Страница 32 из 165
– Мила не будет каждый день ходить в суд, – продолжал Сергей, – она свои нервы побережет. Твоя жена, ты говорил, дружит с Татьяной. Так вот, постарайся – сам ли, через жену ли, заранее выяснять, когда Милы не будет, и предупреждать Ларису, чтобы мы хоть иногда могли видеться. Свидания-то ей со мной не получить. Формально – чужие люди. Я тебя очень прошу!
«Слава богу!» – отпустило Вадима.
– Конечно. Не сомневайся. Это я сделаю.
Сергей с облегчением выдохнул.
Вполне естественной теперь показалась и просьба Мирского передать Ларисе письмо. Вадим взял толстый конверт, на котором был написан Ларисин домашний телефон, собрал бумаги, остатки еды, аккуратно сложил все в огромный портфель и отправился домой.
Лена без особого энтузиазма взялась позвонить Ларисе и отвезти письмо. Все-таки женская солидарность! Надо понимать! Однако и спорить с Вадимом не рискнула. Чувство вины из-за того, что муж два месяца ходил сам не свой, ее не покидало. А для того, чтобы заставить женщину сделать что-либо, чувство вины куда надежнее, чем любые иные стимулы. Если речь идет о нормальной женщине.
Лена сама уставала без меры. Постоянная нехватка денег заставляла ее помимо преподавания в Станкостроительном институте вести вечерников в родном Инязе, куда ее оформили почасовиком, и взять двух частных учеников. Хорошо еще, что одна девочка, парикмахерша, изучавшая французский с единственной целью – выйти замуж за иностранца и свалить из СССР, приезжала к ней домой.
Девчонка, кстати, была совсем не глупая. Парикмахершей стала сознательно, просто не пошла в институт, и все! «Зачем?» – рассудила она. Папа с мамой – инженер и врач, мыкались в безденежье всю жизнь, потратив годы на получение дипломов, а она, за два года проскочив техникум, легко зарабатывала вдвое больше, чем родители. Вопросы престижа ее мало интересовали. Важнее было то, что она имела сегодня и как жила.
Ее любовником был югослав-строитель, получавший деньги в валюте, которые обменивал на чеки «Березки» и отдавал ей. Наверняка не все, но ей хватало. И на дубленку, и на сапоги. О том, что будет, когда гостиницу «Космос» достроят и югослав уедет, она не особо задумывалась. Хотя как-то призналась Лене, что если позовет – поедет с ним. Это, конечно, не настоящая Европа, но все-таки уже не соцлагерь. Французский же и в Югославии пригодится. До Парижа, как ни крути, оттуда ближе.
Наталия Васильевна рвения Лены не одобряла. Жену должен обеспечивать муж. Она в это верила, сама так жила и теперь постоянно капала на мозги мужу: «Видишь, я была права. Не надо было Лене за Вадима выходить».
Владимир Ильич с женой не спорил, отговаривался: «Поживем – увидим», но на самом деле придерживался иного мнения.
После истории с газетными публикациями, когда он хоть и связал Вадима с нужными редакторами, но не написал за него ни строчки, Владимир Ильич убедился, что зять не только трудоголик. Он разглядел в Вадиме помимо упертости большую одаренность. И если переживал, думая о молодых, так только оттого, что сам оказался не в состоянии обеспечить их деньгами, пока они учились. На Машу у них времени ведь совсем не оставалось, ни тогда, ни теперь. А ей уже 6 лет, через год пойдет в школу.
Бабушку Лизу и Илью Иосифовича муж внучки вполне устраивал. Деда – потому что Вадим продолжал много читать, а главное, совершенствовал свой английский. Эта иллюзия возникла у Ильи Иосифовича из-за нескольких обращений Вадима с просьбой помочь с переводами английских текстов. Наивный интеллигент не догадывался, что Вадиму просто нужно было скорее спихнуть кандидатский минимум. Лена не дала мужу бросить аспирантуру, и ни шатко ни валко он эту лямку потихоньку тянул.
Елизавета Имануиловна претензии к Вадиму, разумеется, имела. Но в общем и целом относилась к нему хорошо. Вкалывает, о Лене заботится, не пьет – значит, чего-то когда-то в жизни добьется.
