Дельта

Вместе с тем, несмотря на гнев и беспомощность, часть сущности Найла сохраняла спокойствие – урок, усвоенный за минувшие недели. Глядя на тенета, он вообразил, что медальон по-прежнему висит на шее; мысленно представил, как тянется сейчас под рубаху и поворачивает его. Гнев яростным толчком разбудил волю; Найл снова ощутил в себе сосредоточенность и силу. Чувство беспомощной жалости исчезло, сменившись неистовой решимостью. Все это напоминало пробуждение от глубокого сна. Найл потрясен-но осознал, насколько близок был к тому, чтобы восстать окончательно (вот уж поистине верх глупости!) Воля в нем – это единственное, чего нельзя ни сломить, ни взять силой. Тело Найла оставалось во власти Смертоносца-Повелителя; глаза цепко вглядывались мимо лица матери в густоту тенет. Чувствовалось, что Смертоносец-Повелитель наслаждается этими мгновениями, упиваясь ощущением неограниченной власти. Что давало Найлу возможность оглядеться. Повелитель думает вынудить его произнести смертный приговор своей семье – может, даже и казнить ее. Он намеревается таким образом сокрушить волю Найла и уничтожить последний остаток его свободы.

Следовательно, наиважнейшее сейчас – не допустить этого. Единственный способ противостоять – показать, что воля не сломлена. Такая мысль доставила некое угрюмое удовольствие.

Именно сейчас ему стал понятен смысл последнего послания растения-властителя. Он спросил тогда: мол, неужели ты ничем не можешь помочь? Ответом было откровение силы. Растение как бы сказало: тебе не нужна моя помощь, ты можешь справиться сам.

Ответ крылся в отказе Найла сдаваться. Пока упорствует воля, завладеть разумом невозможно. Надежда таилась в этом непостижимом влиянии ума на здешний мир; сила, которую сам ум никак не в силах постичь.

Вместе с тем, чем может эта сила сгодиться при данных обстоятельствах? Вперившись в темноту, Найл вызвал второе зрение и попытался преодолеть густую тень, скрывающую Смертоносца-Повелителя. Бесполезно: некая сила размежевывала их сущности, словно занавес.

– Говори со своей семьей, – велел Смертоносец-Повелитель.

Найл повернулся лицом к Вашу… оказалось, там никого нет. Семья исчезла. Место, где узники топтались секунду назад, пустовало. Оковы враждебной воли не дали разволноваться: Смертоносец-Повелитель контролировал даже биение его сердца. И тут Найл понял, что произошло. Он продолжал смотреть вторым зрением, и оно явило ему, что семья его – пустые тени; призраки, сотканные Смертоносцем-Повелителем. Стоило ослабить второе зрение, как семья возникла вновь. Родные стояли к нему лицом, глаза посматривали через прорези в капюшонах. Найл подивился четкости видения. Мать была одета в ту же поношенную шкуру, что при последней их встрече; малышки носили свою синюю детскую одежку, теперь измятую и грязную. Смертоносец-Повелитель проникал Найлу в мозг и заставлял грезить наяву.

Найл услышал свой голос:

– Мне велено сказать, что вы приговорены к смерти, дабы искупить мое преступление против хозяев этого города. Вы все должны принять смерть, немедленно. Кто желает быть первым?

Мара рванулась к братцу, но запнулась и упала: запас веревки был ограничен. Найл невольно дернулся подхватить ребенка, но не мог двинуться с места. При падении девочки Сайрис чуть качнулась, а затем повернулась вполоборота и наклонилась, пытаясь помочь Маре связанными руками. Теперь Найл понимал, почему на них меховые капюшоны. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: это не живые люди, а призраки. Смертоносцу-Повелителю не хватало тонкости, чтобы воссоздать на человеческом лице еще и человеческую душу. Потому он и лица позакрывал, и рты позатыкал, чтобы не издавали звуков. Теперь, понимая, что перед ним наваждение, Найл видел, что эта сторона продумана недостаточно. Человек даже с кляпом во рту способен издавать какие-то звуки, призраки же были абсолютно безмолвны.

Смертоносец-Повелитель:

– Поскольку желающих нет, тебе придется сделать выбор самому. Кто из них умрет первым?

Найл почувствовал, как рука поднимается и указывает на Вайга.

