Пламя грядущего

На следующее утро за ним послал Ричард, и когда они остались наедине, он сказал:

– Полагаю, тебе следует знать, что я послал герольда в Акру, чтобы он попытался разыскать Джона Фитц-Мориса. Но я боюсь, что он уже сбежал в Тир, где Конрад Монферратский, возможно, предоставит ему убежище наперекор мне. Если я когда-либо поймаю его – а однажды я это сделаю, – я повешу его за убийство твоего друга Хастинджа.

Дени не сумел придумать достойного ответа. Однако про себя он спросил: «Вы удержали меня подле себя в ту ночь, чтобы знать наверняка, что Артура некому будет защитить?»

Ричард бросил на него проницательный взгляд. Словно отвечая на мысли Дени, он сказал:

– Я догадываюсь: ты уверен, что все случившееся – моих рук дело. Это не так. Как раз в тот вечер я предостерегал Фитц-Мориса, чтобы он не смел продолжать ссору. Я был разгневан, да, но я собирался уладить дело с Хастинджем по-своему.

– Я знаю, милорд, – глухо сказал Дени.

Ричард поднялся с места и сжал обе руки Дени.

– Мой милый мальчик, – сказал он, придав наибольшую убедительность своему голосу, – я искренне сочувствую тебе. Но ты должен перестать так скорбеть о нем. Представь, что он пал в бою. Мы все ежедневно подвергаем риску свою жизнь. Считай, что такая судьба может постичь каждого из нас. Я хочу, чтобы ты воспрял духом. Прошу тебя, попытайся ради меня.

– Да, милорд, – промолвил Дени.

– Милорд?

– Да, Ричард.

– Блондел.

– Да, Блондел.

Ричард вздохнул.

– Очень хорошо. Теперь ты можешь идти.

Дени вышел. Но когда он оказался за пределами дома, внезапно на него накатил приступ тошноты. Он был полон отвращения к королю, но еще большее отвращение он чувствовал к самому себе. Он привалился к стене и вытер влажный лоб, с трудом превозмогая рвоту.

«Я убью его, – угрюмо подумал он. – Именно так. Я убью его, а потом себя. Надо со всем этим покончить. Рано или поздно».

И эта мысль засела у него в голове, превратившись в некую ценность, наподобие навозной мухи, замурованной в куске янтаря.

Несколько дней спустя король пригласил около дюжины человек на соколиную охоту, и Дени получил приказ присоединиться к свите. Они не надели доспехов, но вооружились копьями и мечами, чтобы потешиться на поле брани, если ненароком столкнутся с каким-нибудь шальным отрядом турок.

Дени собирался тщательно, словно готовился идти на пир, одевшись в свою лучшую тунику из полотна цвета шафрана, у ворота и на запястьях вышитую красной и белой нитью. Он препоясался мечом и убедился, что тот свободно выскальзывает из ножен. Он понял, почему Ричард велел ему быть с ним: очевидно, это приглашение являлось частью задуманного плана, как отвлечь его от постигшего горя. «Прекрасно, – рассуждал он, – пусть будет так, я поеду с радостью; к концу дня ни одного из нас больше не потревожат никакие беды». Он подвязал красную кожаную шапку и прикрепил к сапогам шпоры. Напоследок, вдруг спохватившись, он достал тонкую золотую цепочку со вставленными в звенья кусочками горного хрусталя, которую ему подарила Мод. Он бережно хранил ее, не допуская даже мысли о том, чтобы продать. Он надел цепочку на шею, поверх туники, тогда как под нею был крест Артура.

– Никто никогда не знает, чем кончится очередная увеселительная прогулка короля, – предупредил он Гираута. – Если со мной что-нибудь случится, ты можешь оставить себе все мое имущество. Я сделал письменное распоряжение вот на этой бумаге. Наверное, тебе бы лучше ждать моей смерти.

– Будьте осторожны, – сказал Гираут.

– Что? – отозвался Дени, криво усмехаясь. – Как это на тебя не похоже. Я полагал, ты веришь, что мир полон дьяволов и что освобождаться от них – самое милое дело.

– Будьте осторожны, – повторил Гираут, кусая губы, и аккуратно спрятал бумагу в свой истертый до дыр кошелек. – Я стану молиться за вас.

– Кому? – хрипло спросил Дени. Он вскочил в седло и поскакал рысью, чтобы присоединиться к королевской охоте.