Что же касалось отношения к Лене со стороны Вадимовой родни – здесь все было абсолютно безоблачно, вплоть до восторга. Особых эмоций не выказывала только бабушка Аня – ее житейские проблемы не интересовали.
Вадим, погруженный в себя и злой, мерил шагами кабинет. Громко сказано – кабинет. В трехкомнатной квартире, где они жили с Леной и дочкой, кабинет Вадима занимал четвертую часть. Звучит красиво: четверть квартиры – кабинет главы семьи. Только надо учесть, что вся квартирка помешалась на тридцати двух метрах жилой площади, так что кабинет был восьмиметровой клетушкой, к тому же вместившей в себя письменный стол и забитой книгами. Поэтому «мерить шагами» было неутомительно – четыре шага по свободному пространству от двери до противоположной стены и два шага от кресла-кровати, где иногда спал Вадим, засидевшись допоздна за работой, до окна.
Но ни ему, ни Лене и в голову не приходило, что их квартира – маленькая. У них была отдельная квартира! Без родителей или соседей. Своя! Трехкомнатная!
Так и не придумав ничего путного, Вадим лег спать. Лена давно уснула. Назавтра занятия у нее начинались в 8.30, так что встать надо будет в половине седьмого.
В два часа ночи Вадим проснулся. Нет, не проснулся – вылетел из кровати, как катапультированный. Бросился в кабинет и сел за письменный стол.
Встав по будильнику в семь утра и не обнаружив мужа рядом в постели, Лена по привычке пошла в кабинет. Вадим частенько просыпался незадолго до будильника и либо садился за пишущую машинку, либо читал что-то свое по праву, прихлебывая холодный кофе из большой чайной чашки. Но сегодня…
Лена даже испугалась. Вадим спал на полу, подложив под голову сиденье с кресла-кровати. «Не захотел будить», – тепло подумала Лена.
Вадим, почувствовав взгляд жены, проснулся, потянулся, с удивлением огляделся, виновато улыбнулся и радостно вывалил:
– А я придумал! Обалдеть! Я – кретин! Чувствовал: что-то есть, но никак не мог понять – что! Ну, теперь – поиграем!
Лена как мешок картошки с плеч сбросила. Вадим стал самим собой. В глазах – азарт, голос, хоть и спросонья, звонкий. Сел, размахивая руками. Потом вскочил, обнял и потащил Лену обратно в спальню. Она не сомневалась зачем.
Сергей не столько удивился, сколько встревожился, когда из камеры его повели на свидание с адвокатом. Что-то явно стряслось, ведь Осипов собирался сегодня весь день гулять и думать. Может, он протрепался Миле и приехал сообщить ему, что та уходит? Или показал жене письмо, адресованное Ларисе? Только не это! А может, что-то у Ларисы? Может, она не хочет с ним иметь ничего общего? А ведь прежде чем идти в ОБХСС, он к ней приехал, все рассказал и она обещала ждать…
– Привет, Сережа! – бодро поздоровался Вадим, как только охранник вышел за дверь. – А я кое-что придумал.
– Что с Милой? Как Лариса? – Мирский не слышал адвоката.
– А? Что? А, Мила?.. Нормально. Лариса – тоже. Все нормально. С женщинами у тебя вообще все нормально, – расплылся Вадим. Он был в очень хорошем настроении.
– Так что случилось?!
– Ничего. Кроме того, что тебе везет не только с женщинами, но и с адвокатом. – Вадим засмеялся и хлопнул Сергея по плечу. – Я такое нашел…
Следующие полчаса Мирский слушал. То хлопая себя по коленям, то вскакивая и начиная почти бегать по комнате. Однажды, забыв, что стул намертво привинчен к полу, попытался его схватить и повернуть, чтобы сесть верхом.
Настроение у обоих было такое, будто они делили самый крупный выигрыш в денежно-вещевой лотерее, выпавший на совместно купленный билет.
Шла третья неделя процесса. Вадим раньше не принимал участия в больших судебных делах, и потому втянуться в нудный, как расписание пригородной электрички, график было не так-то легко. Всегда и везде страдая от нехватки времени, сейчас он трудился изо дня в день размеренно, не торопясь. И в основном – головой, поскольку избранная им тактика не подразумевала активных действий с его стороны.