Пламя грядущего

Король окинул его нетерпеливым взглядом.

– Ох уж эти поэты! – пробормотал он. – Что ты хочешь – денег? Позже, не сейчас. Закончим разговор в другой раз, где-нибудь в более спокойном месте.

Он двинулся к выходу из палатки, но Дени преградил ему путь.

– Вы сказали, что остались в долгу у меня, милорд, – твердо сказал он. – Теперь я знаю, что вы помните все. Я хочу только, чтобы вы освободили меня от моей клятвы верности.

Ричард потемнел лицом.

– Разве ты не знаешь, – промолвил он, – что не очень мудро становиться мне поперек дороги? Ты хочешь швырнуть свою верность мне в лицо? Или ты все еще думаешь об Артуре Хастиндже?

– Я ни о чем не думаю, – ответил Дени, – я лишь хочу быть свободным. Полагаю, что я далеко не однажды доказал свою преданность, не испрашивая никакой награды. Я прошел вместе с вами долгий путь, но дальше идти не могу.

Ричард проследовал мимо него. Взявшись одной рукой за полог палатки, он повернулся и сказал:

– Ты оскорбил меня, Дени. Что ж, будь свободен, если таково твое желание. И мы квиты. Не попадайся мне вновь на глаза.

Он ушел. Дени слышал, как он рычал на своих рыцарей и выкрикивал приказы, перекрывая шум лагеря.

– Это прощание – как похоже на него, – улыбаясь, прошептал Дени. – Полагаю, он испытал облегчение, что не придется ничего платить, дабы избавиться от меня.

Он окинул взглядом палатку. В углу, в куче небрежно брошенной на пол одежды лежал кинжал с рукоятью из слоновой кости в красных кожаных ножнах. Он поднял его и заткнул себе за пояс.

– Думаю, я имею право что-нибудь взять на память, – криво усмехнулся он. – Он ухитрился все представить так, словно виноват я один.

«Хочешь, научу тебя, как правильно метать кинжал?» – «Да, пожалуйста». «Я дам тебе на время мой кинжал с серебряной рукояткой».

Он рассмеялся и отправился разыскивать своих друзей.

Из оливковой рощи на вершине холма перед Дени, Лейлой и Гираутом открывался превосходный вид на поле битвы. Укрывшись под раскидистыми деревьями вместе с половиной населения Яффы, они видели, как сарацинская конница, растянувшись длинными неровными рядами, пересекала равнину. То, как Ричард построил свою маленькую армию, наилучшим образом разместив небольшие силы, вновь показало его талант полководца. Его пехота – не превышавшая нескольких сотен солдат – вытянулась в одну линию, став на одно колено, уперев в землю древки копий и выставив острия вперед, так что сомкнутые щиты ощетинились лесом острых наконечников. За пехотинцами стояла половина отряда генуэзских стрелков, уже зарядивших арбалеты, а позади каждого их них находился второй арбалетчик со вскинутым на изготовку оружием. У Ричарда было только десять рыцарей, некоторые из них верхом на тощих клячах, бледном подобии боевых коней. Свою жалкую кавалерию Ричард поместил слева, тогда как на правом фланге, защищенном крутым склоном горы, у подножия которой начиналась роща, сосредоточились стрелки и копьеносцы. Старшие и более искушенные в военном деле жители Яффы указывали на все эти подробности своим несведущим соседям, а тем временем под ногами с визгом шныряли дети. Многие зрители доставали свои завтраки и принимались за еду.

Когда сарацины приблизились, можно было видеть, как маленькие фигурки арбалетчиков подняли свои самострелы – и множество болтов взмыли по дуге вверх, ливнем обрушившись на всадников. Теперь стало понятно, зачем арбалетчики были построены в две линии: едва воины из первого ряда успевали выстрелить, как в тот же миг сзади им передавали заряженные арбалеты, и пока первые делали новый выстрел, задние снова натягивали тетиву лука и наставляли болты. Таким образом, арбалетные стрелы, со свистом рассекая воздух, летели через равнину сплошным роем мстительных шершней.

