Пламя грядущего

Воистину она оказалась самой сговорчивой и послушной из женщин. А теперь вам следует узнать, как с ее помощью Хью надул Пейре Видаля, так что вся армия весело потешалась над ним, когда эта история стала известна.

Когда мы возвратились в город Лимассоль, где расположились на постой в прекрасном доме, изгнав оттуда его обитателей, Хью тотчас принялся рассказывать о том, как он спас Деметролу из рук негодяя, который наверняка загубил бы ее, и о том, что она была принцессой гриффонов, племянницей императора Исаака и еще не знаю кем. И пока он говорил, Пейре Видаль не спускал с нее томного взгляда, закатывал глаза и вздыхал. Когда Хью умолк, Пейре спросил, как он намерен теперь с ней поступить, на что Хью ответил, будто желает получить за нее выкуп, ибо греки, конечно, заплатят очень много денег, только бы вернуть ее. Потому он собирается держать ее под надзором и запереть в одной из верхних комнат дома. И стало быть, сказал Хью, похлопав Пейре по плечу, если он хочет потом хвастаться, как поцеловал руку принцессе императорского рода, ему следует сделать это прямо сейчас, так как не вызывает сомнений, что завтра за нее внесут выкуп. Пейре поклонился ей и поцеловал руку, а она сказала ему что-то по секрету, понизив голос, и при этом, как я заметил, он вздрогнул и уставился на нее. Обедали мы все вместе. Гираут и Бруно приготовили нам котелок тушеного мяса с чесноком, и когда мы насытились, Хью увел девицу, как и обещал.

В ту же самую ночь, когда все вокруг успокоилось, Хью явился ко мне в спальню, разбудил, велел вести себя тихо и следовать за ним. Я видел, что он с трудом подавляет смех, зажимая себе ладонью рот, словно школяр, который ухитрился незаметно прицепить ослиный хвост к мантии наставника. «Идем со мной, – позвал он, – будешь свидетелем». Когда я пробормотал, что он выбрал неподходящий час, дабы свидетельствовать что-либо, он ответил, что лучшего часа не дождаться. Он поведал мне, что заставил Гираута научить девушку, как сказать по-французски: «Я люблю вас, приходите ко мне», – и более того, она должна была прошептать эти слова господину, который поцелует ей руку, а им стал Пейре.

У него был с собой светильник, и он освещал мне путь, пока мы поднимались по лестнице. Вслед за тем мы ворвались в комнату, где он с вечера запер Деметролу, и обнаружили там Пейре, взобравшегося на девицу и весьма доблестно исполнявшего танец ягодиц. Хью, державший в руках зачехленный меч, хлестнул им Пейре по заду и вскричал, притворяясь страшно разгневанным: «Ха! Ну и ну! Так-то ты предал меня и обманул мое доверие?» Пейре поспешно вскочил на ноги и сконфуженно умолял Хью простить его, приговаривая: «Увы, такова моя судьба. Каждая девица, едва увидев меня, непременно влюбляется и не успокоится до тех пор, пока не завлечет в свои объятия. А как может мужчина противиться судьбе?» Но Хью не стал его слушать, продолжая кричать, что он опозорен и разорен, поскольку греки ценят непорочность своих принцесс, и он опасается, что вместо выкупа не получит ничего, кроме проклятий.

Тогда Пейре сказал, что женщина ему очень нравится, он находит ее весьма красивой и хочет на ней жениться, чтобы кровь императоров, которая течет в его жилах, могла слиться с ее кровью. В заключение он предложил Хью заплатить за нее приличный выкуп, предоставив мне и Артуру назначить сумму. На другой день мы решили, что он должен выплатить Хью ровно двести марок, а так как он был человек бережливый и спускал свои деньги осмотрительно, то вполне мог позволить себе такую трату.

