Пламя грядущего

Он побежал в ту сторону, откуда доносились голоса. За ровной грядой зеленоватых камней склон холма уходил вниз террасами, поросшими сорной травой. Дени перебрался через гряду и с шумом – мелкие камни градом посыпались из-под его мягких туфель – скатился в неглубокую впадину между скал. Он увидел, как Гираут, согнувшись пополам и закрыв руками голову, мечется в разные стороны, в то время как высокая, крупная девушка лупит его изо всей силы палкой.

– Хватит! – закричал Дени, надеясь, что хоть это слово по-французски она поймет.

Девушка и вправду опустила палку и недовольно посмотрела на него. Гираут вытер лицо, распухшее от слез.

– Шут! Болван! – сердито напустился на него Дени. – Ты хочешь надеть нам на головы осиное гнездо? Или у тебя не хватает ума сообразить, что ты не сможешь справиться с девушкой, которая на полголовы выше тебя? – Он повернулся к девушке, выдавив улыбку. – Сумасшедший, – объяснил он, указав на Гираута, а затем повертел пальцами у виска, объясняясь на универсальном языке жестов. – Он не стал бы тебя насиловать.

– Sturpo? Насиловать? Этот? – девушка расхохоталась. – Я разорву его на шесть кусков, – сказала она на сносном французском. – Он взял мою корзину.

Она свирепо покосилась на Гираута, который отпрянул назад. Теперь Дени увидел, что менестрель держит сплетенный из прутьев короб, до половины наполненный чем-то напоминавшим коренья или сорняки. Он требовательно протянул руку. Гираут неохотно подчинился и отдал ему корзину.

– Какого дьявола тебе вздумалось красть у девушки корзину? – раздраженно спросил он.

– Я решил, что она может когда-нибудь пригодиться, – заныл Гираут.

Дени вернул корзину девушке и сказал:

– Прощу прощения. Этот человек – мой слуга, и я виноват. Я дремал и понятия не имел, что поблизости кто-то есть.

– Пустяки, – сказала она. Она поправила одежду и подняла свою шаль, лежавшую на земле под кустом. Набросив шаль на плечи и завязав концы вокруг талии, девушка улыбнулась, показав маленькие, белые, ровные зубки.

– Вам не следует уходить так далеко от дома. В горах опасно. Вооруженные люди… – сказал Дени.

– Ваш слуга не причинил мне вреда, – хихикнув, ответила она. – Я ведь сильная. И мой дом совсем недалеко. – Она поманила его пальцем. – Идем. Я покажу тебе.

Он последовал за ней. Она вскарабкалась на вершину крутой скалы и жестом указала на расстилавшуюся внизу долину. Он увидел черепичные и соломенные крыши, белые стены, темные полосы сжатых полей и ровные ряды фруктовых садов, казавшихся на расстоянии опрятными и ухоженными.

– Мой дом, – сказала она.

– Вижу. У твоего отца есть земля?

– Да.

– Что ты делала здесь, наверху?

Она тряхнула содержимым корзинки.

– Каппари, – объяснила она. – Я выкапываю растения с корнем и потом сажаю их в своем саду. Летом мы собираем почки. Положи их в кислое вино… в… хмм, как вы говорите – уксус. Очень хорошо. – Она погладила себя по животу.

– Понятно. И ты не боишься бывать здесь одна?

– Никто не причинит мне вреда, – сказала она, снова засмеявшись. – Мой отец сильный человек, большой и важный. А мои братья очень грубые. Они могут съесть тебя.

Девушка искоса посмотрела на него. Она была полна очарования: простодушна, жизнерадостна и просто необыкновенно привлекательна.

– Но, может быть, они не захотят, – сказала девушка. Она спрыгнула со скалы и стала спускаться с холма широкими, скользящими шагами.

– Подожди, – окликнул ее Дени.

Она остановилась, балансируя на склоне, и вскинула брови.

– Я… э… – пробормотал он. – Ты часто приходишь сюда собирать… а, каппари?

Она выпятила губки, тихо присвистнув. Потом лукаво спросила:

– А ты? Ты приходишь сюда?

– О да. Каждый день.

– Ха! Тогда, возможно, мне будет страшно приходить, – воскликнула она. Она громко и язвительно расхохоталась и помчалась вниз по склону, словно молодая дикая козочка.

На другой день Дени пришел на то же самое место, но ее нигде не было видно. Он потешался над собой из-за того, что увлекся, хотя и ненароком, крестьянской девушкой. Он попытался поработать над песней, но не мог собраться с мыслями. Он разозлился – на нее, ведь она посмела нарушить его душевный покой, на Гираута, поскольку с него и начались неприятности, на себя, поскольку он оказался ослом, причем похотливым. Он вскочил на коня и отъехал, но, сделав круг, вернулся к разрушенному храму. Она так и не появилась. Он пообещал себе, что приедет еще только один раз, и если она не покажется, он забудет о ней.

На следующий день, когда он сидел в одиночестве на разбитых ступенях храма, отчаянно пытаясь совладать с ритмом строфы, она поднялась на холм, пожевывая соломинку. Ее юбки ритмично покачивались, тотчас вытеснив из головы Дени все поэтические ритмы.

– Ах! – воскликнула она, изображая глубокое удивление. – Ты здесь? – И она не удержалась от улыбки. – Что ты делаешь? Собираешь каппари?

– Пишу песню, – ответил он.

У нее была забавная привычка по-детски морщить нос, когда она что-то не вполне понимала. Она сказала:

– Наверное, ты большой лжец. Я не вижу ни перьев, ни бумаги. Может, ты пишешь палкой на земле?

– Сядь, – велел Дени. – Я спою тебе.

После минутного колебания она присела на краешек плиты, подальше от него, сложив руки на коленях.

Дени пожалел, что не взял с собой арфу. Он прочистил горло и запел:

Она протяжно вздохнула.

– Песня очень красивая, – мягко сказала она. – Я не все поняла. Кто такой Соловей? Он солдат, да? На его землю напали враги, и он должен идти и сражаться?

– Ты очаровательна, – прикусив губу, сказал он. – Нет, соловей – это птица, не знаю, как вы ее называете, маленькая птичка, сладкоголосый ночной певец. Моя песня о двух влюбленных, которые вместе провели ночь на ложе из цветов, и когда они лежали в объятиях друг друга, соловей пел им. Потом наступает утро, всходит солнце, птица улетает, и им тоже пришло время расстаться.

– Ах, понимаю, – сказала она. – Очень печально. Но если им нравится спать вместе, они это сделают снова в следующую ночь, да? Стало быть, не так уж и грустно расставаться.

– Мне это не приходило в голову.

– Ты рыцарь? – спросила она, обнимая свои колени.

– Пожалуй, нет, не совсем. Я оруженосец. Я удостоился меча и шпор, но я никогда не проходил через акколаду. Ну, знаешь… – Он сделал движение рукой, будто наносил удар. – Так называют посвящение в рыцари.

– Ты землевладелец?

– Нет. Я младший сын рыцаря. Я только бедный поэт, трубадур – тебе знакомо это слово, верно? Я никогда не знаю, где мне посчастливится добыть пенни в следующий раз. Я греюсь надеждой на пламя грядущего дня и сыт мечтою об обеде, который утолит мой голод завтра. – Он горько рассмеялся. – Ты разочарована?

Она пожала плечами.

– Мой отец богат. У него много пахотных полей, оливковых рощ, других плодовых деревьев, овец, коз. Сам Гаусельм да Раметта брал его за руки. – Внезапно она наклонилась вперед и серьезно посмотрела ему в лицо. – Ты пришел с английским королем Ричардом? Это правда, что у него есть хвост?

– Нет, не правда, – засмеялся Дени. – И даже у меня нет хвоста.

– Ха! Я знала, что это ложь. – Она вскочила на ноги. – Много лжи. Ложь также и то, что вы все отправляетесь спасать Гроб Господа нашего Иисуса. Вы хотите отобрать наши земли. Нет?

Дени тоже поднялся.

– Конечно, нет. Мы идем в крестовый поход.

– Тогда почему вы убиваете людей в Мессине?

– Они начали первыми. Откровенно говоря, они вели себя не очень-то дружелюбно. Кроме того, нельзя ждать, что армия будет следовать монастырскому уставу, солдаты не монахи. – Он замолчал и вздохнул. – Нам с тобой нет необходимости враждовать, – сказал он.