Крепость

После этого служанки, чуть не силой усадив Найла на ступени, стали лить ему на голову воду из кувшинов. Видя перед собой нагие девичьи тела, Найл невольно отворачивался и закрывал глаза. Смекнув, в чем дело, девушки нарочно начали его дразнить, вынуждая смотреть на их прелести, когда мылили ему голову. Через пару минут и Найл расхохотался, поняв, как нелепо себя ведет.

Велев парню встать, девушки обтерли его огромным полотенцем, а волосы терли с таким усердием, что из его глаз засочились слезы.

Затем Найла подвели к специальному лежаку. Тело натерли маслом, подстригли ногти, а волосы расчесали, взбили, затем уложили, обвязав лоб широкой матерчатой лентой.

Одна из служанок, накинув платье, ушла, а вскоре вернулась с темно-синим одеянием и сандалиями из желтой кожи.

Когда юноша был полностью одет, вторая служанка вытерла пар с большого, в человеческий рост, зеркала, и Найл увидел свое отражение: чистенький, розовощекий – он впервые видел себя таким. В его облике не осталось ничего «дикарского», он теперь не отличался от тех молодых людей, что встречали их тогда на подступах к Дире.

Дверь отворилась, заглянула Мерлью:

– Он готов? Вот это да, какая прелесть!

Найл вспыхнул, но отражение подсказало ему, что он и правда хорош собой.

– Синее тебе к лицу. Эту вещь раньше носил Корвиг.

– А где он сейчас?

– Работает. Разводит кроликов. Отцу не позволили оставить его у себя.

– Мерлью кивнула служанкам: – Теперь можете идти.

Едва за ними закрылась дверь, она обняла Найла за шею и припала губами к его рту. Затем, протяжно и сладостно вздохнув, неохотно отстранилась:

– Задерживаться больше нельзя, управитель ждет. Когда войдешь, прошу тебя, сделай вот так. – Она грациозно опустилась на одно колено и склонила голову. – Попробуй сам.

Найл послушно повторил движение, но чувствовал себя как-то неловко.

– А надо? Мне еще никогда так не приходилось.

Мерлью коснулась пальцем его губ:

– Сделай это ради меня. Так хочется, чтобы ты произвел на отца впечатление! – Она легонько коснулась Найла губами. – Хочу, чтобы ты ему приглянулся.

– Ладно.

Скажи она сейчас броситься в ванну, не раздеваясь, кинулся бы, не раздумывая.

Взяв юношу за руку, Мерлью вывела его из ванной. Воздух обдавал юношу прохладой, и ему казалось, что он ступает по подушке из податливой пены.

Управитель сидел, томно развалясь на груде подушек, в окружении служанок, будто с самого утра с места не двигался.

– О-о, мальчик, дорогой мой! Входи же, входи. – Лицо Каззака осветилось довольной улыбкой, когда юноша припал на одно колено. – Ну прямо как придворный, великолепно! – Он поднялся (служанки обходительно поддержали, под локти) и шагнул навстречу. – Проходи, садись. Наверное, изнываешь от голода.

Он положил руку Найлу на плечо.

Звонко щелкнул замок в двери: Мерлью оставила их.

Едва Найл сел, как одна из служанок подала ему металлический кубок, другая, подойдя, наполнила его из кувшина с узким продолговатым горлышком. Это была та самая золотистая жидкость, которую они с Одиной пробовали на ладье. Каззак одобрительно посматривал, как Найл осушает кубок. Напиток был невыразимо приятным на вкус, он освежал и слегка пьянил.

Служанки поставили перед ним резные деревянные чащи с едой: фруктами, орехами, мягким белым хлебом, – и тарелку с небольшими птичками, только что из печи. В ответ на вопросительный взгляд юноши Каззак сказал:

– Это все тебе. Я уже ел. – Он поманил рукой одну из служанок: – Юриста, сыграй что-нибудь нашему гостю, чтобы кушалось слаще.

Девушка взяла струнный инструмент и, сев перед юношей на пол, запела чистым, светлым голосом.

Каззак откинулся на подушках и с умиротворенным видом прикрыл глаза. Найлу так хотелось есть, что в музыку он толком и не вслушивался.

Вместе с тем несмотря на голод он не торопился набивать желудок. От чересчур обильной еды клонит в сон, а внутренний голос подсказывал, что расслабляться нельзя. По этой же причине он воздержался и от соблазна осушить еще один кубок золотистого медвяного напитка – лишь прихлебывал его понемногу.

Когда закончили есть, одна из служанок поднесла влажную, напитанную ароматом тряпицу и вытерла Найлу руки и рот. Следом подошла другая – эта досуха обтерла ему губы мягким полотенцем.

Музыка смолкла. Каззак будто проснулся. Он посмотрел на Найла с улыбкой благодетеля:

– Ну, что, голод утолил?

– Да, благодарю.

– Хорошо. Значит, можно побеседовать. Повернувшись к служанкам, он хлопнул в ладоши. Те собрали чаши и удалились.

Каззак вместе с подушками передвинулся ближе к Найлу и сел на них, скрестив ноги.

– Ну что ж, юноша, – начал он задумчиво. – Похоже, ты доставишь нам уйму хлопот. У Найла запылали уши.

– Очень сожалею. Но что-то не могу взять в толк, каким образом.

– Ой ли? – Каззак заглянул Найлу прямо в глаза, а потом посмотрел на свои ступни и долго разглядывал их, сосредоточенно хмурясь, отчего складка под двойным подбородком обозначилась еще четче. – Ты убил смертоносца, – произнес он в конце концов.

– Да, – подтвердил Найл, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Как? – односложно осведомился Каззак, цепко взглянув на юношу.

– Вроде как копьем…

– Этим? – Каззак извлек из-под подушки металлическую трубку.

– Ага.

Управитель протянул трубку юноше:

– Покажи, как действует.

Найл взял трубку, отыскал нужный кружок и нажал – она раздвинулась. Каззак внимательно наблюдал за ним.

Найл нажал снова – трубка сократилась до прежних размеров. Управитель протянул руку, и парень передал ему трубку.

Отыскав кружок, Каззак надавил на него большим пальцем – ничего не произошло. Надавил еще и еще раз. В конце концов, ничего не добившись, вернул трубку юноше:

– Здесь какая-то хитрость?

– Не думаю.

Найл нажал – трубка раздвинулась. Каззак, проворно перехватив ее, надавил – опять ничего. Повозившись с минуту, управитель бросил непослушную вещицу на пол:

– Почему, интересно, у тебя получается, а у меня нет?

– Понятия не имею.

Юношу самого изумило, что трубка у одного срабатывает, а у другого нет.