Однако не прошло и двух дней после сделки, как Пейре привел девицу к королю Ричарду, сочинив замечательную историю о том, как он отбил ее у неприятеля в императорском лагере. Он предложил ее королю за выкуп в тысячу марок. Но к тому времени Хью успел поведать обо всем королю, и Ричард сказал Пейре, что не собирался в тот день идти на рынок за греческими принцессами, а посему Пейре волен держать ее у себя, сколько хочет. И тогда Пейре стал упрашивать короля возместить ему по крайней мере те двести марок, которые он отдал за нее, а все остальное, что Ричард получит от греков в качестве выкупа, он может оставить себе. Ричард отклонил и это предложение, изрядно посмеявшись.

Слух о том, что греческая принцесса была всего лишь девушкой, прислуживавшей императору в бане, быстро разнесся по всей армии, и когда Пейре понял, как его одурачили, то собрал свои пожитки, сел на корабль, отплывавший во Францию с королевской почтой, и отбыл. Накануне отплытия он обнял меня, сказав, что ни в чем меня не винит и по-прежнему считает своим другом, но что он сыт по горло крестовым походом, хочет вернуться в Марсель и показать мадонне Алазаис де Бо, что он примирился с потерей ее благоволения в объятиях дочери императора. Тогда я понял, что дух его не сломлен, и подумал, что с его стороны весьма мило «повысить» Деметролу в степени ее родственной близости к императору. Однако он отомстил Ричарду, оставив на память о себе сирвенту, которую многие распевали, и которая начинается так:

Далее, да будет вам известно, что на следующий день после отъезда Пейре прибыл корабль из Святой Земли, на борту которого находились король Ги де Лузиньян, именуемый королем Иерусалима, а вместе с ним мессиры Жоффрей де Лузиньян, Хамфри Торонский, Боэмунд, князь Антиохии, граф Раймон из Триполи и некоторые другие. Все они принесли клятву верности Ричарду. А Хью печально покачал головой и заметил: «Увы! Как жаль, что Понс не дожил до этого дня, чтобы получить деньги за пари», – поскольку он предсказал это событие много раньше, чем оно совершилось, и названные сеньоры сделались вассалами Ричарда. И тогда же мне показалось, что Ричард поддержит притязания короля Ги на корону Иерусалима, а взамен обеспечит себе поддержку всех этих баронов и знатных людей из-за моря, когда настанет пора объявить его предводителем крестового похода.

На другой день, двенадцатый день мая, Ричард и принцесса Наваррская обвенчались в Лимассоле, а затем она была коронована как королева Англии епископом Эврё. Вскоре после того король отправился на встречу с императором Исааком, дабы заключить мир. По этому случаю король явился во всем блеске, верхом на испанском скакуне, в красном седле, украшенном золотом, облаченный в плащ розового цвета, сплошь расшитый полумесяцами из чистого серебра. Препоясанный мечом с золотой рукоятью, король ехал в алой шляпе с золотыми позументами.

Однако едва этот двуличный император обменялся с Ричардом поцелуем в знак примирения, как сразу бежал в город Фамагусту и принялся собирать новое войско, чтобы повести его против нас. Тогда Ричард вознамерился испытать на деле своих вассалов и под предлогом болезни послал против неприятеля короля Ги. Король Ги взял Киренею, а потом осадил крепость Дидемус, тогда как Ричард отправился осаждать замок Буффавенто. Но к тому времени лже-император, убедившись, что более не в силах противостоять военной мощи Ричарда, приказал своему войску сложить оружие. Он пал в ноги Ричарду и молил его о пощаде, передал остров во владение королю и просил только ради спасения своего достоинства не заковывать его в железные цепи. И в этом Ричард из жалости уступил ему, заковав его вместо железных в цепи из чистого серебра.

Оставалось подождать, пока Ричард утвердит свою власть на острове. Говорят, что мы отплывем в Акру через несколько дней. Я считаю своим долгом описать еще одно происшествие, которым я очень встревожен.

Это случилось вскоре после битвы под Лимассолем, в которой греки потерпели столь сокрушительное поражение. Король, обосновавшись в крепости, вершил правосудие и занимался прочими делами. Артур и я вместе с нашими друзьями были там. Король подозвал к себе Артура и, неприязненно глядя на него, сказал: «Эрл Лестерский говорил мне, сэр, что ты не захотел взяться за оружие, чтобы сразиться с моими врагами. Это правда?»

162

Пер. Л. Ловер.