Паразиты сознания

Вспоминая сейчас ту ночь на четырнадцатое октября, когда неожиданно грянула катастрофа, я не могу с уверенностью сказать, кто конкретно был виновен в том, что паразиты получили сигнал предупреждения. Мне кажется, что это был Жорж Рибо, — странноватый, маленького роста человек, попавший в наш круг через поручительство Джоберти. Рибо был автором ряда книг о телепатии, магии, спиритизме и пр, с названиями вроде «Затерянный чертог», «От Атлантиды к Хиросиме». Он же был создателем журнала «Les Horizons de L'Avenir» «"Горизонты будущего" (фр.)·. Наверное, несправедливо будет утверждать, что Джоберти выказал непроницательность, остановив выбор на этом человеке. Рибо был личностью с развитым интеллектом, хорошим математиком. Его книги свидетельствовали о том, что он очень близко подошел к догадке о существовании паразитов разума, но нельзя не отметить и того, что они были излишне спекулятивны и порой не всегда научны. Говоря об Атлантиде, он вдруг перескакивал на ядерную физику, с обрядов первобытных племен на кибернетику. Веский аргумент насчет эволюции он смазывал на нет совершенно огульным „фактом“ из спиритической литературы, в одной и той же сноске приладил слова и ученых и душевнобольных. В Диярбакыр Рибо приехал специально, чтобы встретиться со мной — маленький человечек с тонким нервическим лицом и пронзительно-черными глазами. Мне сразу показалось, что из всех, кого мне уже довелось встречать, этот, при всем его уме и знании, наименее надежен. Его суетливые, никчемно поспешные манеры внушали чувство, что по сравнению с остальными этот человек как-то менее устойчив, нестабилен. Вслух эту мою мысль высказал Райх, заметив: „Ему не хватает индифферентности“.

В тот вечер, часов в десять, я работал у себя в комнате за письменным столом. Совершенно неожиданно я вдруг почувствовал то самое « знобящее» ощущение, что возникает при появлении паразитов. Ощущение было точно таким же, как тогда, в квартире на Перси-стрит. Успев сообразить, что это, вероятно, какая-то очередная «профилактическая» с их стороны проверка, я поспешно упрятал свою теперешнюю сущность в прежнюю оболочку и переключился на решение шахматного этюда. Мыслил я нарочито медленно, на каждый ход затрачивая не меньше минуты, хотя на деле мог перескочить к итоговому решению мгновенно. Остановившись где-то на середине, я дал своим мыслям отвлечься и поднялся принести себе фруктового сока (алкоголь я уже не употреблял, соответствующее возбуждение мог запросто вызывать теперь мгновенным умственным сосредоточением). Затем я сделал вид, что утерял нить рассуждения, и с терпеливым усердием начал обдумывать все ходы заново. Примерно через полчаса я зевнул и допустил, чтобы ум у меня утомился. Все это время я чувствовал на себе их пристальное наблюдение причем из более глубокого слоя сознания, чем тогда на Перси-стрит. Год назад при аналогичных обстоятельствах я бы даже не испытал перемены в самочувствии — настолько скрытным было это наблюдение, исходящее вовсе откуда-то из-за порога сознательного или подсознательного восприятия.

Уже минут через десять после того как улегся в постель, я наконец почувствовал, что они меня оставили, и тогда подумал, что бы они могли мне сделать, если б решились «атаковать». Ответить на это было затруднительно, но силу я в себе ощущал достаточную для того, чтобы отразить исключительно мощный натиск.

В полночь раздался звонок телекрана. Звонил Райх; он был явно чем-то встревожен.

— Они к тебе не наведывались?

— Наведывались. Оставили с час назад.

— А меня вот только что, — сказал Райх. — Это у меня был первый случай, когда я ощутил их присутствие по-настоящему. Ощущение мне не понравилось. Они сильнее, чем мы предполагали.

— Не берусь о том судить. Наверно, это было что-то вроде очередной проверки. Ты успел от них оградиться?

— О да. Я, к счастью, сидел над теми надписями к «Абхоту», так что мне оставалось лишь поусерднее на них сосредоточиться и соображать вполсилы.