Маленькие кони вдали падали, сраженные, а крохотные солдатики кубарем катились под копыта. Сопливый мальчишка ухватил Дени за ногу, вопя от возбуждения, но не потому, что картина боя потрясла его, а потому, что за ним гнался другой малыш, пытаясь поймать. Человек в изодранном балахоне и грязном тюрбане, обмотанном вокруг скуфейки, однообразным движением бросал в рот финики, жевал их и смачно сплевывал косточки, тогда как его приятель в непрерывном потоке речи изливал свой восторг: «Смотри, вон скачет еще один со знаменем, вот он упал, ой, смотри, кто-то другой подбирает стяг, а другие дерутся с рыцарями…»

Дени ладонью заслонил глаза от солнца: крошечные человечки носились туда и сюда, крошечные стрелы вычерчивали дуги на фоне облаков пыли. То тут то там – где воины сходились в рукопашной, несмотря на град стрел, – возникали клубки из тел, катавшихся по земле.

– Я не вижу его, – пробормотал Дени.

– Там – у левого края, – сказал Гираут, показывая направление. – Он намного выше всех остальных.

– Нет, не король, – пояснил Дени. – Короля я вижу. Я ищу ал-Амина.

Лейла взяла его за руку и стиснула ее в своей, тесно прижавшись к нему плечом. Она не произнесла ни слова.

Время шло. Некоторые из горожан заключали пари на то, какая сторона победит. Сарацины отступили, снова атаковали, опять отошли, оставив за собой еще больше шевелившихся или неподвижных тел в белых бурнусах[196], похожих на бесформенные груды тряпья, разбросанные по равнине. Шум битвы превратился в равномерный гул, то усиливающийся, то немного затихавший, подобно рокоту моря. Порой доносился грохот и лязг мечей, ударявших в щиты, и воины сходились и расходились.

Внезапно Дени воскликнул:

– Они отступают. Видите? Они отходят.

Сарацины, развернувшись полукругом и низко пригнувшись к шеям коней, мчались прочь с места битвы. За ними поднимались клубы пыли.

– Они действительно отступают или это только военная хитрость? – спросил человек в грязном тюрбане, который доел финики и с наслаждением принялся за большой ломоть хлеба с маслом.

– Нет, правда, они бегут. Они разбиты, – сказал его приятель. – Вон их знамена. Смотри – видишь короля? За ним его знаменосец. Гляди, он машет рыцарям. Теперь они выезжают на поле. Ты только посмотри – он только что срубил турка. А вон, вон он опять впереди.

Одним из этих крохотных воинов внизу был ал-Амин, лежавший на поле мертвый или раненый или мчавшийся прочь по направлению к холмам. Дени вздохнул и медленно осел на траву. Только теперь начинали сказываться долгая скачка, бессонная ночь и напряжение; до этого часа он даже не думал об усталости. Лейла опустилась на землю рядом с ним. У нее под глазами видны были темные круги, лицо осунулось и посерело. Она едва не падала от усталости. Гираут тоже казался бледным и изможденным, однако его тощее тело, закаленное многочисленными побоями, могло выдержать и большее.

– Все кончено? – прошептала Лейла.

– Кончено. Когда люди уйдут отсюда, мы найдем безопасное, тихое местечко и поспим. Я способен проспать целую неделю. А ты, дорогая, должно быть, совсем без сил.

– Я чувствую себя неплохо.

– Еще одна победа Ричарда. И что теперь? – сказал Гираут.

– Он пойдет дальше, – промолвил Дени. – В, конечном счете он заключит мир с султаном, я в этом уверен. Так или иначе он обратит любое поражение в победу, даже свою собственную смерть. Однажды он признался мне, что его будут помнить спустя тысячу лет. Ну как тут можно не восхищаться им и не бояться его? Он не столько человек, сколько буйная сила, подобная урагану или грозе.

– Он освободил вас от вашей клятвы?

– Да.

– Что мы будем делать дальше? – спросил Гираут, протирая свои воспаленные глаза. – Как мы будем жить?

Дени сидел с опущенной головой, согнув ноги в коленях и обняв их руками.

Часть горожан спутилась в долину – прибрать к рукам все, что было возможно украсть у арбалетчиков и копьеносцев Ричарда. Остальные возвращались в город: они хватали за шиворот своих детей, кричали на них, смеялись, взявшись за руки, обсуждали сражение, платили по проигранным пари и заключали новые.

196

Бурнус – плащ с капюшоном из белой шерстяной ткани у арабов.