Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 41

Эдгар Уоллес

Союз радостных рук

1

Во всем Сянтане не было дома, подобного обиталищу Джоэ Брая. Но Джоэ слыл чудаком даже в Китае, а это кое-что да значило в той стране, со времени Марко Поло поглотившей немало всяких оригиналов.

Его дом придумал Пинто Хуэлло, вечно пьяный португалец-архитектор. Говорят, ему пришлось покинуть Португалию при обстоятельствах, далеко не украшающих его честь. В этот грязный город он прибыл, минуя Кантон и Вухау.

И однако все признавали, что Пинто, набросавший проект этого дома после бессонной хмельной ночи, сделал это гениально. Впоследствии, в припадке раскаяния и сожаления, он изменил проект и внес в него ряд исправлений. Но к тому времени половина здания уже была возведена. И поэтому в результате половина дома напоминала фарфоровую пагоду и являлась как бы памятником, сохраняющим для потомства эксцентричную фантазию Пинто, а другая половина — сильно смахивала на амбар, на один из тех амбаров, что рядами стоят на набережных, и олицетворяла беспросветное похмелье португальского архитектора.

Джоэ был огромного роста, очень силен, лоб его избороздили морщины. Он любил Китай, но больше всего на свете любил дремать.

В часы этого сладостного безделья в его голове зарождались чудеснейшие планы, и все они были невыполнимы. Он чувствовал, что из этого отдаленного уголка мира мог бы вершить судьбами людей.

В этом своем настроении он уподоблялся грезящему Гарун-аль-Рашиду; он мечтал о том, как переодевшись пойдет к беднякам и одарит их золотом, — разумеется, лишь самых достойных. К сожалению, до сего времени он не мог удовлетворить своих порывов к благотворительности, потому что что-то не встречал бедняков на своем пути.

Китай — страна, в которой легко мечтать. Из своего дома Джоэ наблюдал, как по величавой Янцзы скользили четырехугольные паруса — заходящее солнце окрашивало их в бронзу и золото. Лучи рассыпались по воде тысячами огней. Чуть ближе был виден черный силуэт. Своей деловой суетой город напоминал улей. Шум доносился даже сюда — к дому Джоэ, а вместе с шумом и выразительные запахи города.

Но старый Джоэ Брай привык к этому смраду и не испытывал отвращения. Джоэ знал эту широко раскинувшуюся страну от Маньчжурии до Гуанси, от Шаньдуна до Кокотау. где монголы бормочут на искаженном до неузнаваемости французском языке. Китай! В его представлении он олицетворял величайшую страну мира. Ужасы и вонь казались Джоэ самыми нормальными житейскими явлениями.

Он прошел пешком через многие провинции и проник в глубь страны, посетил города, куда не ступала нога белого. Ему многое пришлось испытать. Однажды его раздели донага для того, чтобы заточить в темницу ужасного Фу Цили, бывшего в те времена губернатором Сунцзяна; затем ему пришлось удостоиться высокой чести — посвящения в сан мандарина, — и его отнесли в паланкине во дворец дочери Неба.

Но все это не волновало Джоэ. По восприятию он был англичанином. Впоследствии, когда Америка оказалась в Китае в большей чести, чем его родина, он без зазрения совести стал именовать себя американцем. Впрочем, он мог себе это позволить, ибо был миллионером. Дом его, возвышавшийся над рекой, был великолепен, как дворец. Он заработал огромные деньги на угольных копях, медных рудниках и других предприятиях, раскиданных по всей стране — вплоть до золотых приисков Амура. За последнее десятилетие Джоэ нажил баснословное состояние.

Джоэ удобно развалился в плетеном кресле и грезил. Рядом с ним сидел Фэн Су. По сравнению с другими китайцами он был высокого роста и обладал приятной, даже по европейским понятиям, внешностью. Лишь темные раскосые глаза выдавали китайца. От своей матери-француженки он унаследовал лукавый рот и прямой, точеный нос; лимонный цвет лица и иссиня-черные волосы достались ему от отца, оборотистого купца и искателя приключений Шан Гу. На нем был шелковый халат и широкие, бесформенные штаны до пят. Руки свои он почтительно спрятал в широких рукавах халата, а если одна из рук и выползала из убежища, то тут же снова исчезала в складках шелка. Джоэ Брай вздохнул и отпил из стакана:

— Вы получили по заслугам, Фэн Су. Страна, лишенная головы, лишается и ног. Она не может двигаться вперед — всюду затишье, всюду развал. Таков Китай. Раньше во главе всего стояли толковые люди — старый Харт и Ли Хун.

