Шутник

Глава 1

Мистер Стрэтфорд Гарло не обнаруживал ни малейшей склонности к торопливости. С какой бы стороны его ни рассматривать, несомненной оставалась его принадлежность к классу праздных людей. К его медлительности присоединялось еще врожденное любопытство.

Самые обыкновенные явления интересовали мистера Гарло, обладавшего всеми необходимыми качествами наблюдателя. Его удовольствия не носили признаков сентиментальности, он не испытывал фатальной слабости при составлении своих суждений.

Леонардо да Винчи мог стоять у эшафота, пользуясь его ужасными подмостками, как письменным столом, и описывать агонию злодеев, подвергнутых пытке. Мистер Гарло, не большой любитель искусства, понимал художника. Он тоже мог остановиться, чтобы посмотреть на зрелище, мимо которого обыкновенный человек, содрогаясь, спешил пройти; он мог также остановиться (даже если действительно торопился), чтобы понаблюдать игру цветов осеннего заката, не для поэтических упражнений, а просто чтобы приобрести запас положительных эмоций от созерцания прекрасного.

Мистер Гарло был высокий широкоплечий человек сорока восьми лет, белокурый и слегка лысый. На его гладко выбритом лице не было морщин, нежная кожа была безукоризненна. Его бледно-голубые глаза нельзя было назвать красивыми; они были настолько бесцветны, что некоторые чувствительные люди, видевшие его в первый раз, испытывали определенное потрясение, предполагая, что он лишен зрения. Нос у него был большой и длинный, одинаково толстый от лба до самого кончика. В паспорте его рот был назван «полным». У него были красные толстые губы, которые всегда казались надутыми. Закругленный подбородок с ямочкой посредине и необыкновенно маленькие уши довершали портрет.

Большой автомобиль стоял на краю дороги, заехав двумя колесами на зеленую обочину. Мистер Гарло сидел, положив руку на руль, и наблюдал, как на поле выстраивали арестантов. В такие минуты созерцания в уме его зарождались блестящие идеи, возникали великие планы. И что довольно любопытно, особенно его вдохновляли тюрьмы.

По полю с худощавым надзирателем во главе, тащившим за собой ружье, шагали выстроенные в два ряда веселые, загорелые люди в полосатых куртках и брюках.

Преступники дошли до дороги и приближались к мистеру Гарло. Надзиратель с подозрением посмотрел на хорошо одетого чужого человека, а его подопечных нисколько не стесняло присутствие этого постороннего свидетеля их позора. Они вели себя даже с удальством, как будто сознавая, что представляют любопытное зрелище. Первые две пары смотрели по сторонам и приветливо скалили зубы, один в третьей, вел себя так же, но второй не глядел ни направо, ни налево. Лицо его было нахмурено, тонкие губы подергивались, одно плечо было приподнято с презрительным вызовом, относившимся, как догадывался наблюдатель, не столько к любопытному зрителю, сколько ко всем свободным людям, представителем которых являлся мистер Гарло.

Поворачиваясь на сиденье, он наблюдал за небольшой колонной, проходившей сквозь «арку отчаяния» и скрывавшейся за стальными воротами, за которыми он уже не мог ничего видеть.

Описав полкруга, мистер Гарло повернул автомобиль по направлению к Принстоуну. Элленбери мог подождать в Тевистоке день и даже, если необходимо, неделю. Надо было обдумать и использовать обстоятельства.

Автомобиль бесшумно остановился перед отелем «Дэчи». Швейцар бегом спустился с лестницы.

— Что-нибудь случилось, сэр?

— Нет. Я решил пробыть еще денек здесь. Мой номер не занят? Если да, то дайте любой другой.

Номер не был занят, и дорожный сундучок мистера Гарло понесли наверх.

Тогда он решил, что Элленбери совсем недалеко и может приехать к нему и избавить его от неприятной необходимости провести день в Тевистоке.

Он подошел к телефону, и через пять минут взволнованный голос Элленбери ответил ему.

— Приезжайте в Принстоун. Я в отеле «Дэчи». Пусть люди не догадываются, что вы знаете меня. Мы познакомимся в курительной комнате после обеда.

Мистер Гарло ел свой скромный завтрак за столом у окна, выходившего на неопрятную площадь перед отелем, когда приехал Элленбери — низенький, худенький, нервный человечек, с небольшими бакенбардами. Вскоре он вошел в столовую, осмотрелся и, увидев мистера Гарло, уселся за ближайший стол.

В столовой было немного народа. Две компании, приехавшие на автомобилях из Торке, ели, громко переговариваясь, в двух противоположных углах комнаты. Пожилой господин с полной женой расположились за другим столом, а за третьим сидела девушка, державшаяся с некоторой надменностью. Женщины интересовали мистера Гарло постольку поскольку, тем не менее он заметил, что девушка была красива и потому необыкновенна, ибо в массе своей человечество имеет заметное сходство с теми дешевыми улочками в предместьях, в которых оно живет, и с мрачными коммерческими центрами, в которых оно зарабатывает себе на пропитание.

Однажды он двенадцать часов простоял на углу деловой улицы в Мидлендсе, производя учет красивых лиц. За это время около тысячи людей прошли торопливо мимо него, и он увидел лишь одну красивую девушку и двух не совсем безобразных. Было приятной неожиданностью, что сидевшая против него девушка была хороша собой, больше того, она была необычайно хороша. Хотя он и не мог рассмотреть ее глаз, но видимые ему черты были совершенны, и цвет ее лица, если только зрение его не обманывало, был безупречен. Волос он также не мог рассмотреть, так как они были скрыты под маленькой черной шляпой. Ему понравились движения ее рук. Он верил, что руки — показатели ума. Фигура ее была… ну, какое тут нужно употребить слово? Мистер Гарло в напряжении выпятил губы. Словарь его был точен, однако ему не хватало пышности. «Грациозна?..» Он углубился в языковые изыскания, а пока он размышлял, девушка слегка подняла голову и посмотрела на него. В профиль она была мила, а теперь…

«Она красавица, — согласился Гарло с самим собой, — но, вероятно, голос у нее такой, что может довести человека до сумасшествия».

Тем не менее он решил рискнуть разочароваться. Его заинтересованность не носила личного характера. В его жизни играли определенную роль две женщины: одна старая, другая молодая, он не мог о них думать с обычным предубеждением. Они ему и нравились и не нравились, как фарнезская ваза, которой можно восхищаться, а пользоваться нельзя.