Тайна булавки

– Наш корреспондент в Пекине прислал нам воззвание главы повстанцев – генерала Уинга Су или Синга Ву… Я вообще плохо запоминаю китайские имена… – ответил молодой человек.

Он вынул из кармана лист желтоватой бумаги, испещренный странными знаками.

– Мы не смогли повидать ни одного из обычных наших переводчиков, – пояснил молодой человек. – И, зная, что вы в совершенстве владеете китайским языком, надеемся на вашу любезность…

Джесс Трэнсмир неохотно взял в руки лист бумаги, протянутый ему молодым человеком, зажал чемодан между коленями и надел очки.

– Уинг Суши милостью Неба и предков обращается ко всем жителям Центральной империи… – начал он переводить.

Тэб Холланд взял карандаш и записную книжку и стал поспешно записывать слова.

– Очень вам благодарен, сэр, – учтиво сказал он, когда перевод был окончен. – Ваше знание китайского языка поистине замечательно!

– Я родился на берегах Амура, – проговорил старик. – Когда мне было шесть лет, я уже говорил на шести диалектах. Это все, что вам было нужно от меня? – спросил он.

– Да. Очень вам благодарен, – ответил молодой человек, приподнимая шляпу.

Глядя вслед удалявшемуся старику, журналист размышлял о том, что таинственный дядя его приятеля Рекса Лендера совсем не был похож на миллионера. И тут же подумал, что вообще богатые люди редко кажутся на вид таковыми.

Придя в редакцию, он тотчас же переписал перевод воззвания китайского генерала и занялся другими делами.

К нему подошел ночной редактор.

– Простите меня, Тэб, – сказал он, – у нас нет никого, кто мог бы поехать сейчас в театр и проинтервьюировать мисс Эрдферн. Не могли бы вы взять эту работу на себя?

Тэб сердито проворчал про себя какое-то ругательство, но покорно отправился в театр.

Горничная, прислуживавшая артистке, заявила ему, что мисс Эрдферн очень устала и просит его приехать на следующий день.

– Я также утомлен, – усталым голосом произнес Тэб. – Передайте, пожалуйста, мисс Эрдферн, что я приехал сюда, в эту даль, в одиннадцать часов вечера не для того, чтобы просить у нее автограф или фотографию. Я – представитель печати.

Горничная окинула его подозрительным взглядом и, нерешительно приоткрыв дверь в соседнюю комнату, тихим голосом доложила кому-то, находившемуся там, о заявлении Тэба.

В приоткрытую дверь Тэб мог разглядеть кретоновые занавеси на окнах. Он устало зевнул и потянулся.

– Войдите, – пригласила его наконец горничная.

Тэб очутился в небольшой комнате, уборной артистки, ярко освещенной многочисленными электрическими лампочками.

Мисс Эрдферн уже была готова к отъезду из театра. Лишь жакет ее строгого костюма еще висел на спинке стула, а на другом лежала шелковая накидка.

В руках артистка держала брошь, которую готовилась положить в открытую коробку с драгоценностями. Тэб почему-то обратил внимание на эту брошь, в центре которой сиял великолепный сердцевидный рубин.

Он видел, как артистка приколола брошь к тонкому атласу крышки и закрыла коробку.

– Простите меня, мисс Эрдферн, что я беспокою вас в такой поздний час, – сказал молодой человек. – Вероятно, вы всей душой ненавидите назойливых журналистов. Однако прошу вас сжалиться над человеком, который целый день просидел на судебном процессе и буквально валится с ног от усталости…

Тэб действительно, войдя, заметил выражение неудовольствия и скуки на хорошеньком лице артистки.

– Чем же я могу быть вам полезна, господин… – начала она.

– Господин Холланд из «Мегафона», – быстро произнес молодой человек. – Наш театральный репортер болен, а мы получили сегодня вечером сведения из двух источников, что вы собираетесь выйти замуж…

– И вы пришли проверить этот слух?! – воскликнула она. – Как любезно с вашей стороны… Нет, я не собираюсь выходить замуж и вообще не думаю, чтобы я когда бы то ни было вышла замуж… Об этом, впрочем, писать в газете не следует: ваши читатели могут подумать, что мне просто хочется порисоваться… А кто же счастливец, который должен на мне жениться?