Они выехали из Яффы и, перевалив через вершину холма, спустились в долину, смеясь и болтая всю дорогу, и направились к реке, где король надеялся поднять из камышей цапель. Земля, по которой они неслись галопом, оставалась почти невозделанной, хотя была тучной и плодородной. Причина была в том, что война делала жизнь мелких земледельцев невыносимой, и они неохотно взращивали урожаи вдали от городов, служивших надежным убежищем. Тем не менее то там то здесь попадались дынные бахчи, окруженные со всех сторон каменными изгородями, или же среди раскидистых оливковых деревьев, темно-зеленых или серебристых, виднелись маленькие хижины, подле которых паслись на привязи козы. Вдоль реки росли кипарисы и мимозы с листьями, напоминавшими птичьи перья. На протяжении всего пути они не встретили ни одного человека; при приближении всадников люди спешили спрятаться. И потому они словно ехали по призрачной, пустынной стране.

В низине у реки птицы водились во множестве, и король выпустил своих соколов, что доставило ему изрядное удовольствие, и попытался подстрелить аиста, которому посчастливилось ускользнуть.

Они превосходно развлеклись. Когда солнце встало высоко в небе, они стреножили лошадей и уселись на берегу подкрепиться снедью, прихваченной с собой в седельных сумках, – хлебом, вяленым мясом, фигами и сыром. Король попросил Дени спеть, и Дени, изобразив, как сумел, полную беспечность, спел несколько веселых данс и другие известные куплеты. Ричард растянулся в тени на краю небольшой рощи и моментально заснул. Остальные тоже задремали, а несколько человек принялись играть в кости, объявляя ставки шепотом, чтобы не потревожить короля.

Дени прогулялся туда и обратно недалеко от того места, где спал Ричард. Никто не следил за ним. Он подобрался к королю поближе и наконец остановился под деревом совсем рядом с ним. Неторопливо и осторожно он вынул из ножен меч, сделав это совершенно беззвучно.

Ричард лежал на боку, подтянув к животу одну ногу, положив одну руку под голову, а другую бессильно уронив за спину, ладонью вверх, и слегка согнув пальцы. Он медленно и глубоко дышал, кошмары его не мучили, и его лицо было спокойным, как у ребенка.

Дени оперся на меч, словно это была прогулочная трость, а сам он – обычным прохожим, случайно завернувшим на прелестную мирную поляну, чтобы постоять и полюбоваться природой. Открывавшаяся взору картина напоминала пастораль: спящие рыцари, слуги, похрапывавшие подле сидевших без движения соколов. Компания, метавшая кости на мягком, мшистом берегу реки. Шелест камыша, клонившегося от каждого дуновения ветра. Ясное небо, такое ясное, высокое и чистое, какого никогда и нигде не увидишь дома. «Теперь, – подумал он, – мне надо коснуться струн арфы и запеть что-нибудь ясное, высокое и чистое, колыбельную, чтобы он не проснулся, чтобы все они заснули волшебным сном. Я должен только поднять и опустить меч, ударить быстро и наверняка, пронзив его, пронзив его горло под густой золотистой бородой. Потоком хлынет кровь, и он останется лежать, пришпиленный к земле, и мне настанет конец вместе с ним. Он заплатит, и я тоже заплачу за жизнь Артура. И за ту ночь», – добавил голос где-то в глубине сознания. При этой мысли он содрогнулся.

В подлеске у него за спиной раздался треск. Он круто повернулся, и в тот же миг около его уха просвистел дротик. Среди деревьев было множество всадников. Их остроконечные шлемы поблескивали, словно темно-голубые цветы, их изогнутые мечи сияли, как серпы луны, – сарацины. Один из воинов, пришпорив коня и нацелив копье, помчался прямо на него с криком: «Улул-ул-улла!» Этот крик подхватили другие голоса. Так только гончие псы подают голоса, обложив оленя.

Дени увидел летевшее копье и, не раздумывая, отскочил в сторону, уклонившись от удара. Он успел нанести удар мечом, когда всадник проносился мимо, и почувствовал, что клинок задел коня, который споткнулся и свернул вбок. Наездник понукал его, но задние ноги животного подгибались. Ричард только приподнимался с земли с широко открытым ртом и выражением глубочайшего удивления на лице. Дени выкрикнул: «Берегитесь!» Он видел, как Ричард, сжимая меч в обеих руках, замахнулся и ударил турка. Тот повалился с седла набок. Дени обежал вокруг дерева, подле которого он стоял. Другой всадник напал на него, и Дени снова увернулся, играя в смертельно опасные прятки за стволом дерева. Низко пригнувшись к конским шеям, турки пролетали мимо – казалось, их были дюжины. Рыцарь упал, раскинув ноги, его лицо превратилось в кровавое месиво. Наездники развернулись в обратную сторону и галопом поскакали прочь.