— Позвони, если нужна будет помощь, — сказал я. — Мне вот думается, может, мы как-нибудь состроим умы в параллель, как братья Грау? Что-нибудь, глядишь, и получится.

Я снова лег и даже принял меры предосторожности: вместо того чтобы выключить сознание разом, как лампу, стал наливаться сном постепенно, как в прежние времена.

Из сна я выдрался в состоянии подавленном, чем-то напоминающем похмелье или симптом нарождающейся болезни. Голова разбухала от свинцовой, ломовой тяжести, словно ночь я провел где-нибудь в сыром и холодном подвале. И тут до меня дошло: игра в прятки закончена. Пока я спал, они скрытно вползли и овладели мной. Я походил на узника, накрепко связанного по рукам и ногам.

Итак, свершилось. Хотя это было не так уж и страшно, как мне думалось; я готовил себя к худшему. Фактически ощущать в себе их присутствие всегда представлялось мне чем-то невыразимо мерзостным; на самом деле это было не так. Просто я чувствовал в себе наличие чего-то чужого — нечто такое, что почему-то хотелось назвать «металлическим». У меня не было мысли оказывать сопротивление. Какую-то секунду я походил на задержанного, который сознает, что единственный шанс выпутаться — это всем своим видом убедить блюстителей порядка, что его арестовывают по ошибке. Поэтому я повел себя так, как повел бы год назад: недоуменно, в тревожном замешательстве насторожился, однако все это без особого страха, в твердой уверенности, что сейчас приму аспирин и недомогание тотчас пройдет. В уме я стал якобы вышаривать ответ, что именно могло послужить причиной моего сегодняшнего дурного самочувствия.

Примерно с полчаса никаких ощутимых изменений не наблюдалось. Я пассивно лежал, полностью расслабясь, и без особого беспокойства потихоньку гадал, когда они меня оставят. Втайне я сознавал, что при необходимости смогу прибегнуть к силе и сбросить паразитов с себя.

Затем постепенно до меня стало доходить, что ждать бесполезно. Они знали то, что знал я: знали, что я притворяюсь. И вот, словно почувствовав, что я об этом догадался, паразиты взялись за дело уже по-иному. Они постепенно, не торопясь, начали нагнетать на мой мозг давление такой силы, от какой прежде я бы мгновенно сошел с ума. Подобно тому как тошнота ощущается физически, мой ум сейчас ощущал все растущий вес этого гнетущего бремени, по своей тошнотворности схожего с приступом морской болезни.

Мне, очевидно, следовало дать им отпор, но я медлил, решив до поры не изъявлять своей силы наружу. Я сопротивлялся пассивно, словно бы не сознавая, откуда исходит давление. У них, вероятно, складывалось опущение, будто перед ними громоздится гигантская тысячетонная глыба, и вот они теперь всем скопом силились ее своротить. Давление нарастало, но я чувствовал в себе незыблемый покой и уверенность. Я знал, что сил у меня вполне хватит и на вес в полсотни раз больший.

Однако уже через полчаса стало ясно, что на мозг мне давит бремя весом едва не с Эверест. Резервный запас прочности был по-прежнему огромен, но если так будет длиться дальше, то я рисковал постепенно ее израсходовать. Не оставалось ничего иного, как применить силу. И вот, рванувшись с краткой мгновенной мощью, я подобно разрывающему путы узнику сбросил с себя их гнет. Луч внимания сфокусировал до интенсивности примерно оргазма, его острием я стеганул эту нечисть. Мощность луча можно было при желании увеличить в десяток раз, но мне все так же не хотелось, чтобы они проведали, какой конкретно силой я обладаю. Как и прежде, я был спокоен и уравновешен. В некотором смысле это единоборство мне даже нравилось. Если я выйду из него победителем, мне не придется более осторожничать, пытаясь скрыть свою силу — она и без того станет им понятна.

Результат пробного удара был разочаровывающим. Гнет за секунду пропал, сами паразиты рассеялись; создавалось впечатление, что я никого из них не задел. Это напоминало бой с тенью. А мне бы так хотелось почувствовать, что я «съездил» по ним как боксер, проводящий нокаут! Но ничего подобного не произошло — совершенно однозначно.