– Я пришел именно для того, чтобы спросить у вас об этом, – невольно улыбнувшись, заметил молодой человек.

– В таком случае я положительно в отчаянии! – воскликнула артистка, и на губах ее появилась веселая улыбка. – Только прошу вас не печатать в вашей газете всякой чепухи вроде того, что я не выхожу замуж, так как «всецело посвятила себя искусству», или что я «с детства влюблена в бедного мальчика, с которым надеюсь когда-нибудь тайно обвенчаться…». Я действительно не знаю никого, с кем хотела бы соединить свою жизнь. И даже если бы знала такого человека, то, наверное, все равно не вышла бы за него замуж… Это все?

– Почти все, мисс Эрдферн, – ответил Тэб. – Поверьте, что мне очень жаль, что я побеспокоил вас. Всякий журналист обычно начинает и кончает извинениями. Разумеется, и я не исключение. Но на этот раз я искренне прошу у вас прощения…

– А кто вам сообщил о моем замужестве? – спросила она, вставая.

Тэб невольно поморщился и нехотя произнес:

– Это рассказал мне… один из моих друзей… Единственная новость, которую он мне за всю свою жизнь сообщил, оказалась неверной… Спокойной ночи, мисс Эрдферн!

Она подала ему руку. Тэб так крепко пожал ее, что артистка вскрикнула.

– Простите меня! – промолвил он уже совершенно смущенно.

– Да! Энергичное пожатие! – улыбаясь и потирая руку, заметила мисс Эрдферн. – Вероятно, вам редко приходится здороваться за руку с хрупкими женщинами… Между прочим, вы сказали мне, что ваша фамилия – Холланд. Вы не Тэб Холланд?

Молодой человек густо покраснел.

– Значит, вас зовут Тэб? – повторила артистка, и в глазах ее забегали веселые огоньки.

– Это кличка, которую мне дали на службе, – все с тем же смущением ответил журналист.

Тэб редко бывал в театре и совершенно незнаком был с артистическим миром. Мисс Эрдферн была второй артисткой, которую ему пришлось встретить за его двадцатишестилетнюю жизнь.

Молодой человек, считавший до сих пор артистов какими-то особенными существами, с удивлением заметил, что его собеседница ничем не отличается от обычной светской женщины его круга.

Он успел также отметить, что она была удивительно привлекательна. Это, впрочем, нисколько не поразило его, ибо он привык считать, что артистка должна быть непременно красавицей. Про мисс Эрдферн он много слышал от своего товарища Рекса Лендера, считавшего ее одной из самых обаятельных женщин в мире.

Тэбу понравилось ее изящество, непринужденность в обращении, отсутствие всякой рисовки, которой можно было бы ожидать от такой знаменитой артистки, как мисс Эрдферн.

Молодой человек охотно остался бы в ее обществе дольше, но мисс Эрдферн сказала:

– Спокойной ночи, господин Холланд!

Тэб снова пожал ей руку, на этот раз более осторожно, чему артистка тотчас же весело рассмеялась.

Тэб скользнул взглядом по ящичку с драгоценностями, стоящему на туалетном столике.

– Быть может, вам хотелось бы, чтобы в «Мегафоне» появилась заметка о том, что вы обладаете лучшими драгоценностями, которые когда-либо сияли в свете рампы? – спросил он и сразу же понял, насколько неуместен был его вопрос, отчего почувствовал себя еще более неловко.

Достаточно было взглянуть на молодую женщину, чтобы понять, какое впечатление произвело на нее его легкомысленное предложение.

Мисс Эрдферн устало улыбнулась. Впрочем, улыбка тотчас же исчезла с ее лица, и в глазах мелькнула тревога. Она быстро ответила:

– Нет… Не думаю, чтобы мои драгоценности могли интересовать кого бы то ни было. Я надеваю их на сцену. У меня такая роль в пьесе… А теперь – спокойной ночи.

Молодая женщина проводила журналиста до двери и некоторое время стояла посреди комнаты в глубокой задумчивости.

В уборную вошла горничная и участливо заметила:

– Как бы я хотела, мисс, чтобы вы не ехали через весь город с этой коробкой с драгоценностями… Господин Стэрк, театральный казначей, предлагает вам оставить их в театральном сейфе; при театре дежурит ночной сторож.