И он снова вздохнул — особыми познаниями в истории Китая он не обладал.

— Деньги теряют смысл, когда им не умеют найти применение. Взгляни на меня, Фэн Су. У меня нет детей, несмотря на то, что я миллионер, даже мультимиллионер. Мой род почти угас.

И он возбужденно потер нос.

— Почти, — продолжал он осторожно. — Если бы кое-кто поступил согласно моим желаниям, многое было бы иначе, но пожелает ли он считаться с моими желаниями? В этом весь вопрос.

Фэн Су обратил на него многозначительный взгляд:

— Я полагаю, что вам достаточно лишь выразить ваше желание, и оно исполнится.

Молодой китаец говорил чуть-чуть в нос, как говорят оксфордские студенты. Ничто не радовало Джоэ Брая, как речь его любимца: безошибочное построение каждой фразы, продуманность интонаций, манера говорить — все это было музыкой для слуха Джоэ.

Фэн Су действительно учился в Оксфордском университете и был бакалавром искусств.

— Вы образованный юноша, Фэн Су, а я неотесанный старый человек, не знающий ни истории, ни географии, ни всего прочего. Книги меня не интересуют. Никогда не интересовался всем этим хламом. Даже Библия для меня слишком сложная штука.

Он допил рисовую водку и перевел дыхание:

— Нам, мой мальчик, надо будет еще кое о чем переговорить. Акции, которые я вам дал…

Наступило неловкое молчание. Под грузным Джоэ, смущенно заерзавшим на своем месте, затрещало кресло.

— Он сказал, что мне не следовало этого делать. Вы понимаете, что я хочу сказать? Он говорит, что они не имеют ценности. Это была одна из его идей — не допустить их до котировки на бирже. Эти бумаги не стоят и цента.

— А ему известно, что они находятся у меня? — спросил Фэн Су.

Так же, как и Джоэ, он никогда не называл Клиффорда Лайна по имени — и всегда только «он».

— Нет, он этого не знает, — ответил Джоэ. — В том-то и вся штука. Но он как раз заговорил о них вечером. Он сказал, чтобы я никому не отдавал акций, ни одной.

— У моего почтенного и уважаемого отца их было девять, — сказал Фэн Су бархатным голосом, — а я теперь обладаю двадцатью четырьмя.

Джоэ почесал небритый подбородок. Он был раздосадован.

— Я дал вам их… Вы, Фэн Су, всегда были хорошим мальчиком… Вы изучили латынь, и философию, и все прочее… И я хочу что-нибудь сделать для вас. Да, образование — великая вещь! Я не принадлежу к числу людей, которые что-либо дают, а затем отбирают. Но вы ведь знаете его. Фэн Су?

— Он ненавидит меня, — ответил тот. — Вчера он даже обозвал меня «желтой змеей».

— Он обозвал вас так? — печально переспросил Джоэ. По его тону можно было понять, что он был бы счастлив уничтожить различия между расами, но, к сожалению, это было ему не по силам.

— У меня светлая голова, — сказал он, тщетно пытаясь скрыть неуверенность. — Фэн Су, у меня бывают интересные идеи, о которых никому, кроме вас, я не говорил. Вот и сейчас у меня есть план…

Он ухмыльнулся при упоминании о своем плане, но тут же снова стал серьезным:

— Что касается этих акций, то я хочу дать вам в обмен на них несколько тысяч фунтов стерлингов. Я ведь сказал вам, что они не стоят и цента. И все же пару тысяч я готов за них дать.

Китаец бесшумно задвигался в кресле и уставился на своего покровителя.

— Мистер Брай, к чему мне деньги? — сказал он. — Мой уважаемый и почтенный отец оставил мне большое состояние. Я всего лишь китаец со скромными потребностями.

Фэн Су отбросил окурок и с необычайной ловкостью свернул себе другую папиросу: не успел он взять листок бумаги и табак, как она была готова.