Страница 56 из 116
Партер уже заполнился — франты, проститутки, продавщицы апельсинов — все шумели, смеялись, окликали знакомых через весь зал. На галерке расположились мужчины и женщины попроще, но и там разносчики предлагали свой товар. И наконец в ложах появились роскошно одетые дамы в бриллиантах, медлительные, мечтательные создания, которым спектакль наскучил раньше, чем он начался. Теперь, казалось, даже стены изменились от блеска и богатства этих зрителей.
У Эмбер пересохло в горле, сердце билось учащенно, она глядела на все не отрываясь. Тут к ней подошел Чарльз Харт. Он обнял ее за талию и поцеловал в щеку. Эмбер невольно вздрогнула.
— О! — нервно рассмеялась она.
— Ну-ну, милочка, не волнуйтесь, — быстро произнес он. — Готовы положить город на лопатки?
— Сама не знаю! — Эмбер просительно взглянула на Чарльза. — Майкл там в партере с кучей друзей, они будут вызывать меня для поддержки. Но я все равно так боюсь!..
— Вздор. Кого вам бояться? Этих высокородных шлюх? Или франтоватых бездельников? Не давайте им напугать вас… — он неожиданно замолчал, а скрипачи в музыкальной комнате над сценой грянули первые такты веселой песни.
— Внимание! Слушайте все! Его величество пожаловал!
Харт чуть раздвинул занавес, чтобы и он, и Эмбер могли выглянуть.
Послышался скрип скамеек и тихий шепот, все детали и повернулись к королевской ложе в первом ярусе в центре. Ложа с королевским гербом утопала в ярко-красном бархате. Как только появился король, музыка смолкла, мужчины сняли шляпы и низко поклонились. Высокий, смуглый Карл II непринужденно улыбнулся и поднял руку в приветствии. Он выделялся из окружавших его людей. Все заметили Барбару Пальмер, стоявшую рядом с королем, красивую, высокомерную, немного печальную, увешанную бриллиантами. Эта пара смотрелась великолепно, величественно, от их вида захватывало дух. Глядя на них из-за занавеса, Эмбер вдруг ощутила собственную незначительность, и это ощущение будто ударило ее.
— О! — вздохнула она. — Они выглядят, как боги.
— Даже боги, дорогая моя, пользуются ночным горшком, — заявил Чарльз Харт и ушел в гримерную надеть плащ — ему предстояло читать пролог. Эмбер поглядела Харту вслед и засмеялась, почувствовав некоторое облегчение.
Она снова обратила взгляд на миссис Пальмер. Та сидела, откинувшись в кресле, улыбалась и говорила с мужчиной, стоявшим позади нее. Внимательно всмотревшись, Эмбер вдруг задрожала от ненависти. Пальцы с длинными ногтями, сжатые в кулаки, впились в ладони, она явственно представила, как с наслаждением раздирает ногтями лицо этой женщины, расцарапывает ее красоту, ее интимную улыбку. Ревность бурлила в ней столь же яростно и болезненно, как в ту уже далекую ночь, когда, выглянув в окно, она увидела голову Брюса Карлтона, склонившегося поцеловать эту рыжеволосую женщину, выглядывавшую из кареты и смеявшуюся.
Вскоре, однако, Эмбер окружили другие актрисы, некоторые стояли у нее за спиной, подшучивали, хихикали, подталкивали друг друга локтями. Они постепенно оттесняли ее, пока Эмбер не ударила кого-то под ребра. Женщины приподняли занавес и стали махать руками своим поклонникам в партере. Все вели себя так, будто происходит веселый праздник или просто еще одна репетиция. Эмбер вдруг захотелось вырваться и убежать отсюда к себе в комнату, в тишину и покой и спрятаться там. Она поняла, что никогда не осмелится выйти на сцену и стать перед этими нарядными, циничными людьми, глаза и языки которых вопьются в нее, как пиявки.
Закончился пролог, взвился занавес, и Чарльз Харт с Майклом Мохун начали читать свои роли-. Зрители стали успокаиваться, но гудение и шепот продолжались, а иногда слышались взрывы смеха и отдельные громкие комментарии. Эмбер знала наизусть почти все слова спектакля, но тут заметила, что неспособна даже следить за диалогом. Фрейлины уже начали выходить, и Кинастон чуть подтолкнул ее:
— Пошла!
На мгновение она отпрянула, не в силах сделать и шага, но потом с сильно бьющимся сердцем подняла голову и пошла. Во время репетиций женщины-актрисы постоянно маневрировали так, чтобы Эмбер оставалась в задних рядах, хотя Киллигру заявил, что желает показать ее публике. Но вот теперь из-за некоторого опоздания Эмбер оказалась впереди и ближе к зрителям, чем все остальные женщины.
