доказательства. После смерти Андерсона за окном была найдена случайно оброненная записная книжка. В книжке всего три страницы, содержавшие записки «Шесть способов казни». На книжке стояла буква «К». Скажите Рамону, чтобы он остерегался пить кофе, открывать письма и пакеты, употреблять мыло, если оно не изготовлено на глазах верного человека, покидать комнату, в которой днем и ночью должен дежурить опытный и сообразительный полицейский. Осмотрите спальню, не дает ли она возможность провести туда какой-либо газ. Мы шлем с «Луканией» двух человек к вам на подмогу…».

Дальше следовала тревожная фраза:

«Боимся, что они прибудут слишком поздно».

— Как это понимать? — спросил министр.

— Так, что опасность исходит оттуда, о чем нас предупреждает Пинкертон. Американцы слов на ветер не бросают. Если они так написали, значит, так оно и есть.

За дверью прошелестели поспешные шаги, и в комнату без доклада вбежал личный секретарь министра, возбужденно размахивая газетой.

— Четверка признает свою неудачу!

— Откуда вам это известно? — резко спросил сэр Филипп.

— Они сами об этом написали в газете.

— В какой газете?

— В «Мегафоне».

Инспектор выхватил листок из рук секретаря.

«Во имя чего убивают Четыре Справедливых Человека?» — прочитал он. — Где же здесь признание неудачи?

— Посредине столбца… Я отметил карандашом… Вот! — молодой человек ткнул дрожащим пальцем.

«Мы с чрезвычайной тщательностью вырабатываем план, — читал инспектор, и если вдруг перед нами встает непредвиденное обстоятельство, если какая-либо мелочь неожиданно путает и осложняет наши расчеты, мы признаем нашу неудачу и отказываемся от осуществления намерения. Мы настолько уверены в необходимости нашего существования на земле и в полезности нашей деятельности, настолько убеждены в том, что являемся орудием божественной мудрости и справедливости, что не считаем себя вправе подвергать наше дело малейшему риску. Вот почему мы тратим чрезвычайно много времени на предварительные приготовления. Некоторые из них мы считаем необходимыми не только для того, чтобы с уверенностью нанести последний удар, но для того также, чтобы ни в чем не нарушить принципа справедливости. Например, мы считаем совершенно необходимым послать последнее предупреждение сэру Филиппу Рамону для того, чтобы он имел последнюю возможность одуматься и переменить решение. По нашим правилам необходимо, чтобы это предостережение было вручено министру лично одним из нас.

Для того, чтобы исполнить это, нами приняты все необходимые меры. Но если, по непредвиденной случайности, нам не удастся этого сделать, согласно нашему публичному заявлению, до 8 часов сегодняшнего вечера, весь наш план рухнет, и мы вынуждены будем отказаться от исполнения нашего намерения».

Инспектор остановился; его лицо выражало явное разочарование.

— Я думал, сэр, вы сообщите что-нибудь новое. А это я уже читал. Содержание статьи тотчас было передано в Скотленд-Ярд, как только ее получили в «Мегафоне».

— Посмотрите на часы! — нетерпеливо потребовал секретарь.

Инспектор сунул руку в карман, вытащил часы и тихо свистнул.

— Боже мой, половина девятого!

Все трое были удивлены.

— А вдруг этот хитрый ход с их стороны, чтобы заставить нас ослабить стражу? — предположил сэр Филипп.

— Не думаю, — возразил инспектор. — Я убежден, что если им не удалось вам вручить сегодня последнее предупреждение, они откажутся от намерения осуществить свою угрозу.

Рамон нервными шагами мерял комнату.

— Хотел бы я думать так же, как вы…

Стук в дверь, и в комнату вошел седой служитель:

— Телеграмма для сэра Филиппа.

Министр протянул руку, но инспектор опередил его:

— Согласно предостережению Пинкертона, сэр.

Он быстро вскрыл конверт.

«Только что получили телеграмму, сданную на Чарринг кросс в 7.52: Последнее предупреждение вручено министру иностранных дел. Подпись Четыре. Точка. Правда ли это? Редактор „Мегафона“.

— Что это значит? — в крайнем замешательстве спросил Фальмут.

— Я думаю, дорогой Фальмут, — твердо сказал сэр Филипп, — это значит, что ваши благородные Четыре Справедливых Человека самые обыкновенные лгуны, злодеи и убийцы.

Лицо инспектора выражало смущение и тревогу.

— Никто не являлся сюда после того, как я ушел?

— Никто.

— Тогда я… ничего не понимаю! — произнес он про себя и направился к двери.

— Возьмите ваш драгоценный документ, — остановил его сэр Филипп, вынимая из ящика стола пакет.

— Какой? — озадаченно развел руками Фальмут.

— Боюсь, что получение этой телеграммы отшибло у вас последнюю память, — уколол его сэр Филипп. — Я должен буду просить начальника полиции прислать мне человека, имеющего больший опыт в работе с преступным миром и лишенного детской веры в честность и благородство убийц.

— Как вам угодно, сэр, — ничуть не обидевшись, сказал Фальмут. — Поступайте, как считаете нужным. Я с наслаждением сложу с себя свои обязанности. Поверьте, нет более строгого судьи моих поступков, чем моя совесть. Но это все неважно. О каких бумагах вы вели речь?

Сэр Филипп строго посмотрел на невозмутимого инспектора и неохотно повторил:

— Я говорил, сэр, о пакете, из-за которого вы вернулись в эту комнату через несколько минут после того, как ушли.

Инспектор остолбенел.

— Я не воз-вра-щал-ся, — произнес он странным голосом. — Я не давал вам никаких бумаг.

Затем решительно взял пакет со стола, распечатал и с криком изумления вынул из него серо-зеленый конверт:

— Письмо от Четырех!

Министр отпрянул от стола и побледнел, как смерть.

— И тот, кто его мне вручил…

— …был один из Четырех. Они намерены исполнить угрозу.

Инспектор быстро пошел к двери, прошел в переднюю и собрал около себя переодетых сыщиков.

— Вы помните, как я уходил?

— Да, сэр. Два раза, — ответил, старший.

— Как я выглядел во второй раз?

— Как всегда, сэр…

— Во что я был одет?

— На вас был длинный автомобильный плащ.

— И автомобильные очки?

— Да, сэр.

— Я так и подумал, — прохрипел инспектор, с трудом подавляя бешенство и спускаясь по мраморным ступеням к подъезду. Дежурившие здесь сыщики с поклоном приблизились к нему.