Брат мой, враг мой

Когда Дэви вернулся домой, Кен в своем новом костюме сидел за столом в кухне, положив перед собой крепко сцепленные руки. Увидев брата, он даже не шелохнулся. Потом вместо того, чтобы спросить о Вики, он сказал:

– Кажется, мы расстанемся с Броком.

– Почему?

– Он хочет, чтоб мы реорганизовали дело: построили его, как он говорит, на деловой основе. – Кен встал и зашагал по кухне. – Это значит – мы с тобой уже не будем работать на пару, как изобретатели, а должны создать промышленное предприятие. Чем больше народу будет работать, тем скорее мы добьемся осязаемых результатов – так он считает. Говорит, будто средства он доставал именно на таких условиях.

Дэви подавил готовый вырваться протест и спросил только:

– А ты что сказал?

– Что думаю, то и сказал. Пока мы не будем точно знать, в каком направлении продолжать поиски, мы не можем сказать, какие помощники нам понадобятся. До какого-то момента он меня охотно выслушивал, но я тебя уверяю, Дэви, рано или поздно мы с ним расстанемся. Я его побаиваюсь. Ему наплевать на то, чего мы хотим. Он сидит себе и улыбается. Это, знаешь ли, не человек, а самая холодная рыба на свете. Ты бы посмотрел на него в этом Загородном клубе! Я знаю, как люди пьют. Но такой пьянки, как там, я в жизни не видел. А Брок держался так, будто ровно ничего не происходит. Кончил допрашивать меня, тут же встал и вышел, буквально шагая через валяющиеся тела. – Кен сжал губы. – Волрат тоже появился там ненадолго. Угадай, с кем.

– С Марго?

– Да, с Марго, – сказал Кен. И по его тону Дэви понял, что это занимает его куда больше, чем всё сказанное Броком. – Она ведь ни разу не обмолвилась, что бывает там. Но ты бы на неё посмотрел! Можно подумать, что она в этом клубе – свой человек и привыкла ходить туда каждый день. Они изволили помахать мне, по крайней мере она. А я просто кивнул. Как Брок. Вот так – чуть-чуть. – Кен снова уставился на свои руки. – Нет, ты бы на неё посмотрел, Дэви, – повторил он уже гораздо мягче. – Она была там красивее всех.

– Серьезно?.. Вики уезжает отсюда, Кен. Говорит, что едет в Кливленд навсегда.

Кен поднял голову и тупо поглядел на Дэви, как бы недоумевая, почему тот так круто переменил разговор.

– Что это ей вздумалось? – спросил он.

– Ты не знаешь?

– Нет. Ох, ради бога, Дэви, я скажу, чтоб она не уезжала, и она останется.

– Что ж, попробуй. Только я ручаюсь тебе, что она всё равно уедет.

Кен оглянулся по сторонам с беспомощно раздраженным видом, словно человек, к которому лезут с пустяками, в то время как у него есть тысяча более важных забот.

– Не завтра же она хочет ехать, – сказал он наконец. – Я выберу время и поговорю с ней. А пока вот что: Брок взял с меня слово. Скажи, можем мы приготовить характеристику электронно-лучевой трубки ко Дню труда?[8]

– Если будем день и ночь ломать над этим голову.

– Ну, такова уж наша доля.

В первых числах сентября ни с того ни с сего вдруг нагрянули холода. Моросил серенький дождик, небо выглядело по-зимнему, но братьям в мастерской было жарко от лихорадочного возбуждения. В день решающего испытания прибора Дэви взялся за работу в половине восьмого утра. С весны было сконструировано шесть различных трубок, и все они никуда не годились; но с каждой неудачей уменьшалось количество остающихся возможностей. Теперь перед братьями стояла последняя дилемма – либо теперешняя конструкция правильна, либо не верен самый принцип электронного разложения изображения. К концу нынешнего дня этот вопрос решится, и они будут знать, окажется ли трубка, лежащая на столе, последней, или же это только начало – и за нею потянется вереница других трубок.

Кен надел свой обычный рабочий комбинезон, но был безукоризненно выбрит и причесан, словно готовился к какой-то важной для себя встрече. Для Дэви же этот день ничем не отличался от прочих, потому что все последние дни представлялись ему длительной и напряженной осадой. Без всяких приготовлений он приступил к испытанию фотоэлемента. Он подключил напряжение к диску сетки и к находящемуся перед ней полому кольцевому коллектору. Остальная часть трубки не охватывалась электрической цепью.