– Очень хорошо, – произнес Смертоносец-Повелитель. – Выбрал так выбрал.

От удара Вайга качнуло вперед, он чуть не упал на колени. Затем тело его поднялось и оторвалось от пола. Конечности судорожно зашевелились в агонии одновременно с тем, как невидимый железный кулак сдавил грудь. Сухо хрустнули кости. Секунду спустя ребра вдавились внутрь, и очертания тела начали искажаться. Приглушенные вопли оборвались. С изломленных рук и ног начала капать кровь – словно выжатая до отказа губка, из которой перестает уже течь. Кровь лужей скопилась на полу. Тут опущенное тело, глухо стукнувшись, недвижно распласталось на полу. Ни дать ни взять тряпичная кукла; голова на сломанной шее откинута под неестественным углом. Еще не утратившие блеска глаза отрешенно смотрят из прорези на маске.

Голос Смертоносца-Повелителя насмешливо спросил:

– Ну что, кто будет следующим?

Найла обуяли ужас и гнев: даром что обман, сцена все равно потрясла своей жестокостью. Сейчас бы силы – изничтожил, испепелил бы всю восьмилапую нечисть в городе! Нет худа без добра: гнев подкрепил решимость, что волю Найл не даст сломить ни за что. Беспомощность тела – это наносное; пока не сломлена воля, он несокрушим, пускай Смертоносец-Повелитель бьется хоть столетие. Жизненные силы сплотились внутри, словно кулак, произведя доподлинный взрыв гнева и презрения.

Неуловимый миг, и внутренняя сущность Найла сжалась словно бы до точки. Ярость высвободила нервную систему из железных пут Смертоносца-Повелителя, и сердце уподобилось мощной динамо-машине, прогоняющей кровь по жилам. Дальше было то, что уже случалось раз или два. Вспышка восприимчивости, осознания свободы – того, что он свободен здесь, сию минуту, за чем последовал порыв необузданного восторга. Затем в очередной раз иная сила, похоже, поднялась из сокровенной глубины, размывая привычные границы сущности и вновь привнося абсурдную мысль, что Найл – это не Найл. Сила эта рассосала паралич в конечностях, так что юноша снова обрел способность двигаться. Он почувствовал, как воля Смертоносца-Повелителя опасливо подается назад, словно пытаясь уклониться от удара. Губы у Найла были плотно сжаты, вместе с тем вся его сущность словно исходила криком триумфа, отчего помещение наливалось светом. И тут его взгляд впервые проник через завесу тенет.

От увиденного он невольно перестал дышать, не веря глазам. Взгляд упал не на грозный силуэт Смертоносца-Повелителя, опоясанного сотней глаз, а на стайку сравнительно мелких пауков, утонувших черными брюшками в тенета, словно запутавшиеся мухи. Некоторые из них уже судорожно смещались поближе к углам, отчего паутина сотрясалась и дрожала. Найл на секунду заподозрил, что это какое-нибудь очередное наваждение Смертоносца-Повелителя. Между тем, пока он не веря глазам всматривался, свет становился все ярче, было уже возможно разглядеть самые глухие дебри паутины. Тогда пауки, словно сознавая, что игра в прятки бессмысленна, замерли и уставились на него черными глазами-бусинами. Почувствовав страх и смятение насекомых, Найл уже не мог усомниться в достоверности происходящего.

Он сделал шаг в сторону паутины, и начальник стражи настороженно шевельнулся. Но когда Найл с грозным видом обернулся, тот трусливо попятился. Юноша словно был освещен голубоватым светом, отчего волоски на теле казались присыпанными мучнистой пылью. Найл сделал еще шага два, пока не оказался на месте, где несколько секунд назад лежало тело брата. Отсюда паутина просматривалась насквозь, переплетенные волокна как бы обрели прозрачность. В центре тенет, передом к Найлу, сидел совсем небольшой квелый на вид паук, сморщенное туловище которого было серым от возраста – к тому же, судя по размерам, самка. В отличие от прочих, она упорствовала, глядя на двуногого с эдакой нервозной запальчивостью. Возрастом она несомненно превосходила всех остальных, что сидели в тенетах (кстати, присмотревшись поближе, Найл разглядел, что остальные тоже самки). Не веря своим глазам, Найл спросил: