Страница 12 из 165
Парень с дохлым букетиком цветов дернулся было в их сторону, но мгновенно одумался и спрятался за ствол дерева. Вадим, хотя и смотрел неотрывно на Лену, засек это движение и про себя подумал: «Ну, конечно, зачем студенту престижного вуза проблемы?» И Лена заметила движение Виктора: «Тоже мне… Размазня!»
В этот момент Зорькин с Ковалевым не просто взяли Лену под руки, а подхватили и почти понесли к машине. Вадим изнутри распахнул дверь, и Лена оказалась рядом с ним. Амбалы сели в стоявшую позади машину. Дверцы захлопнулись одновременно.
Иванов по рации выдал очередной приказ:
– Я – первый! План – А. Третья стадия! Вперед!
Машины врубили сирены.
Кавалькада взлетела на мост и понеслась по Комсомольскому проспекту. По команде Иванова около метро «Фрунзенская» сирены и иллюминацию на машинах выключили.
Еще через пару минут Лена пришла в себя, поняла наконец, что рядом с ней сидит Вадим, но не обрадовалась, а зло посмотрела на него и отодвинулась, вжавшись в дверцу.
Через три дня Пупок позвонил Вадиму, чего раньше не случалось, и сказал, что его «отымели» в Управлении КГБ по Москве и что, если Вадим теперь на Лене не женится, пусть в штабе не показывается.
– Ребята говорят, девка у тебя – классная! – чуть ласковее закончил Пупок и положил трубку.
Он не знал, что накануне Вадим предложил Лене выйти за него замуж.
Родители Вадима восприняли информацию сына о его матримониальных планах спокойно. Он-то полагал, что начнутся причитания: «Зачем?», «Тебе еще рано!».
Мама сказала, что Лена – девочка чистая, явно интеллигентная, и хоть еще не готова быть женой, но не это главное. Главное – любовь!
Отец спросил, где молодые собираются жить.
Ответ получил не от Вадима, а от жены:
– Разумеется, у нас!
Родители Лены отреагировали иначе. Мама была категорически против. Юрисконсульт пищекомбината – не престижно сейчас и не перспективно в будущем.
Неожиданно (такого в их семье, по крайней мере в присутствии Лены, не случалось) отец, встав из-за стола, заявил:
– Значит, так! Первое – это ее дело, а не твое! Второе – когда ты выходила за меня замуж, я был никем и звать меня было никак! В отличие от твоего перспективного Ванечки! Забыла?! Кто сегодня твой Ванечка? Подзаборный пьяница! Третье…
Тут отец не нашел, что сказать, так как третьего аргумента не припас. Пришлось привести последний и главный:
– Все! Разговор окончен! Это ее судьба – ей решать. А мне этот парень нравится.
Надо заметить, что Наталия Васильевна, чистокровная «гордая полячка», командовала мужем, как хотела. По крайней мере, и она сама, и все окружающие искреннее так считали. Владимир же Ильич, впитавший лучшие черты папы-еврея и мамы-татарки, зря шума не устраивал, был человеком столь же умным, сколь и хитрым. Но, главное, философски спокойным. Однако, если вопрос поднимался принципиальный, то его упрямство и непреклонность становились совершенно несгибаемыми.
Пройдя войну, научившись выживать в коллективе главной партийной газеты страны, он знал, что уступать в действительно важном – это не только потерять себя, это – предать. А вот предательство – хуже смерти. С этим принципом он жил, за него готов был драться.
Вмешиваться в судьбу дочери – принципиально недопустимо. И пусть Наташа обижается, пусть дуется, Ленкина судьба – важнее.
Уже когда Лена ушла на свидание с Вадимом, отец, видя, что жена на него обижена, решил помириться:
– Пойми, котенок! Лучше Ленка выйдет замуж по любви, чем как ее подружка Ольга – по залету!
Мама, знавшая от дочери в подробностях, как Ольга с Сашей по неопытности сделали ребеночка с первой попытки еще, как потом выяснилось, в доме отдыха, похолодела от ужаса. Срочная свадьба, на которой родственники с обеих сторон больше плакали, чем веселились, а крики «Горько!» звучали очень даже двусмысленно, ну никак не представлялась ей удачной перспективой для собственной дочери.
Когда Лена, раскрасневшаяся и счастливая вернулась со свидания, хитрый план Наталии Васильевны уже был готов. Она даже не стала обращать внимания на засос, красовавшийся на шее дочери. Сейчас это были частности. Она решила, что Лена за Вадима не выйдет? Значит – не выйдет! Только действовать придется обходным путем.
Расчет был прост. Первое – вероятность того, что родители Вадима понравятся Володе, была крайне невысока. Хотя бы уже потому, что отец Вадима, одногодок мужа, на войне не был. Володя презирал тех, кто не пошел на фронт, считал их всех предателями, трусами и, соответственно, подонками.
Второе – мама-актриса, а Лена рассказывала, что до рождения сына мама Вадима играла в театре, тоже вряд ли могла вызвать симпатию мужа. Ну, а если учесть ее немецкие корни, короткое замыкание с учетом фронтовой биографии Владимира Ильича и ненависти его мамы к немцам, устроившим Бабий Яр и Освенцим, было гарантировано.
Михаил Леонидович идею Вадима пригласить Лениных родителей принял с радостью. Он вообще любил новых людей, а тут речь идет о будущих родственниках. Конечно, жениться Вадиму еще очень рано, всего-то 19 лет, но Лена и вправду девочка красивая и, судя по всему, умная. Правда, место работы ее папы Михаила Леонидовича смущало серьезно. Трудно было представить, что правдинский журналист может, как и он, зачитываться Ремарком, обожать Окуджаву и Галича. Словом, быть нормальным человеком.
Илона, уже успевшая практически заочно полюбить Лену как родную дочь, заранее хорошо относилась и к ее родителям. Предубеждений мужа не разделяла, приводя в пример Эренбурга, который тоже периодически публиковался в «Правде». Этот аргумент позицию Михаила Леонидовича смягчил.
Баковы с легкостью согласились познакомиться с Осиповыми на их территории. И дело было не в том, что Наталии Васильевне совсем не хотелось возиться на кухне, готовясь к приходу гостей. Причина была в другом – на утро этого дня она была записана в лучшую московскую парикмахерскую «Чародейка» к лучшему мастеру. Потерять маникюр в первый же вечер, моя за всеми посуду, представлялось ей и глупостью, и недопустимой финансовой расточительностью.
Но для мужа разработана была иная версия:
– Если мы увидим, как они живут, какие книги стоят на полках, в чем они дома ходят, мы поймем, куда тащат нашу дочь!
– В принципе, согласен. Только мне не нравится слово «тащат», – она сама этого хочет!
– Исключительно по глупости! – вынесла приговор мама.
– Ты думаешь, что женятся только по глупости, исходя их моего опыта? – автоматически поддел Владимир Ильич. Там, где возникал хоть малейший повод сострить или подшутить над кем-нибудь, язык срабатывал независимо от разума. На автопилоте.
– Володя, ты же знаешь, я не переношу таких твоих шуточек!
Не можешь отшутиться, встань в обиженную позу, – этот прием Наталия Васильевна использовала в общении с мужем постоянно. А он и не реагировал. Привык.
В доме Осиповых подготовка к первой встрече с потенциальными родственниками шла полным ходом.
Илона Соломоновна с мамой уже накануне встали на ударную кухонную вахту. Бабушка Эльза, прославившаяся среди еврейских родственников давно умершего мужа не только своей неземной красотой и прямой спиной, но в неменьшей степени тем, что лучше всех делала форшмак и фаршированную рыбу, отнюдь не традиционные блюда немецкой кухни, именно эти два яства и готовила.
Илона резала салат оливье и фантазировала с «ежиками». Это было ее фирменное блюдо. У помидора срезалась верхушка, вынималась мякоть и внутрь закладывалась паста из чеснока, плавленого сырка «Дружба» (вариант – «Волна»), укропа и петрушки. Вся эта смесь заправлялась майонезом. Тем же майонезом на помидор наносились две точки – глаза «ежика», а паста посыпалась крупно нарезанным укропом – получались зеленые колючки на красном еже. В маленький разрез ниже «глаз» вставлялась коротенькая полоска моркови – выходил «рот».
Михаил Леонидович вечно подшучивал над низким КПД сего яства – возни на час, а съедали в первые же пять минут. Но для Илоны стол без «ежиков» не был праздничным столом.