Гуманоиды

Сжав губы, Форестер отрицательно покачал головой.

Айронсмит продолжал настаивать:

— В любом случае, вы чересчур интеллигентны, чтобы сражаться с гуманоидами. Просто позвольте им служить и подчиняться, и вам не потребуется эйфорид.

Доктор резко спросил:

— Подчиняться мне?

Айронсмит убедительно кивнул.

— Да, они будут подчиняться вам. Если, конечно, вы искренне примете их. Сделайте это, и вы сможете получить все то, чем обладаю я. Если же нет — то для вас нет иной перспективы, кроме наркотика.

Доктор ощутил, как против воли сжимаются его кулаки.

— Вы не видите иной перспективы, да? Слушайте меня, Фрэнк. Ваши сомнительные аргументы меня не убедили, и я не хочу бродить вокруг да около. Мне кажется, есть кое-что еще — и довольно мерзкое — за этой вашей свободой от проклятых машин и вашим странным отношением к гуманоидам. «Позвольте им служить и подчиняться!» Я хочу знать правду! — сарказм звучал в голосе Форестера.

Казалось, Айронсмит колеблется с ответом. Покрасневшее под лучами заходящего солнца, его гладкое юношеское лицо отнюдь не выражало раздражения или возмущения. Наконец, словно признавая правоту доктора, он торжественно кивнул.

— Есть кое-что, чего я не могу вам рассказать.

— Почему же?

Математик молчал, изучая далекий горизонт.

— Если бы все зависело только от меня, я признался бы вам во всем. Но гуманоиды тоже замешаны, а они не желают пока вводить вас в курс дела.

Хриплый голос Форестера звучал почти умоляюще:

— Фрэнк, как вы не понимаете! Я должен знать все!

Айронсмит повернулся лицом к доктору, и стало заметно, что челюсти его напряглись.

— Больше ни слова — до тех пор пока вы искренне не примете гуманоидов. Уверяю вас, они прекрасно разбираются в человеческих эмоциях. Их не проведешь.

— Именно это и пугает меня больше всего на свете!

Айронсмит неохотно отвернулся от доктора, словно оставляя попытки обратить его в свою веру.

— Мне жаль вас, Форестер. Я ведь действительно очень хотел помочь вам — ваш талант слишком блистателен, чтобы позволить губить его эйфоридом. Кроме того, я считаю себя вашим другом.

— Неужели?

Математик сделал вид, что не расслышал последних слов доктора.

— Вообще-то я никогда не мог толком понять вас, Форестер, особенно то, как вы пренебрегали Рут. Возможно, гуманоиды правы, и доверить вам то, что я знаю, опасно для Основной Директивы.

Злость, возмущение и досада овладели доктором.

— Подождите! Я никогда сам не попрошу об эйфориде. И вы просто обязаны помочь мне… — голос его казался неестественно тонким.

Айронсмит отстранился от доктора и высвободил из его пальцев рукав своей рубашки. Спокойные и честные глаза бывшего клерка скользили по пространству огромного двора, по гигантским грибам с горьковатым запахом и золотым вазонам, в которых они росли. Наконец он тихо произнес:

— Вот и они. Надеюсь, вы не забудете мою просьбу. Попросите Марка Уайта прийти и поговорить со мной, пока он еще не кинулся в свою ребяческую атаку на Крыло IV.

Форестер слабо кивнул, наблюдая, как изящные темные машины молча пересекают двор, чтобы снова взять его под свою опеку. О да, он примет их — одной из ракет проекта «Молния». И все же доктор никак не мог понять, зачем математик пытался подкупить его, не раскрывая всех карт, и вовлечь в предательский заговор против человечества. Все-таки гуманоидов требовалось остановить.

— К вашим услугам, сэры, — произнесла ближайшая машина. — Ужин ждет вас.

Глава пятнадцатая

Просторный зал, в котором они ужинали, был отделан с такой вызывающей роскошью, какую до прихода гуманоидов можно было увидеть только в фильмах. Шесть андроидов принесли многочисленные блюда. Они поставили вино перед Айронсмитом, доктор же услышал мелодичный голос гуманоида:

— Ваше пищеварение уже пострадало от волнений и усталости. Вам не следует принимать алкоголь до тех пор, пока оно не наладится.

Абсолютно верно и совершенно невыносимо!

После окончания ужина Айронсмит заявил, что останется здесь на ночь, так что Форестеру пришлось возвращаться в Стармонт в одиночестве. Когда летательный аппарат поднялся над атмосферой, доктор взглянул на прекрасные кристаллы звезд, уже утраченных для людей. Он сидел, сгорбившись на краешке роскошного кресла, с головой погрузившись в осознание своего провала.

— К вашим услугам, сэр, — раздался за его спиной механический голос. — Кажется, вы чувствуете себя неуютно.

— Ох! — желая скрыть нервное напряжение, Форестер выпрямился и поудобнее откинулся на спинку кресла, натянуто улыбаясь двум одинаковым темным лицам. Что еще ему оставалось делать? Невыносимо доброжелательные, гуманоиды казались доктору кошмарнее всякого зла — совершенные и неутомимые хранители человечества, они лишили его даже права на отчаяние.

В конце полета он набрался смелости еще раз взглянуть на бетонную башню исследовательского центра. Она все еще стояла на месте — и была так же далека для Форестера, как само Крыло IV. Огромный экскаватор еще немного приблизился к его секрету, неустанно перемалывая горную породу металлическим ковшом.

Ночью Форестер внезапно проснулся от приснившегося кошмара.

— Доктор Форестер! Пожалуйста, вы можете меня слышать?

Чистое детское сопрано звучало где-то совсем поблизости, настойчивое и вибрирующее от страха. Сначала он подумал, что это всего лишь часть сна. Но голос заставил его проснуться и приподняться над подушкой. Сон растворился в ночи, менее яркий, чем жуткая реальность, в которой Форестер задыхался от беспредельной благожелательности гуманоидов. Доктор покрылся холодным потом и прерывисто дышал.

Его окружал комфорт, спокойствие и тишина, царившие в новой спальне виллы в Стармонте. На ярко светящихся стенных панелях селяне молча танцевали на своем бесконечном празднестве. Огромное восточное окно было совершенно прозрачным и до самого горизонта открывало вид на пустыню и далекие складки холмов, синеющие в слабом предутреннем свете. Собственная роскошная комната показалась доктору ужаснее любого кошмара, потому что позади огромной кровати, как часовой, стоял заботливый гуманоид.

Нервно вздрогнув, Форестер постарался улыбнуться, чтобы скрыть свой страх. И тут он увидел, что гуманоид застыл на месте и начал падать. Выражение абсолютного спокойствия по-прежнему царило на тонком лице, и он даже не пытался восстановить равновесие. Лишенный гибкости, словно темная металлическая статуя идеальных пропорций, андроид повалился на пол с глухим стуком. Он так и лежал, молча, лицом вверх — мертвый! Форестер закашлялся от резкого запаха горячего металла и горелого пластика.

— Доктор Форестер! — изумленный, он понял, что детский голос звучит наяву. — Теперь вы согласны пойти со мной?

Наконец он увидел ее. Джейн Картер! Девочка робко выползала из-под высокой кровати, не в силах оторвать взгляд от лежащего на полу гуманоида. В комнате было довольно тепло, да и Джейн куталась в шерстяное пальто, которое было ей слишком велико — и все-таки дрожала. Те голые коленки и ступни посинели от холода.

Форестер ответил на ее застенчивую улыбку легким смешком:

— Хэй, Джейн Картер! Привет! Что случилось с гуманоидом?

— Я остановила его.

Форестер молча изучал ее испуганное лицо, затем повернулся к лежащей на полу машине. Изумление и недоверие звучали в его голосе:

— Но как тебе это удалось?

Она немного отступила от андроида.

— Так, как учил мистер Уайт. Вы просто по-особенному смотрите, как он мне объяснил, на маленькую белую горошину в голове гуманоида. Эта горошина — калий, — она произнесла это слово так, словно пробовала его на вкус. — Просто вот так смотрите на нее, и калий взрывается.

Форестер не видел никакой горошины калия или чего-то подобного внутри покрытой пластиком головы убитой машины, но одобрительно кивнул. Он вспомнил о нестабильном изотопе калия и похвальбе Марка Уайта, что его голодная бродяжка научилась взрывать атомы калия-40 одной лишь силой мысли.