Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 116

— Тут один джентльмен, мэм. На него напали разбойники и забрали лошадей.

Нэн вскрикнула и укоризненно взглянула на хозяйку. Эмбер поморщилась.

— Ну что ж, пригласи его ехать с нами. Но предупреди, что мы едем только до Уэллза.

Иеремия вернулся с мужчиной лет шестидесяти, холеным, с хорошим цветом лица. Его седые волосы были острижены короче, чем у кавалеров, и лежали естественной волной. Красивый, довольно высокий — выше шести футов, стройный, широкоплечий, мужчина был одет несколько старомодно, но черная ткань дорогая и хорошего качества, без всяких украшений — ленточек или золотого шитья.

Он вежливо поклонился, и в его манерах нисколько не чувствовалась модная французская пышность: обыкновенный парламентарий, воспитанный Сити, который, возможно, осуждал Карла Стюарта с его ленточками и бантиками, сквернословием, куртизанками, дуэлями и тому подобными новомодными безобразиями; крепко стоящий на ногах торговец или, может быть, ювелир, банкир.

— Добрый день, мадам. Очень любезно с вашей стороны пригласить меня в вашу карету. Я действительно не помешаю вам?

— Конечно нет, сэр. Я рада помочь вам. Садитесь же, не то совсем промокнете.

Мужчина сел. Нэн и Теней чуть потеснились, чтобы дать ему место, и карета поехала дальше.

— Меня зовут Сэмюэль Дэнжерфилд, мадам.

— А меня — миссис Сент-Клер.

— Очевидно, что имя Сент-Клер ничего ему не говорило.

— Мой лакей сказал вам, что мы едем только до Танбриджа? Я не сомневаюсь, что вы сможете нанять там лошадей.

— Благодарю вас за предложение, мадам. Но дело в том, что я тоже еду в Танбридж.

Они немного поговорили. Нэн сказала незнакомцу, что у ее хозяйки страшно болит голова, наверное, это лихорадка. Мистер Дэнжерфилд выразил сочувствие, сказав, что сам страдает от болезни, и предложил кровопускание как радикальное средство. Через три часа они прибыли в деревню.

Танбридж Уэллс представлял собой модное место отдыха, которое в прошлом году сам король и его придворные удостоили своим посещением. Но теперь в середине января деревня являла собой скучное, заброшенное и пустынное селение. Окрест не было видно ни одного человека, единственную большую улицу окаймляли несколько вязов, и только дым из труб свидетельствовал о том, что здесь все-таки живут люди.

Эмбер рассталась с Дэнжерфилдом в гостинице, где у него были забронированы комнаты, и сразу же забыла о нем. Она сняла маленький аккуратный трехкомнатный домик, обставленный очень старой дубовой мебелью, где в кухне на стенах блестела начищенная медная посуда. Четыре дня Эмбер не вставала с постели, она отсыпалась и отдыхала. Но потом к ней вернулись силы. Ее снова стала беспокоить мысль о том, что же ей делать дальше.

— Вернуться в Лондон я не могу, это как пить дать, — мрачно заявила она Нэн, сидя на кровати и выщипывая серебряными щипчиками брови.

— Не понимаю, мэм, почему?

— Не понимаешь? Да как же я вернусь в этот поганый театр, ведь каждый городской франт будет насмехаться надо мной. Нет, я не могу вернуться туда!

— Но вы можете вернуться в Лондон, мэм, и не идти в театр, верно? Только у плохой мыши всего одна нора, — Нэн обожала заезженные афоризмы.

— Я не знаю, куда мне деваться, — пробормотала Эмбер

Нэн набрала побольше воздуха для очередной тирады, при этом не отрывая глаз от шитья:

— Мне по-прежнему кажется, мэм, что если вы поселитесь в Сити и станете вести жизнь богатой вдовы, то вам не много потребуется времени, чтобы сыскать себе мужа. Может быть, вы не хотите этого, но ведь, как говорится, нищие не выбирают.





Эмбер внимательно взглянула на нее. Потом неожиданно отбросила в сторону щипчики, отложила зеркало и откинулась на подушки, которыми была обложена со всех сторон. Несколько минут женщины молчали, Нэн даже не смотрела на хозяйку. Наконец Эмбер вздохнула и произнесла задумчиво:

— Интересно, этот мистер, как его, у которого лошадей украли, он в самом деле богат или так себе?