Тут она услышала чей-то мужской голос из партера:
— Кто это прелестное создание, Оранж Молл?
— Должно быть, новенькая. Господи, как она хороша! Просто чудо! — ответили ему.
Голоса с галерки одобрительно зашумели.
Эмбер ощутила, как у нее загорелись щеки, ее прошиб пот, но она заставила себя бросить украдкой взгляд на зрителей. Она увидела несколько лиц внизу и тут внезапно поняла, что это такие же мужчины, как и всюду. Перед тем как фрейлинам надо было покидать сцену, Эмбер улыбнулась мужчинам своей дразнящей улыбкой и услышала одобрительный рев зрителей. После этого она осталась стоять за кулисами. Она сильно сожалела, что ей больше не придется выходить на сцену. Спектакль окончился, а Эмбер неизлечимо заболела сценой.
Когда женщины вошли в гримерную, с ней заговорила Бэк Маршалл.
— Послушайте, вы, как вас там зовут! — она делала вид, будто забыла ее имя. — Нечего вам прыгать по сцене, как вороне по сточной канаве. Эти мужчины внизу, они пялятся на каждую новенькую…
Эмбер обернулась к ней с видом превосходства, улыбнулась, вполне удовлетворенная собой, и ответила:
— Вы обо мне не беспокойтесь, мадам. У меня свои интересы, и вас это не касается.
Но Эмбер была более чем разочарована, когда после спектакля Майкл с друзьями окружали ее и тем самым не давали нескольким молодым мужчинам приблизиться к ней. В глазах этих поклонников читались любопытство, интерес и восхищение.
«Что ж, — подумала она, — не все же мне терпеть Майкла».
Глава шестнадцатая
На следующий день Эмбер получила роль придворной леди с четырьмя строчками слов. Вскоре после этого ей стали поручать серьезные роли с пением, она надевала бриджи в обтяжку, тонкую белую блузку и в конце спектакля исполняла танец. Главным актерским достоинством Эмбер было то, что она успешно изображала женщин разного типа — от благородной леди до служанки. Публике большего и не требовалось, ее не интересовали нюансы перевоплощения и создания образа — грубые вкусы зрителей удовлетворялись пышностью, яркими эффектами во всем — в женщинах, в декорациях, мелодраме.
Зрители любили кровавые, шумные трагедии Бомонта, Флетчера,[26] они считали Бена Джонсона[27] величайшим драматургом всех времен, а Шекспира — слишком реалистичным, а потому недостаточно поэтичным автором.
Для постановок шекспировских пьес надо было слишком многое изменять. Большое внимание уделялось пению и танцам, смене декораций и костюмов, изображению битв, смертей и привидений, и публика получала то, что хотела. При изображении убийства или самоубийства использовали спрятанные пузыри с овечьей кровью, и актер оказывался весь в крови, привидения возникали и проваливались сквозь потайные дверцы и люки; тщательно готовились сцены пыток и казней четвертованием, на колесе и огнем со страшными воплями и стонами жертв. Но во время всего этого франты в партере не переставали вести непринужденные беседы с актерами, проститутками и продавщицами апельсинов, а дамы в своих ложах обмахивались веерами и удостаивали кавалеров ленивыми улыбками.
Популярность Эмбер росла. Это потому, что она — новенькая, утверждали актрисы. Каждый день после спектакля ее окружали кучи кавалеров, ее целовали, завязывали ей подвязки, охраняли одежду и приглашали вместе провести ночь. Она смеялась, флиртовала с каждым, но уезжала домой с Майклом Годфри.
Она опасалась вызвать ревность Майкла, ибо он знал все ее тайны и при желании мог погубить ее. Даже если бы она и решила освободиться от него, разве она получила какое-нибудь другое серьезное предложение? Эмбер искала мужчину с хорошим положением и богатого, который мог бы содержать ее так, как она того хотела, чтобы жить на широкую ногу: наряды, драгоценности, выезд. Щедрое годовое содержание, красиво обставленный дом, служанка, лакей. Такого мужчину просто так не сыщешь, таких не бывает среди франтов, толкающихся в ее гримерной. А если и найдется такой, то не будет готов к подобной роли. Эмбер нервничала, она стремилась улучшить свое положение, но решила не торопиться к переменам, ибо поспешность могла привести ее на дорожку, ведущую вниз до уровня обычной проститутки. Совет Пенелопы Хилл пригодился ей теперь больше, чем когда она впервые услышала его, — и она собиралась использовать слабость мужчины себе на пользу.
26
Бомонт Френсис (1584 — 1616) — английский драматург, большинство пьес создал совместно с Дж. Флетчером. (1573 — 1625). Они утвердили романтически-авантюрное направление в драматургии.
27
Джонсон Бен (1573-1637)— английский драматург, мастер социальной сатиры.