Страница 76 из 121
Карл улыбнулся:
– Она ошибается. Я поступлю с ним по-доброму Но вы, как и я, знаете, что дело не во мне. Мои действия подотчетны парламенту, а вот он настроен весьма критически.
– Но ваше величество не станет приносить в жертву человека, служившего вам верой и правдой, лишь для того, чтобы удовлетворить парламент? – Джеймс был не слишком хорошего мнения о правительстве страны, ему также не нравилось, что брат проявляет слишком много терпения и часто идет на компромисс с парламентом. «Ничего, я все это изменю, когда сяду на трон», – часто говорил он себе.
– Никто, кроме меня, не ценит столь высоко работу камергера. Но дело в том,, что он уже не может принести пользы ни мне, ни Англии. Я знаю, его винят в том, к чему он не имеет отношения, но факт остается фактом – они ненавидят его. Они хотят избавиться от него раз и навсегда. Что мне проку от человека, который попал в подобную ситуацию?
– Но такая ситуация может быть временной, если ваше величество возьмет на себя труд оказать содействие.
– Дело не только в этом, Джеймс. Я знаю, он верный человек, способный, но тем не менее он просто увяз в своих старомодных представлениях. Он не может осознать, что Революция все изменила в Англии. Он не ощущает кожей, что возникает что-то новое. Более того, он не желает ощущать этого. Нет; Джеймс, боюсь, что время лорда-камергера прошло.
– Прошло? Вы хотите сказать, сир что вы намереваетесь вышвырнуть его?
– Не думаю, что у меня есть выбор. У него мало друзей, которые могут помочь ему, – он никогда не заботился о том, чтобы заручиться поддержкой верных людей. Он всегда был выше этого.
– Поскольку, сир, мы говорим откровенно, скажите: какова истинная причина его отставки?
– Да ведь я назвал ее.
– На галереях придерживаются иного мнения. Ходят слухи, что ваше величество может простить ему все что угодно, кроме влияния на мисс Стюарт в пользу Ричмонда.
Черные глаза Карла сверкнули.
– Слухи часто бывают дерзкими, Джеймс, и вы набрались дерзости мне их передавать! Если вы считаете меня таким дураком:, который может лишить должности столь полезного ему человека из-за женщины, то вы очень низкого мнения о моих умственных способностях. Вы должны признать, что я всегда относился к вам, как всякий король должен относиться к брату, и вы живете, как монарх! Но в этом деле я настроен вполне определенно. Вы не можете изменить моего решения, поэтому прошу не беспокоить меня больше относительно дела лорда-камергера.
Джеймс поклонился и вышел из комнаты: он всегда считал, что королям нужно подчиняться. Но придворные тем не менее заметили (и не преминули позлословить по этому поводу), что между двумя братьями наметилась некоторая холодность в отношениях.
Через несколько дней после этого разговора король вызвал Кларендона в Уайтхолл, хотя старик болел и лежал в постели в своем доме на Пикадилли, где Карл и совет часто встречались, чтобы не вынуждать лорда-камергера приезжать во дворец. Карл и герцог Йоркский вошли в официальные апартаменты Кларендона и начали разговор.
Карлу очень не хотелось заниматься этим делом, но он знал, что вопрос надо решать и откладывать его дальше нельзя, ибо страна бурлила и недовольство сосредоточилось на парламенте. Карл надеялся успокоить народ еще раз, пообещав, что национальный жулик будет снят с поста и положение сразу улучшится. В то же время король понимал, что лорд-камергер служил ему верой и правдой, хотя часто относился к королю как к озорному мальчишке, поругивал его друзей и любовниц, убеждал, что он, Карл, не годится для управления страной. Но Карл знал также, что Кларендон был его лучшим министром и другой такой вряд ли скоро найдется; с уходом Кларендона он останется в окружении сильных и эгоистичных врагов, их уму он должен будет противопоставить только свой ум и выиграть борьбу, иначе он не будет управлять Англией.
Но другого выхода не было. Карл посмотрел в глаза Кларендона:
– Милорд, как вам, вероятно, известно, существует необходимость обновить состав правительства. Мне тяжело говорить вам об этом, но я думаю, наилучший выход для вас – предвосхитить события.
Кларендон ответил не сразу:
– Вы серьезно предлагаете это, ваше величество?
– Да, милорд. Я очень сожалею, но это так. Как вы, должно быть, знаете, я принял это решение не вдруг и не единолично. – Он, очевидно, имел в виду сотни и тысячи англичан, которые требовали отставки Кларендона.