Поворачивать выключатели – это вовсе не механический акт. Дэви как бы приподымал веки внутренних глаз, позволявших ему ясно видеть, что делается на маленьком безвоздушном островке внутри лампы.

Он видел гладкий пологий холм, образуемый электрическим напряжением; холм начинался у сетки и спускался вниз сотнями вольт к плоскости кольца. Этот скат только для заряженных частиц был твердым, как глетчер; для всего, что не было заряжено электричеством, он казался прозрачным, как небо.

Дэви нажал кнопку, включавшую питание вольтовой дуги. В окошко трубки хлынул поток золотистого света, и сетка превратилась в сияющий жёлтый диск.

Свет заставил электроны стремительно выскочить из их атомных орбит внутри тончайших волосков сетки; электроны, не успевая вернуться к сетке, сразу же попадали на склон электрического холма и скатывались к кольцевому коллектору каскадом падающих звезд.

Глядя на бумагу сквозь витую струйку дыма от сигареты, Дэви составлял подробное описание этого катаклизма, превратившего мир света в мир электричества. Все извержения, взрывы, слепящие буйные вспышки уложились в прозаическую запись, состоявшую из двух чисел – цифры, обозначавшей силу света, и цифры на шкале микроамперметра.

Дэви постепенно ослаблял силу светового потока. Стрелка амперметра, улавливая каждое изменение, отклонялась от нуля и, трепеща, останавливалась у какой-нибудь цифры. График показаний сравнивался с результатами предыдущих измерений.

– Пока что неплохо, – сказал Дэви Кену.

– Тогда давай попробуем бегающий луч.

– Ладно.

– Ты волнуешься?

– Нет, просто у меня всё внутри застыло.

Всё же, каким бы спокойным ни считал себя Дэви, каждый раз, когда пальцы его нажимали на кнопку, включавшую электронный прожектор в узкой шейке трубки, его охватывала трепетная робость перед тем, что он пытался вызвать к жизни. Уже шесть раз они с Кеном терпели неудачи, но каждый раз новая надежда вызывала зуд в его руках.

Он видел перед собой не сложную электронную лампу, а небольшой островок, голую пустынную равнину. С поворотом выключателей одна сторона равнины вздымалась кверху, превращаясь в конусообразный вулкан, на вершине которого, в кратере, находилось озерцо электронов. И почти сразу же на одном из склонов горы возникала узкая расселина, и электроны, переплескивающиеся через край кратера, могли стекать вниз по этому строго определенному пути.

Поворот выключателей вызывал также смятение на гладком скате острова, обращенном к фотоэлементу, – вся масса вздымалась, образуя гору с плоской вершиной. Позади этой горы немедленно возникала вторая, точно такая же, но уже с более крутой вершиной, снижающаяся с тыльной стороны. Русло потока, бегущего вниз от верхушки дальней горы с кратером, спускалось на равнину, превращаясь в канал, который упирался в подножие горы с плоской вершиной.

Дэви с каменным лицом следил за измерительными приборами и читал показания тоненьких стрелок. Непригодность шести предыдущих трубок выяснилась именно на этом этапе. Дэви ещё раз повернул выключатель и изменил очертания острова: теперь поток, текущий в канале, стал плавно разливаться по склону горы. Но приборы упорно показывали, что электронный поток ещё не достиг её вершины.

– Понизь немного напряжение на сетке, – сказал Дэви.

Когда устремившийся вверх каскад наконец коснулся электрической вершины, Дэви предостерегающе поднял руку. Электроны теперь достигали сетки. Сейчас нужно было сделать очень точное движение, чтобы установить равновесие, которое покажет, можно ли вообще считать эту схему приемлемой. Каждую частицу струящегося в канале потока, достигшую острого, как лезвие, гребня горы, нужно заставить застыть намертво, а потом либо рухнуть вперёд, на равнину перед фотоэлементом, либо соскользнуть назад, к заднему коллектору. Приборы, присоединенные к каждому коллектору, должны были дать одинаковые показания.

8

День труда – первый понедельник сентября, официальный праздник в США