Мистер Дэнжерфилд два дня назад посылал справиться о здоровье Эмбер. Та ответила сухо и формально и с тех пор не вспоминала о нем.

— Может быть, мэм. У него очень красивый лакей, я у него все выспрошу.

Через пару часов Нэн вернулась раскрасневшаяся и возбужденная — по понятным причинам, решила Эмбер, — и принесла новости.

— Ну? — спросила Эмбер, лежа на спине и закинув руки за голову. Пока Нэн отсутствовала, она мрачно обдумывала свои прежние ошибки, осуждая мужчин, из-за которых, как ей казалось, все ее беды. — Что тебе удалось выяснить?

Нэн влетела в комнату, внеся струю холодного воздуха.

— Я узнала все — воскликнула она торжествующе, развязывая тесемки капюшона и бросая плащ на кресло. Она подбежала к Эмбер и села к ней на кровать.

— Я узнала, что мистер Сэмюэль Дэнжерфилд — один из богатейших людей Англии!

— Один из богатейших? Англии? — повторила Эмбер медленно, не веря своим ушам.

— Да! У него огромное состояние! О, я забыла — двести тысяч фунтов или что-то вроде. Джон сказал, что все знают о его богатстве! Он купец и он…

— Двести ты… Он женат? — спросила Эмбер неожиданно, начиная соображать.

— Нет, не женат! То есть он был женат, но его жена умерла шесть лет назад, так сказал Джон. Но у него четырнадцать детей; некоторые уже умерли… забыла сколько. Он каждый год приезжает сюда пить воды для поправки здоровья… у него был сердечный приступ. А сейчас он собирается поехать к источнику… Большой Джон будет его сопровождать!

Вдруг Эмбер откинула одеяла и стала вставать с постели.

— Пожалуй, мне тоже надо бы попить целительной водицы. Достань-ка мне зеленое бархатное платье с золотым шитьем и зеленый плащ. Достаточно ли грязно сейчас, чтобы надеть высокие башмаки на венецианском каблуке?

— Думаю, что да, мэм. — Нэн начала суетиться, рыться в незнакомых ящиках комода, извлекать платья, нижние юбки, разбрасывать ленты, подвязки, непрерывно болтая при этом.

— Подумать только, мэм! Как нам повезло! Клянусь, вы просто в сорочке родились! — Обе женщины оживились, у них давно уже не было такого хорошего настроения.

Дождь прекратился накануне, ночью похолодало, и грязь покрылась корочкой. Бледное солнце тускло светило сквозь серо-голубое небо с редкими облачками, слишком белыми и прозрачными, чтобы собраться дождю. На улицах появились местные деревенские девушки в соломенных шляпках, коротких юбочках, с корзинками в руках. Они несли яйца, свежее масло, молоко и овощи. Когда Эмбер в сопровождении Нэн и Теней шла к источнику, два молодых человека в нарядах с лентами, в шляпах с плюмажем, в длинных завитых париках и при красивых шпагах, церемонно поклонились ей и попросили разрешения представиться самим. В местах отдыха это допускалось.

Одного звали Фрэнк Киффин, другого — Уилл Уигглсуорт. Они сказали, что приехали из Лондона, чтобы убежать от одной дамы, которая настаивала, чтобы Уилл женился на ней. Эмбер не видела ни того, ни другого в театре, поэтому решила, что это мошенники, которые прикидываются джентльменами, или же младшие сыновья, которые живут на широкую ногу, не имея средств. Карточные шулеры, воры-карманники, фальшивомонетчики ловили рыбку среди наивных и ни о чем не подозревающих людей; их жертвами становились молодые деревенские эсквайры и наследницы больших состояний. Льюк Чаннелл — типичный представитель такого племени. Дик Роббинс, который жил у Матушки Красной Шапочки, тоже такой, но более умный мошенник. Вероятно, их выгнали из Лондона или другого большого города, потому что Танбридж не представлял собой плодородного места для их деятельности, и теперь они временно отошли от дел.

К неудовольствию Эмбер, они так и подскочили, когда она назвала им свое имя.

— Миссис Сент-Клер? — повторил Уилл Уигглсуорт, некрасивый, рябой молодой человек. — Клянусь, мне знакомо это имя, мадам. А тебе, Френк? Разве мы не встречали где-то миссис Сент-Клер?

— Да, конечно, уверен, что встречали, мадам. Интересно, где же это могло быть? Вы не были в Банстед Даунз в прошлом году?