Но Кларендон предпочел сделать вид, что не понял:
– Ваше величество имеет в виду, вероятно, Леди? – Он никогда не называл Барбару иначе.
– Честно говоря, нет, не ее, – мягко ответил Карл, решив не обижаться.
– Боюсь, что недостойные друзья вашего величества оказывают на вас большее влияние, чем вы сами это сознаете.
– Черт подери, милорд! – Карл неожиданно потерял терпение, его глаза вспыхнули гневом. – Надеюсь, вы не считаете меня умственно отсталым!
Кларендон снова превратился в школьного учителя.
– Никто лучше меня не знает, сир, каковы ваши способности, и именно по этой причине я длительное время в отчаянии наблюдал, как ваше величество тратит свое время и время Англии в компании таких существ, как Леди и ее…
Карл встал:
– Милорд, я не раз выслушивал от вас наставительные рацеи, поэтому прошу меня извинить, но я отказываюсь выслушивать все это снова! Я пришлю к вам секретаря Морриса за Большой печатью! До свидания! – Быстро, не оглядываясь, Карл вышел из комнаты.
Кларендон и Йорк поглядели ему вслед. Когда дверь за королем закрылась, их взгляды встретились. Минуту они молча смотрели друг на друга. Наконец Кларендон поклонился и медленно вышел из комнаты на солнечный свет. Неподалеку от входа, на траве, собралось немало дам и джентльменов разнеслась весть, что лорд-камергер беседует с королем, и они пришли, чтобы присутствовать при уходе лорда-камергера в отставку. Кларендон прищурил глаза, окинул их взглядом. Господа повернули головы в его сторону, лица расцвели улыбками, когда все увидели лорда-камергера, покидающего дворец. Он слышал, как они перешептываются.
Когда канцлер почти пересек сад, он вдруг услышал звонкий женский голос:
– До свидания, лорд-камергер!
Вверху на балконе среди клеток с птицами в ярком оперении стояла леди Каслмейн. Рядом с ней – лорд Арлингтон, по другую сторону – Бэб Мэй. Хотя был уже полдень, Барбара только что выскочила из постели: ей сказали, что идет Кларендон. И теперь она торопливо застегивала халат, глядя на него сверху и улыбаясь. Ветер шевелил ее распущенные рыжие волосы.
– До свидания, лорд-камергер! – повторила она. – Как я понимаю, мы никогда больше не встретимся!
Молодые люди, стоявшие внизу, весело засмеялись, переводя взгляд с Кларендона на Барбару. На мгновение его взгляд встретился со взглядом Каслмейн – он впервые посмотрел ей прямо в глаза.
Он медленно выпрямился, расправил плечи, на лице – усталость, следы боли, разочарований, презрение и сожаление одновременно.
– Мадам, – спокойно произнес он, ясно и четко. – Если вы будете жить, вы состаритесь. – Он зашагал дальше, скрылся из виду, но Барбара осталась на балконе. Она облокотилась на перила и глядела Кларендону вслед, встревоженная и испуганная его словами.
Молодые люди поздравляли ее и осыпали комплиментами, Арлингтон и Бэб Мэй говорили все разом, но она не слышала их. Неожиданно она оттолкнула обоих мужчин, вбежала в комнату и захлопнула дверь. Она метнулась к зеркалу, схватила его, повернулась к свету, стояла и смотрела на свое отражение, касаясь щек, губ, груди.
– Неправда! – с отчаянием говорила она себе. – Черт бы побрал проклятого старика, это неправда!
Я никогда, никогда не буду старой, никогда не буду выглядеть по-другому! Ведь мне только двадцать семь, а это совсем не старость. Это молодость, для женщины двадцать семь – самый расцвет!
Но она вспомнила время (это было совсем недавно, может быть, только вчера), когда двадцать семь лет казались ей старостью, когда она пугалась этой страшной цифры, старалась даже не думать о ней. Чтоб он провалился! Зачем, ну зачем он это сказал? Она почувствовала себя больной и усталой, ненавидящей весь мир. Все-таки ему удалось за все эти годы взаимной неприязни сказать последнее слово. Но вдруг в ней вскипело бунтарское негодование. Там, за дверью, ее ждали – возбужденные, торжествующие. Ну какое значение имеют слова глупого злобного старика? Он ушел, и она никогда больше не увидит его. Она отбросила зеркало, подошла к двери, распахнула ее и вышла на балкон, сияя улыбкой.